Книга, в которой Ларри Вульф обращается к весьма отдаленной эпохе Просвещения с ее «философической географией», при ближайшем рассмотрении оказывается на редкость злободневной. Свое исследование, посвященное восприятию Восточной Европы в XVIII веке, автор открывает цитатой из фултонской речи Уинстона Черчилля в 1946 году, в которой впервые прозвучали знаменитые слова о «железном занавесе». К работе над монографией Вульф приступил в годы распада «советского блока», когда само понятие «Восточная Европа» обрело особую остроту: бывшие сателлиты СССР всеми силами стремились доказать, что они – «Центральная Европа», а не дикая «Восточная Европа», простирающаяся где-то за их границами. Пытаясь определить новое географическое положение своих государств, многие центральноевропейские интеллектуалы использовали Россию так же, как французские деятели эпохи Просвещения Восточную Европу, – в качестве «конституирующего иного» для создания «своей Европы». Вульф убедительно показывает, что в представлениях Запада Россия, Польша, Венгрия, Чехия принадлежали к одному «цивилизационному ареалу» Восточной Европы. Из книги явствует, что Сталин в Ялте вовсе не «крал» у Запада часть этого ареала, а Черчилль с Рузвельтом не предавали Центральную Европу уже потому, что в их представлениях ее просто не было. Автор доказывает, что та линия на карте Европы, по которой прошел «железный занавес», «чудесным» образом – а на самом деле вполне закономерно – совпала с глубоко укорененными на Западе уже без малого два столетия представлениями о границах континента.
В основе исследования Ларри Вульфа лежит методология, предложенная Эдвардом Саидом в его легендарной работе об «ориентализме». Вульф описывает создание образа Восточной Европы как проект «полуориентализации». Главной характеристикой обществ этой части континента становится некое переходное состояние между цивилизованным Западом и варварским Востоком, усвоение цивилизации оказывается поверхностным, а основа этих обществ остается варварской. Изобретение Восточной Европы, подчеркивает Вульф, неразрывно связано с (само)изобретением Запада. Подобно Востоку Саида Восточная Европа Вульфа выступает в качестве «конституирующего иного» в процессе формирования собственного образа цивилизованной Западной Европы. Сама оппозиция «цивилизация-варварство» формулируется в рамках этого противопоставления. Вульф утверждает, что именно в XVIII веке ось воображаемой географии Европы была переориентирована с оппозиции «Юг-Север», где роль отсталого и дикого была закреплена за «Севером», на оппозицию «Запад-Восток».
Если обратиться к последующему развитию концепции «Восточная Европа» в XIX и XX веках, нельзя не признать, что России была отведена в ней особая роль. В контексте геополитического соперничества мотив российской «восточноевропейскости», то есть недоцивилизованности, сочетался с мотивом угрозы, с образом варвара. Описания соперника как недоевропейца можно встретить в разные моменты истории и у французов в их отношении к англичанам, и у англичан в их отношении к немцам, но применительно к русским этот образ использовался на редкость настойчиво всеми их противниками. К нему часто добавлялся мотив «азиатскости» русских или других народов империи, что сближало образ России с образом другого «варвара на пороге» – Османской империи. Сегодня, пожалуй, особую актуальность для российского читателя имеет вывод Вульфа о том, что в контексте представлений эпохи Просвещения о Восточной Европе Россия не может лишь по собственной воле изменить свою роль и свой образ. Не Россия поместила себя вне Европы, и не только от России зависит изменение этого положения.
Открывая книгу Ларри Вульфа, следует отчетливо осознавать, что главным действующим лицом в ней является Европа не Восточная, а Западная. Это работа о том, как мыслители и путешественники XVIII века воображали и описывали Восточную Европу, и потому напрасно было бы упрекать Ларри Вульфа в том, что она в его книге лишена своего голоса и предстает пассивным объектом интеллектуальных манипуляций. Как пишет сам автор в заключении, история протеста восточноевропейских интеллектуалов против навязываемых им образов и формул, изобретенных в Западной Европе, могла бы стать предметом новой интересной книги.
Игорь Сидоров
