23.03.2010
Судьбы Советов и утраченные альтернативы: от сталинизма до новой холодной войны
Рецензии
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Томас Грэм

Заслуженный научный сотрудник Совета по международным отношениям (США).

Рецензия на книгу
Soviet Fates and Lost Alternatives: From Stalinism to the New Cold War. ISBN 978-0-231-14896-2 Pub. 2009 by Columbia University Press.

В бурной истории России последние 25 лет стали одним из самых богатых на события периодов. Реформирование и обновление страны, которое начал советский лидер Михаил Горбачёв, привело к распаду Советского Союза. Президент России Борис Ельцин принял эстафету реформ, но поставил перед собой более радикальные цели. Его деятельность привела к глубочайшему политическому и социально-экономическому кризису в истории страны, одержавшей победу в великой войне. Владимир Путин положил начало возрождению России, чему способствовали благоприятная ситуация на мировых товарных рынках и масштабное расширение ликвидности в мире. В результате Россия вернулась на международную арену в качестве крупной и значимой державы, имеющей, впрочем, уязвимые места, которые явственно продемонстрировал глобальный экономический кризис.

На протяжении четверти века великие ожидания в отношении российского партнерства с Западом миновали два цикла, за которыми каждый раз следовало глубокое разочарование. С приходом к власти администрации Барака Обамы Россия, возможно, вступит  в третий цикл таких ожиданий.

Исследователю трудно полностью понять всю сложность рассматриваемого периода, объяснить факторы, сковывавшие лидеров, пределы их возможностей. Нельзя воссоздать подлинный дух того времени и не поддаться влиянию мифов, которые победители (временные) использовали для самооправдания, – то есть вынести убедительное и достоверное историческое суждение. Прошло слишком мало времени. Анализ зачастую подменяется апологетикой.

В США существуют две основные школы отношения к этому времени. Одна считает Горбачёва великим реформатором, проложившим России (СССР) путь к демократии и капитализму, с которого затем свернул Ельцин. Другая, доминирующая, школа называет отцом демократии и капитализма в России как раз Ельцина, который взял на себя смелость двинуться дальше вперед, преодолев колебания Горбачёва.

Ни одна из этих школ не защищает Путина главным образом потому, что он покончил с грандиозным проектом, который с горбачёвских времен служил источником вдохновения для разработчиков и комментаторов американского политического курса. Это проект интеграции России в западную систему на западных условиях. Обе школы считают Путина авторитарным лидером, и единственный вопрос, по которому они расходятся во мнениях, заключается в том, чьи же демократические начинания он предал – Горбачёва или Ельцина.

Стивен Коэн принадлежит к школе Горбачёва. Он воздавал ему хвалу, когда тот находился у власти, а впоследствии стал страстным защитником горбачёвского наследия, яростно нападая на его критиков в России и Соединенных Штатах. Подобную преданность можно объяснить тем, что Коэн изначально занимался исследованиями Советского Союза, а известность приобрел, став первым автором биографии Николая Бухарина («Бухарин и большевистская революция: политическая биография 1888–1938»; 1973 г.). Своего героя Коэн представлял в качестве гуманной альтернативы Сталину. В отличие от доминирующей в США школы исследований советского тоталитаризма, Коэн подчеркивал наличие плюрализма и политической борьбы в СССР. В некотором смысле сам факт прихода к власти Михаила Горбачёва, которого вдохновлял образ Бухарина, подтвердил состоятельность аргументации Коэна и способствовал росту его авторитета как ученого.

«Судьба Советов и утраченные альтернативы» – самый последний труд Коэна, в котором собраны эссе о Бухарине, бывших узниках ГУЛАГа, распаде Советского Союза, наследии Горбачёва и американо-российских отношениях. Эта книга не оставляет читателя равнодушным. Коэн смело бросает вызов укоренившимся мнениям, пишет живо и увлекательно, порой приводя весьма веские доводы. Однако его анализ не приносит полного удовлетворения.

Так, Коэн задается вопросом: можно ли было реформировать советскую систему? Он называет шесть ее основных компонентов: официальная идеология; авторитарный характер КПСС; партийная диктатура, опиравшаяся на политическую полицию; система Советов; госмонополия в экономике; унитарное государство под вывеской многонациональной федерации, в котором доминирующую роль играла Москва, – и убедительно показывает, что Горбачёв выступил инициатором важных реформ в каждой из этих сфер.

Но проблема не в том, возможно ли было успешно реформировать советскую систему в теории, а в том, насколько реально было с учетом обстановки 1980-х годов трансформировать ее так, чтобы страна и в XXI веке сохранилась как великая держава. Здесь Коэн выглядит менее убедительно. Он считает, что причина неудачи реформ Горбачёва и распада СССР коренится в сфере человеческих отношений, и сводит проблему к острой борьбе между Горбачёвым и Ельциным. Определенную роль, считает Коэн, сыграло и то обстоятельство, что номенклатура «сдала» систему, чтобы обеспечить себе доступ к частной собственности. Полагаю, что это объяснение грешит поверхностностью.

Автор не признаёт тот факт, что между различными компонентами советской системы существовала тесная взаимосвязь и ее нельзя было реформировать по частям, а только целиком. Коэн старательно обходит острые проблемы Советского Союза 1980-х, которые вызвали настоятельную необходимость горбачёвских реформ: международные (Афганистан, обновление Америки при президенте Рейгане) и внутренние (можно обозначить одним словом «застой»).

В своем стремлении добиться быстрых успехов Михаил Горбачёв стал жертвой противоречий, присущих системе. Тесное переплетение экономики и политики означало, что политическая реформа – предпосылка модернизации экономики. Однако политическая реформа – гласность и модернизация – неизбежно лишила легитимности псевдомногонациональный режим, основанный на идеологии, и высвободила мощные центробежные силы, в основном националистические, угрожавшие единству страны. В то же время коррупция и цинизм, распространившиеся в советской элите, ослабили ее волю к сохранению власти и веру в то, что она имеет право управлять страной (о чем свидетельствовал провалившийся августовский путч). Дилемма была ясна: реформа, необходимая для обновления советской власти, подрывала союз, но Горбачёв хотел сохранить и то и другое. В этом смысле горбачёвская советская система не подлежала реформированию и его усилия были обречены.

Тем не менее Коэн прав, утверждая, что, хотя Горбачёв и потерпел неудачу в достижении своей цели, он совершил великое дело, позволив политической системе «открыться». Ельцин во многих отношениях сузил эту открытость. Сейчас уже трудно представить себе те надежды и энтузиазм, которыми были отмечены годы горбачёвского правления, если не считать последние один-два года (что косвенно ощутили даже иностранные дипломаты, среди которых был и ваш покорный слуга). По мере того как разворачивалась перестройка, люди избавились от страха, начали открыто высказывать то, о чем прежде могли говорить только в узком кругу. Белые страницы истории быстро заполнялись в ходе оживленных дебатов о советском прошлом. Затем в мае – июне 1989-го состоялся I Съезд народных депутатов (СССР. – Ред.), на целых две недели приковавший внимание народа к острым политическим дискуссиям с беспрецедентной критикой руководства. Кто из ныне живущих россиян старше сорока оставался тогда равнодушным к событиям, происходившим на этом съезде, независимо от того, как они сейчас относятся к распаду Советского Союза и оценивают постсоветский период?

По утверждению Коэна, в годы правления Бориса Ельцина, в период невзгод, надежды быстро угасли, и наступило повсеместное разочарование политикой. Ельцинская «шоковая терапия» привела к обнищанию представителей профессий, представители которых принадлежали в советское время к среднему классу, то есть тех, кто и составил костяк приверженцев реформ. Склонность Ельцина управлять посредством указов способствовала тому, что необходимый для демократического развития всенародно избранный парламент, сопротивлявшийся политическому курсу правительства, утратил функциональность. Непомерные личные амбиции «демократических» лидеров и их плохо скрываемое пренебрежение к избирателям помешали созданию реформаторской партии, которая могла бы пользоваться широкой поддержкой народа и эффективно управлять страной. Ельцину не удалось закрепить навыки демократии, приобретенные в эпоху Горбачёва.

Коэн также утверждает, что лидеры, пришедшие на смену Горбачёву, не сумели воспользоваться значительными возможностями, которые открылись благодаря его вкладу в дело окончания холодной войны. Однако здесь автор возлагает вину не на российских лидеров, а на американцев. Представленный вниманию читателей перечень конкретных событий отражает точку зрения, доминирующую сегодня в России. Эйфория американцев («мы победили в холодной войне»), которая ярко проявилась в расширении НАТО к российским границам, нежелание признать какие-либо интересы Москвы на постсоветском пространстве законными превратили в фарс заявления о стремлении к подлинному партнерству с Россией. У нее практически не оставалось иного выхода, кроме как дать отпор.

Коэн не столько ошибается в своих оценках, сколько упрощает ситуацию. Объективные обстоятельства создали серьезные препятствия на пути к партнерству. Взаимное недоверие и подозрительность в отношениях между американской и российской элитами, что вполне естественно после 40 лет ожесточенного соперничества, невозможно было преодолеть в короткие сроки. Значительная асимметрия в том, что касается силы и богатства, ясное осознание Москвой собственной уязвимости и неспособность Кремля отчетливо сформулировать национальные интересы – все это, во всяком случае при Ельцине, мешало установлению подлинно равноправного партнерства.

Политическая неустойчивость в странах Центральной и Восточной Европы угрожала стабильности в регионе, и Западу пришлось этим заняться, хотя само решение о расширении НАТО нельзя назвать самым разумным. Вопреки соображениям Коэна, не существует легких путей к установлению конструктивных отношений между Соединенными Штатами и Россией, их улучшение возможно только при условии согласованных действий обеих сторон.

Наконец, Коэн сам страдает тем же недугом, который он видит у своих оппонентов, – крайне избирательный подход к истолкованию событий в угоду тому или иному тезису либо той или иной занимаемой позиции. При всем при том он бросает вызов устоявшимся в Соединенных Штатах представлениям о России.  И это можно только приветствовать.

Томас Грэм

Автор рецензии – политолог, старший директор консалтинговой фирмы Kissinger Associates. Работал в администрации Джорджа Буша-младшего в качестве специального помощника президента по вопросам политики в отношении России.