Ровно год назад мир сначала с изумлением, а потом со страхом
наблюдал за событиями в Соединенных Штатах. Национализация
гигантских ипотечных корпораций Fannie Mae и Freddie Mac 7 сентября
и крах акций инвестиционного банка Lehman Brothers тремя днями
позже ознаменовали начало мирового финансового кризиса. В
последующие месяцы общим местом стали утверждения не только о
банкротстве неолиберальной модели капитализма, но и о неминуемой
перекройке глобального устройства.
Спустя 12 месяцев страсти несколько улеглись.
Кризис не перевернул международные отношения. Потрясения
послужили катализатором процессов, которые начались много раньше и
продолжатся еще неопределенное время, постепенно меняя мировую
ситуацию.
Прежде всего, это относительное ослабление Соединенных Штатов
как мировой доминирующей силы.
США остаются и на обозримую перспективу останутся сверхдержавой,
которая по своему совокупному потенциалу кратно превосходит любую
другую страну и даже группу стран. Однако возрастает степень ее
зависимости от остальных участников международных отношений. То,
что Америка не способна единолично добиваться целей, которые она
ставит, стало понятно еще в первой половине десятилетия, когда
неудачей закончилась попытка переустройства Ближнего Востока.
Кризис стимулировал смену власти в Вашингтоне и пересмотр
тактики Соединенных Штатов на мировой арене. Прошлогодние прогнозы
относительно того, что он подорвал доверие других стран к
американской модели, были преувеличены: мир по-прежнему смотрит на
Америку как на источник всех экономических и политических изменений
и инноваций. Это не только отражает объективную мощь США, но
связано и с личной популярностью Барака Обамы, который на какой-то
период получил кредит доверия большей части человечества.
Америка обладает несравнимым с другими странами инструментарием
воздействия на международные дела. Но события последнего года
сделали очевидным, как ни странно это прозвучит, одиночество
Соединенных Штатов. Обладая множеством формальных союзников по
всему миру, Вашингтон почти ни на кого не может всерьез
положиться.
Например, если взять расширенный Ближний Восток, регион, во
многом определяющий всю мировую политику, то страны, которые
традиционно были опорными союзниками США (Пакистан, Турция,
Израиль, Саудовская Аравия), сегодня являются скорее источниками
дополнительных трудностей для американской политики, чем партнерами
по их разрешению. Масштаб и характер проблем в каждом из
приведенных случаев различны. Но перечисленные страны ждут от
Вашингтона больше, чем готовы ему дать.
Отдельный феномен – отношения с Европой. Кризис усугубил
трансатлантические трения. Расхождение между двумя берегами
Атлантики в том, что касается стратегических целей развития,
наметились задолго до экономических потрясений. Старый Свет, за
исключением разве что Великобритании, не готов идти на риски ради
того, чтобы помочь Америке в укреплении ее глобальных позиций. И,
судя по Афганистану, маловероятно, что НАТО удастся переоснастить
для общемировых нужд.
Наметилось концептуальное расхождение и по преодолению
экономических проблем: Америка настроена на стимулирование спроса,
Европа добивается более жесткого регулирования финансовых рынков и
контроля за доходами управляющих.
Заметно усиление взаимных протекционистских тенденций.
Показательна и затянувшаяся история вокруг продажи компании Opel.
Помимо нежелания General Motors допустить российского совладельца
есть и другая подоплека – американская сторона недовольна излишней
самостоятельностью правительства Германии.
Напряжение присутствует и по линии реформы мировых финансовых
институтов. Крупные развивающиеся страны, прежде всего Китай и
Индия, требуют перераспределения долей в МВФ и Всемирном банке.
Соединенные Штаты, стремящиеся налаживать отношения с азиатскими
гигантами, хотели бы пойти им навстречу, но прежде всего за счет
квот европейских стран, экономический вес которых не соответствует
нынешней расстановке сил.
Вообще, по мере того как фокус мирового стратегического интереса
смещается в Азиатско-Тихоокеанский регион, перед США встает вопрос,
как вести себя по отношению к Европе. Кроме всего прочего
администрация Обамы пока не определила, как быть со странами
Центральной и Восточной Европы, которые традиционно выступают
проводниками американского влияния в Старом Свете. Приоритетность
этого региона снизилась – отчасти под влиянием жесткого
противодействия России, отчасти из-за обилия проблем, связанных с
посткоммунистическим миром.
Главным вызовом американской политике является выработка модели
отношений с КНР. Кризис не обошел Китай стороной, однако он
сохранит позиции наиболее интенсивно развивающейся державы.
Мировая рецессия продемонстрировала степень взаимной зависимости
Соединенных Штатов и Китая. Но эта зависимость скорее негативного,
чем позитивного типа, обе стороны предпочли бы не углублять ее, а
от нее избавиться. Во всяком случае, дискуссии о создании «большой
двойки», которые сопровождали тему американо-китайских отношений на
протяжении всего года, показали эфемерность подобных построений.
Конечно, столь же иллюзорны и надежды втянуть Пекин в какой-то
альянс, противостоящий США: у КНР свой сложный баланс отношений с
Америкой.
В целом глобальные политические тенденции, наметившиеся еще в
начале XXI века и подстегнутые кризисом, не благоприятны для
Вашингтона и заставляют интенсивно искать новые подходы. В этом
контексте находятся и отношения с Россией.
Глобальная рецессия продемонстрировала крайнюю уязвимость
российской экономики перед лицом влияния извне, но вопреки
ожиданиям не особенно повлияла на внешнюю политику. Москва активна
и наступательна. Связано это с ощущением всеобщей неразберихи и
стремлением воспользоваться моментом для укрепления позиций.
Своеобразным конкурентным преимуществом является существующий в
России общественно-политический строй. Наличие полноценного
демократического контроля едва ли позволило бы правительству в
условиях глубокого спада расходовать средства на поддержку
геополитических начинаний в других странах. Но авторитарная власть
до определенной степени может себе это позволить, ограничителем
выступает только наличие свободных средств в госрезервах.
В условиях описанного выше кризиса системы союзников Вашингтону
важно понять, в какой степени Москву можно использовать как опору
при решении ряда важных проблем. Несмотря на наличие массы
слабостей, угрожающих будущему развитию государства, Россия – одна
из немногих оставшихся стран мира, которые обладают стратегическим
мышлением, потенциалом и способностью применять силу. (Европа эти
качества утратила, а Китай сконцентрирован на саморазвитии, по
крайней мере пока.) Это делает Москву как вероятным оппонентом
Вашингтона, так и возможным важным партнером. Правда, для
партнерства обе стороны должны выйти за рамки идеологических
представлений, заданных прежними эпохами, чего пока не происходит.
Но осознание «двух одиночеств» (про одиночество России говорить не
обязательно, поскольку оно и так очевидно) может повлиять и на
стратегическое мышление.
