Лишение в очередной раз российской делегации в ПАСЕ права голоса — событие неприятное, даже возмутительное, но вполне предсказуемое. С учетом превалирующих сегодня в Европе настроений иного ожидать не приходилось. Равно как вполне предсказуемым — и единственно возможным — был ответ Москвы: участвовать в работе Ассамблеи на унизительных условиях недопустимо.
Однако на фоне драматизма и трагизма событий на Украине и вокруг нее ставшая за последние 10–15 лет рутинной процедура лишения России права голоса в ПАСЕ смотрится даже как-то мелковато.
Причина того, что большинство европейских политиков придерживаются на сегодняшний день антироссийской и, откровенно говоря, несправедливой позиции по украинскому кризису (на Москву сыплются всё новые обвинения, причем без доказательств ее прямой вовлеченности в военный конфликт, тогда как очевидные преступления Киева замалчиваются), связана не только и не столько в пресловутом давлении из-за океана.
Списывать всё на США удобно, но ошибочно.
Глубинная причина негодования европейцев в том, что своими действиями в Крыму и на Донбассе, заняв жесткую позицию по ассоциации Украины и Евросоюза (то есть ее превращению в периферию ЕС, полностью подотчетную решениям из Брюсселя, но не имеющую ни малейшей возможности на эти решения влиять) и показав ее губительность для экономики, политического развития и государственности Украины, создав Евразийский экономический союз,несмотря ни на какие сложности, вызванные экономическим спадом и украинским кризисом, Россия обрушила то видение Европы, которое ЕС пестовал и продвигал последние 10–15 лет и с которой многие в ЕС, включая Германию, напрямую связывают свою идентичность и место в мире.
Это видение состоит в двух пунктах.
Во-первых, в том, что в «большой Европе» существует только один истинный полюс притяжения и центр интеграции — это сам ЕС и все европейские страны, включая Россию и другие республики бывшего СССР, должны находиться с ним в той или иной степени интеграции (ассоциации), не становясь при этом его членами.
Иными словами, стать частью «большой Периферии» Евросоюза.
Во-вторых, в том, что включение тех или иных стран и регионов в его интеграционную орбиту (даже без их вступления в ЕС) неизменно превращает их в зону мира, стабильности, процветания и демократии.
Украинский кризис доказал, что евроинтеграция может приносить хаос и разруху.
Сегодня всё это разрушено вдребезги. Украинский кризис доказал, что евроинтеграция, особенно если она искусственно противопоставляется другим, гораздо более естественным для того или иного региона интеграционным проектам, может приносить хаос и разруху, что Россия и сама не намерена соглашаться с ролью части периферии ЕС и будет бороться с тем, чтобы это положение навязывалось ее ближайшим партнерам.
Реальностью стало появление в Европе независимого от ЕС полюса интеграции — Евразийского экономического союза и Таможенного союза.
При этом элиты стран ЕС (а именно они составляют большинство участников ПАСЕ) к новой модели отношений, которая признавала бы существование в Европе независимого от ЕС интеграционного полюса и основывалась бы на равноправном взаимодействии двух интеграционных объединений, не были готовы.
Единственный выход для них — это обвинять во всех смертных грехах Россию и создавать впечатление, что их нынешняя модель отношений в Европе правильная, а все проблемы связаны только и исключительно с Москвой.
На этом фоне примечательно даже не то, что ПАСЕ приняла дискриминационную и несправедливую в отношении РФ резолюцию, а то, насколько сложно было ее принять и насколько мизерным оказалось антироссийски настроенное большинство. Докладчик ПАСЕ по России австриец Штефан Шеннах выступал против лишения РФ права голоса, саму резолюцию приняли с перевесом всего в один голос, и уже на следующий день председатель ассамблеи Анн Брассер увязала возможное восстановление российской делегации в правах не с выполнением Москвой требований ПАСЕ, а со «сдвигами в реализации требований».
Более того, поправки украинской делегации о том, чтобы признать ДНР и ЛНР террористическими организациями, были отклонены. Никакой антироссийской консолидации в ПАСЕ нет. Есть зыбкое большинство противников, которое на фоне приведенных выше факторов вполне естественно.
Перспектива полномасштабной конфронтации с Россией, возвращение к разделительным линиям и холодной войне пугает европейские элиты еще больше, чем тот вызов, который Россия бросает продвигаемому Евросоюзом образу Большой Европы.
Данный парадокс связан с тем, что перспектива полномасштабной конфронтации с Россией, возвращение к разделительным линиям и холодной войне пугает европейские элиты еще больше, чем тот вызов, который Россия бросает продвигаемому Евросоюзом образу Большой Европы. На фоне экономической стагнации, трудностей интеграции (кризис развития ЕС, разразившийся в середине прошлого десятилетия, так и не преодолен), внутриполитических проблем европейских стран, военной слабости и внеевропейских вызовов типа ИГИЛ и международного терроризма (недавний теракт в Париже тому напоминание) у Европы ЕС нет ни сил, ни желания втягиваться в реальную конфронтацию с Москвой.
В этом — фундаментальное различие подходов большинства западноевропейцев и США. Последним сегодня выгодна конфронтация с Россией (опять-таки ограниченная, не перерастающая в эскалацию масштабов холодной войны) и выгоден раскол Европы (без возвращения к полномасштабной гонке вооружений).
И то и другое позволяет Вашингтону укреплять в Европе свою гегемонию и, как им представляется, ослаблять «ревизионистскую» державу, упорно отказывающуюся принять американское лидерство и войти в «американский международный порядок» на правах младшего партнера. Для Европы ЕС эта конфронтация, пускай и ограниченная, убийственна. Она лишает ее комфорта в области безопасности, обрекает ее на положение периферии и сателлита США, усиливает экономические трудности и окончательно уничтожает возможность создать ту Европу, которую Евросоюз стремился создать в течение последней четверти века.
Даже сегодня западноевропейская мечта о «кантианском мире», который должен был наступить во всей Европе после окончания холодной войны, всё еще жива. Надежда европейских элит на то, что ЕС всё же удастся создать вокруг себя благоприятное в экономическом смысле и в смысле безопасности окружение, распространив свою интеграционную орбиту на весь континент, всё еще теплится. Именно поэтому та же Ангела Меркель, которая заняла внутри ЕС весьма жесткую в отношении России позицию, «вдруг» стала говорить о целесообразности диалога между Евросоюзом и Евразийским экономическим союзом, что еще вчера казалось немыслимым.
В Европе, в отличие от США, ни в коем случае не отказываются от диалога и возможности возвращения партнерства и сотрудничества с Россией. Там по-прежнему надеются, что после разрешения украинского кризиса (разумеется, на условиях ухода Украины в орбиту ЕС), Россию и ЕвразЭС так или иначе удастся втянуть в евросоюзоцентричное интеграционное пространство, реализовав тем самым мечту о «мире ЕС» от Лиссабона до Владивостока. Тем более есть прецедент поглощения Евросоюзом изначально независимого интеграционного проекта: Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ), оставшиеся члены которой (Норвегия, Исландия, Швейцария и Лихтенштейн) сегодня ассоциированы с ЕС и являются его периферией.
Хотя сам по себе подобный сценарий для России и невыгоден, стремление европейских элит сохранять с ней диалог крайне важно и дает ей очень большие возможности по реализации ее интересов в отношении как Украины, так и экономического порядка и порядка безопасности в Европе в целом. В конечном итоге только во взаимодействии с ЕС и странами ЕС Россия может добиться политического урегулирования на Украине, создания там такого государственного устройства, которое соответствовало бы российским интересам, и предотвратить ее экономический коллапс.
Только с ЕС, а не с США Россия имеет по крайней мере теоретическую возможность договориться о таких модальностях отношений на постсоветском пространстве и таком взаимодействии между ЕС и ЕвразЭС, которые хотя бы временно устраивали обе стороны и превращали бы Украину (а также Грузию и Молдову) не в поле конфронтации, а в мост, соединяющий два интеграционных проекта Европы.
Наконец, только в диалоге и сотрудничестве со странами ЕС Россия может приблизить реализацию своего главного интереса в области европейской безопасности — формирование на континенте такого порядка безопасности, который бы включал Россию как полноценного участника и не был бы всецело подчинен США.
Воспользоваться этими возможностями Россия сможет лишь в том случае, если сама будет проявлять готовность поддерживать диалог с европейскими элитами и не будет, условно говоря, отворачиваться от Европы.
В этой связи большое беспокойство вызывают начавшиеся в Москве разговоры о том, что Россия может выйти из Совета Европы в конце текущего года, если ПАСЕ не пересмотрит к тому времени свое решение. Хочется надеяться, что они — не больше чем внешнеполитический торг. Хотя стремление хлопнуть дверью понятно с эмоциональной точки зрения, уход из Совета Европы (который гораздо больше, чем Парламентская Ассамблея) стал бы колоссальным ударом по России и ее внешнеполитическим интересам, не говоря уже о внутриполитическом и идентификационном ущербе. Издержки, которые страна понесла бы в части ее способности влиять на разрешение украинского кризиса, позиций на постсоветском пространстве и в Европе, были бы куда масштабнее тех взносов, которые Москва платит в бюджет организации, и снятия необходимости выполнять не всегда приятные руководству страны решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ).
Во-первых, уход из Совета Европы — старейшей общеевропейской международной организации — символизировал бы исключение России из политической Европы, Европы как культурно-цивилизационного, политического и геополитического пространства. Это полностью перечеркнуло бы ту внешнеполитическую стратегию, которую Москва проводит по сей день, и лишь усилило бы аргументы русофобов о том, что «Россия — не Европа». Российская политика была и остается нацеленной на то, чтобы реформировать европейский порядок, перестроить его с учетом ее экономических, политических и военно-политических интересов, создать в Европе общее человеческое, экономическое пространство и неделимую систему безопасности, а не на то, чтобы уйти из нее.
Во-вторых, уход из Совета Европы стал бы лучшим подарком США, Польше и странам Балтии, которые получили бы новый повод заявлять, что Россия в ее нынешнем виде является чуждой Европе страной, а потому в отношении нее надо проводить политику сдерживания, а контакты и сотрудничество с ней минимизировать. Будут подтверждены лживые пока заявления тех, кто утверждает, что выбор Украины «в пользу Европы» должен в обязательством порядке означать ее выбор «против России» и «от России».
В-третьих, выйдя из Совета Европы, Россия обрушила бы и без того зыбкие, но пока еще сохраняющиеся возможности налаживания с Европой ЕС диалога — как по Украине, так и по порядку на постсоветском пространстве и в Европе в целом. Ее уход из Совета Европы будет восприниматься как окончательный отказ от того, чтобы быть частью «большой Европы» и создавать совместно с Европой ЕС некое общее пространство. Притом что возможности диалога с Евросоюзом по Украине и европейской геополитике в целом основываются именно на сохраняющейся пока у европейских элит надежде, что Россию еще можно будет подключить к евросоюзоцентричному миру. И хотя этот сценарий Москве невыгоден, ей еще менее выгодно разрушать эти надежды именно сейчас, когда они могли бы дать старт важному для обеих сторон диалогу.
В-четвертых, уход из Совета Европы ударит по «мягкой силе» РФ — ее привлекательности в глазах соседей и ослабит ее позиции в отношении ближайших партнеров по евразийской интеграции — Казахстана и Белоруссии (которая, кстати, является кандидатом в члены Совета Европы и не намерена отказываться от курса на вступление в него). Евразийский интеграционный проект может быть успешным лишь в том случае, если он не будет противопоставлен Европе ЕС, но будет, напротив, предполагать некую сопрягаемость с Евросоюзом и принадлежность его участников к Большой Европе.
Поддержка присоединения к Таможенному союзу в Армении (полноценного члена Совета Европы) наверняка понизилась бы, если бы на момент ее вхождения Россия уже вышла бы из Совета Европы.
Членство в Совете Европы — это возможность, а не обуза, для внешней политики РФ, особенно на нынешнем крайне непростом этапе ее отношений с Западом. Поэтому даже если полномочия российской делегации в ПАСЕ снова не подтвердят, следует не выходить, а, напротив, активизировать работу России в Совете Европы (прежде всего в Совете министров СЕ) и использовать это как дополнительный канал диалога с европейскими элитами с целью реализации интересов Москвы как на Украине, так и в Европе в целом.
| Известия
