Можно ли спрогнозировать развитие вооружений? Как изменится объем расходов на военные нужны? Чем будут отличаться вооруженные конфликты? Короче говоря, к какой «войне будущего» готовиться уже сегодня? Ответы на эти вопросы позволят правильно выстроить военную политику, органично увязать развитие разных видов вооружений, оптимизировать целевые программы перевооружения, создать адекватные схемы взаимодействия с другими государствами во внешнеполитической и военной областях.
Говоря о необходимости совершенствовать средства ведения боевых действий, как правило, указывают на влияние, которое оказывают на гонку вооружений политические факторы. Среди них – уровень напряженности в мире и в отдельных регионах, столкновение интересов государств и их союзов, возникновение и обострение конфликтов и кризисов. Менее известно обратное воздействие гонки вооружений на международное положение. Между тем оно исключительно велико. Развитие новых военных технологий зачастую порождает иллюзию гарантированного поражения противника, возможности вести победоносные войны, что провоцирует все новые конфликты.
ЦИКЛЫ ГОНКИ ВООРУЖЕНИЙ
Яркий пример – пропаганда преимуществ автоматического оружия (пулеметов) накануне Первой мировой войны. Другое явление такого рода – распространение в межвоенный период концепций «быстрых войн», «блицкригов» и т. п. с широким использованием «моторов» – танков и авиации, в кратчайший срок наносящих поражение противнику за счет применения маневренных и мощных моторизованных вооруженных сил. Эти теории сыграли огромную провоцирующую роль в развязывании гитлеровской Германией войны против стран Европы и СССР.
Сегодня появляется немало публикаций, в которых сознательно, по моему убеждению, преувеличивается значение высокоточного оружия. Его распространение якобы делает ведение военных действий скоротечным, способствует вытеснению обычных общевойсковых формирований и обесценивает ядерное оружие как средство сдерживания. По-видимому, под влиянием руководителей ВПК, освоивших выпуск соответствующего оружия, в сознание внедряется мысль о том, что обеспечение все более высокой точности попадания ракет и будет главным направлением совершенствования вооружений. И именно на эти цели следует тратить бюджетные ассигнования. Полагаю, что все это – несбалансированная, односторонняя оценка новых модификаций ракетных вооружений. Расчет на чудодейственность одного, пусть и наиболее продвинутого средства ведения боевых действий, как и ранее, вряд ли оправдается.
В течение многих лет автор изучал закономерности развития вооружений, прежде всего под углом зрения устойчивых тенденций в двух ключевых вопросах – финансирование и выбор основных векторов совершенствования боевой техники. В основе гонки вооружений лежит стремление приумножить научные и технические знания, которые могут быть применены в военном деле. На базе изобретений осуществляется разработка технологий, проведение стендовых испытаний и последующий выпуск более совершенных по своим характеристикам образцов оружия. Таким образом, наряду с физическим износом военной техники имеется другой мощный фактор, заставляющий государства заниматься перевооружением армий. Это – желание оснастить вооруженные силы более эффективными и мощными видами оружия, что дает качественное превосходство над силами противника или как минимум препятствует отставанию от других стран, изменению баланса сил.
До начала ХХ века в гонке вооружений реально участвовала небольшая группа наиболее развитых европейских государств. После Первой мировой войны к ним присоединились Соединенные Штаты. С распадом колониальной системы в 1960-е гг. сфера военного соревнования значительно расширилась вследствие стремления молодых независимых стран обрести все атрибуты современного государства, включая сильную и хорошо оснащенную армию. Однако так и не преодолено разделение государств на категории. Те, которые в силу экономического, научно-технического, промышленного и военного потенциала способны предопределять направления гонки вооружений, производить наиболее передовые виды боевой техники, осуществлять ее экспорт. И периферийные страны, в основном потребляющие оружие, закупая его или получая в виде технического содействия и помощи.
Если проанализировать динамику военных расходов с поправкой на инфляцию, обнаруживается, что гонка вооружений действительно идет витками, по спирали. Этапы относительной стабилизации или даже снижения (в постоянных ценах) трат сменяются ростом, за которым вновь следуют периоды передышки и стабилизации.
Зарождение тенденции относится к концу XIX века. Новые технические средства ведения боевых действий, появившиеся в 1890-е гг., обусловили тот факт, что одновременно в крупнейших странах мира, причем значительно более динамично, чем ранее, увеличились объемы военных приготовлений. Как следствие, вырос удельный вес этих расходов в общегосударственном бюджете. Особенно в период, непосредственно предшествовавший Первой мировой войне. Так, в США в 1910–1913 гг., то есть всего лишь за три года, военные статьи выросли с 28% до 43% по отношению ко всем бюджетным ассигнованиям. В период 1910–1913 гг. среднегодовой уровень трат увеличился по сравнению с предыдущим десятилетием: в Германии – на 66%, в Англии – на 15%, во Франции – на 27%, в Италии – более чем вдвое. Это был первый виток гонки вооружений, в котором участвовали практически все ведущие державы мира. Результат известен – материальная подготовка Первой мировой войны.
В межвоенный период стабилизация расходов (в 1925–1933 гг. ассигнования на военные нужды ведущих держав выросли всего на 6%) сменилась беспрецедентным скачком расходов (более чем в 2,5 раза), вторым витком гонки вооружений, который спровоцировал Вторую мировую войну.
В отличие от межвоенного периода стабилизация во второй половине 1940-х гг. была непродолжительной и быстро сменилась холодной войной и форсированным производством новых видов вооружений, резким взлетом уровня расходов. Так, в 1950–1955 гг. траты Соединенных Штатов (в постоянных ценах) выросли почти в 2,5 раза.
За стабилизацией расходов в США во второй половине 1960-х гг. последовал новый виток – рост между 1965 и 1970 гг. примерно на 23 процента. В 1970-е гг. в обстановке разрядки напряженности уровень в Америке (в постоянных ценах 1978 г.) упал в 1976 г. по сравнению с 1970 г. на 18% – с 131 до 104 млрд долларов. Однако уже в течение двух-трех лет гонка вооружений набрала обороты. Стремительные темпы 1980-х гг. закончились в Соединенных Штатах в 1986 г. и вновь сменились относительной стабилизацией. Ниже приводится график, иллюстрирующий рост оборонных расходов ведущей военной державы мира в период после Второй мировой войны и до настоящего времени.
Крупные открытия в научно-технической области не делаются по приказу. Как правило, необходим более или менее длительный этап вызревания новых технологий. В этом феномене – один из регуляторов гонки вооружений, придающий ей цикличность. В настоящее время период составляет порядка восьми и более лет.
Другой не менее важный регулятор – ограничения финансового характера. Для перевода идей в металл, то есть перехода от исследований, экспериментов и испытаний к широкомасштабному производству, государство должно обладать соответствующими финансовыми возможностями. Экономика даже таких мощных стран, как США, не способна долго выдерживать форсированный рост вооружений. После работы в таком режиме требуется передышка, стабилизация или даже снижение уровня военных расходов.
Раскрутка последнего по времени витка началась в 1998 году. В 2005 г. американские военные расходы увеличились по сравнению с уровнем 1998 г. на 55% (в постоянных ценах). Однако в основном ассигнования пошли на «войну с терроризмом», финансирование военных кампаний в Ираке и в Афганистане. Указанные кампании отрицательно сказались на форсированном развитии военных исследований. Конечно, поиск перспективных военных технологий для последующего запуска в производство не прекращался. Однако признаков форсажа технологической гонки вооружений уже не было.
Модернизация вооружений происходит в двух направлениях.
Первое – разработка принципиально новых видов, способных придать совершенно иной характер боевым действиям. В ХХ столетии ученым и производителям удалось обеспечить лишь два таких военно-технических и военно-технологических прорыва. В начале века произошло широкое внедрение высокоэффективных (для того времени) двигателей различного типа, благодаря которым возникла авиация, танковые и механизированные войска («война моторов»), подводный флот. Во второй половине ХХ века ведущие военные державы мира оснастили армии ракетно-ядерным оружием.
Другая сфера модернизации – совершенствование, повышение качественных характеристик уже имеющихся типов вооружений. Центральная задача специалистов заключается в том, чтобы найти наиболее перспективные варианты оружия будущего. Условно можно выделить три основных направления:
- повышение поражающего фактора;
- обеспечение точности и избирательности нанесения ударов, улучшение других параметров боевой техники и вооружений (скоростные качества, маневренность и т.п.);
- создание новых видов оружия, способных эффективно действовать в новых оперативных пространствах (космос, Мировой океан, в том числе глубоководные горизонты, высокие широты и т.п.).
Как представляется, первое из этих направлений – традиционное стремление находить более мощные виды оружия наступательного характера – фактически давно зашло в тупик. Наращивание ударной силы пришло в противоречие с объективными ограничениями, обусловленными размерами театров военных действий и нашей планеты в целом. Уже в 1960-е гг. мощь наступательных вооружений стала избыточной, что, собственно, и нашло отражение в начале процесса разоружения между США и СССР.
Второе направление – точность поражения – переживает период расцвета. Именно высокоточное оружие стало технологической изюминкой гонки вооружений в последние десятилетия. Однако период форсированного развития обоих направлений близок к логическому завершению.
Вспоминаются примечательные высказывания о высокоточном (первоначально его чаще именовали «модернизированным обычным») оружии адмирала Джеймса Эберли, директора Королевского Института международных отношений и влиятельного члена британской палаты лордов. Моя встреча с ним состоялась в начале февраля 1984 г., как раз в то время, когда вопрос о выпуске высокоточного оружия находился в начальной стадии обсуждения. Я спросил адмирала, как он относится к только что опубликованному докладу «Уменьшая ядерную опасность. Оборона НАТО и новая технология», в котором натовские эксперты впервые сформулировали вывод о необходимости переключить оборонные мощности на производство модернизированных высокоточных видов «обычных» вооружений. В докладе утверждалось, что такие новые виды оружия смогут по своим характеристикам конкурировать с ядерными силами.
Лорд Эберли сдержанно воспринимал аргументацию сторонников «модернизированного неядерного оружия». «На сегодняшний день ничего более перспективного ученые придумать не смогли, поэтому в ближайшие 10–15 лет придется делать акцент на производстве неядерного оружия повышенной точности», – полагал адмирал. При этом борьбу за точность он охарактеризовал как «традиционное направление модернизации оружия», в сущности, такое же, как совершенствование скоростных характеристик вооружений, повышение маневренности и т.п. Между тем акцент на высокоточные виды вооружений делается на протяжении уже не 10–15 лет, а трех десятилетий. И естественно, что сегодня формируются предпосылки для развития других направлений гонки вооружений.
ЗАВОЕВАНИЕ ПРОСТРАНСТВ
В одном из интервью, опубликованном в центральной прессе в 2008 г., я высказывал мнение, что в ближайшие годы на новый уровень выйдет соперничество за «пространства». События развиваются именно по такому сценарию. Само по себе это как будто и не новость. Возьмем важнейший аспект этой проблемы: борьба за проникновение и – в перспективе – овладение высокими широтами. Она началась более ста лет назад. С середины 1950-х гг. идут приготовления к будущим схваткам за Антарктиду. Проблема милитаризации космоса поднята на рубеже 1960-х годов. Не прекращалось соперничество за контроль над морскими пространствами, континентальным шельфом и т.п., причем с 1980-х гг. в контексте этого противоборства были задействованы международно-правовые механизмы (деятельность Международного органа по морскому дну и т.п.). Однако сегодня возникает иная ситуация, обусловленная тем, что развитие технологий вот-вот позволит реально заниматься широкомасштабным освоением новых пространств.
Так, если не удастся завершить работу, призванную определить и закрепить общие для всех международно-правовые правила экономического использования новых пространств, то после 2018–2020 гг. вероятно развертывание жесткой борьбы. Уже в самом ближайшем будущем резко возрастут масштабы подготовки (технической, технологической, финансовой, правовой) для завоевания плацдармов в этом противостоянии.
Ожидается, что начиная с 2016 г. большое количество заявок будет направлено в Международный орган по морскому дну для получения государственными и частными компаниями разрешений на добычу минералов на дне океанов. Правительство Канады в начале декабря 2013 г. передало в Комиссию ООН по континентальному шельфу доклад о правах на 1,2 млн км дна северной части Атлантики. Журналисты особо обращали внимание на то обстоятельство, что канадцы готовят обоснование претензий на часть Северного Ледовитого океана, включая Северный полюс. Министр иностранных дел Канады Джон Бэрд заявил, что экспансия в Арктику носит для его страны «приоритетный характер».
К пространствам высоких широт проявляют практический интерес и многие другие государства, включая КНР. В этом контексте вектор гонки вооружений, распределение расходов на оборону будет претерпевать значительные изменения. Акцент, скорее всего, перенесут с разработки все более мощных средств первого удара на изобретение и производство качественно новых видов вооружений и техники для борьбы за морские пространства, проникновение в высокие широты с их тяжелым климатом и повышенными требованиями к надежности механизмов, качеству жилищных условий и обмундирования личного состава. Поистине колоссальные затраты потребуются в связи с необходимостью выдвинуть в высокие широты значительные по численности контингенты войск, чтобы обеспечить постоянное военное присутствие.
На ближайшие 10–15 лет более важным, вероятно, окажется не космос, а морской шельф, морские глубины и высокие широты. Причина – быстрое возрастание интереса к ним. Это относится, в частности, и к акватории Тихого океана, где 2013 г. продемонстрировал рост военного противостояния, одним из аспектов которого является обострение конфликтов вокруг спорных территорий в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях. По-видимому, не случайно в 2012 г. при общем сокращении общемирового уровня военных расходов на 0,5% КНР увеличила свои траты почти на 8%. Пекин ввел ограничения на полеты зарубежных самолетов в районе указанных акваторий, на которые помимо Китая претендуют также Япония и Южная Корея. Токио, Сеул и Вашингтон отвергли демарш, приняв также ряд мер военного характера для подкрепления своей точки зрения.
КНР планирует нарастить военно-морскую мощь. СМИ обращают внимание на планы Соединенных Штатов перенести тяжесть военных усилий на Тихий океан, где будет базироваться более половины американских военных кораблей. Япония намерена впервые за два десятилетия серьезно увеличить расходы на оборону, прежде всего на обеспечение защиты морских рубежей, а также возможности борьбы за пространства близлежащей акватории Мирового океана.
Конечно, будут рассматриваться и другие направления военной деятельности, нацеленные, в частности, на то, чтобы совершенствовать способы ведения боевых действий. В будущем каждый солдат и офицер должен представлять в бою значимую величину. Профессионализм армии, безусловно, возрастет. Но в странах с большой протяженностью границ, таких как Россия, это не должно приводить к созданию наемных армий, не имеющих солидного резерва. У нас важно воссоздать все виды формирования резерва, включая военную подготовку в школах, широкое развитие кружков и других форм обучения военно-прикладным видам спорта и т.п. Потребуются изменения в крайне вялой и малоэффективной политике по военно-патриотическому воспитанию молодежи. Средствами искусства, в особенности телевидения и кино, важно не на словах, а на деле поднимать авторитет службы в армии.
К приоритетным направлениям можно отнести и необходимость искать качественно новые принципы решения таких задач, как «ослепление» противника, молниеносный вывод из строя систем управления его войск на всех уровнях. Новые технологии призваны обеспечить воздействие на электронику, носители информации и т.п. Фактически речь идет об обезоруживающем техногенном ударе, который обесценил бы огромные массивы накопленных вооружений, в том числе и самых современных.
Еще одной сферой станет отработка вооружений для борьбы с террористическими элементами и группами. Потребуется значительное расширение номенклатуры средств защиты объектов, в том числе энергетических. Огромных затрат потребует и укрепление границ, в том числе со странами, ранее входившими в Союз ССР, это безусловное требование дня.
БЕСКОНТАКТНАЯ ИЛЛЮЗИЯ
Ряд специалистов отстаивают точку зрения, согласно которой мы вступаем в период «шестого поколения войн» – дистанционных, бесконтактных. Как представляется, в данном случае мы имеем дело с абсолютизацией опыта недавних конфликтов, в том числе в Югославии, Ираке. Но они специфичны – высокоразвитое, многократно более мощное государство уничтожало военную машину и без того практически сломленного противника, который находился в международной изоляции, являлся жертвой пропагандистской войны. А что если сталкиваются стороны, сравнимые по потенциалам? Вряд ли повторится югославский и иракский сценарий.
С точки зрения необходимости предотвратить внезапное нападение рациональнее выглядит масштабное увеличение финансирования, расширение объема задач, которые могли бы быть поставлены перед разведывательным и контрразведывательным сообществами, чтобы обеспечить заблаговременное, надежное уведомление о намерениях потенциального противника. Многие армии мира сегодня с гордостью говорят о планах модернизации системы управления войсками путем внедрения информационно-телекоммуникационных средств. Отмечается, что уже в близкой перспективе в армиях появится схема управления сродни искусственному интеллекту. Она должна обеспечивать управление как вооруженными силами, так и спутниковыми комплексами связи и т.п.
Такое развитие событий таит в себе множество неприятных сюрпризов и потенциально негативных моментов. Актуальной является задача укрепления национальной производственной базы для выпуска вооружений, отказ от импорта вооружений, в особенности из стран – потенциальных противников или тесно связанных с ними государств. Так, довольно странно выглядит в современных условиях приобретение за рубежом многофункциональных военных кораблей и других комплексов вооружений.
Следует отметить и проблематику соотношения наступательных и оборонительных видов вооружений, которая всегда привлекала внимание военных теоретиков. Приведу высказывания Владислава Сикорского, одного из выдающихся военных стратегов, автора непревзойденной по числу точных прогнозов книги «Будущая война» (В. Сикорский. «Будущая война, ее возможности, характер и связанные с ними проблемы обороны страны», издана в Варшаве в 1934 г., переиздана в СССР в 1936 году). Сикорский полагал, что попытки разделять вооружения «оборонительного профиля» и так называемое «наступательное оружие» обусловлены политическими факторами. Армия призвана быть в одинаковой степени готова к применению войск и техники как в качестве орудия обороны, так и средства нападения. Формирование войск, подчеркивал Сикорский, может пойти по ложному пути, если в основу будут положены псевдотехнические взгляды на «оборонительное» и «наступательное» оружие. Взять за основу «оборонительное» оружие, по мнению Сикорского, означает лишь одно – добровольно передать в руки противника козырь первостепенной важности. Чисто оборонительная организация вооруженных сил поставит их в очень невыгодное положение, что проявится уже в начальной фазе конфликта. Точка зрения Сикорского актуальна и сегодня, и любые доводы в пользу «оборонительного» характера развертывания американских ПРО – несостоятельны и весьма опасны.
Порой в рассуждениях о войнах будущего возникают стереотипы, которые при ближайшем рассмотрении представляются довольно сомнительными. Например, будто сухопутные войска безнадежно устарели и окажутся практически не нужны в ходе краткой «бесконтактной» кампании, которая вынудит противника к капитуляции. Уверен, что и в будущей войне важнейшее значение будет иметь способность занимать и удерживать пространства. Для этого потребуются достаточно многочисленная армия, хорошо обученная, решительно настроенная. Войск, весьма значительных по численности, потребует физическая защита границ, протяженность которых, напомним, составляет более 60 тыс. км, из них около 20 тыс. км – сухопутные. Поэтому рано хоронить традиционную сухопутную армию, отказываться от танков, артиллерии, простейших видов оружия. Их надо совершенствовать и развивать.
Увлечение моделями войн, напоминающих компьютерные игры, крайне опасно именно для России с ее протяженными сухопутными границами, наличием потенциальных претензий к нам территориального характера, близким соприкосновением с территорией возможных противников, что является фактором, блокирующим использование ОМП.
Итак, война будущего способна принимать различные формы, а появление новых типов боевых действий не отменяет традиционные способы ее ведения. Следует опасаться упрощенных рекомендаций, за реализацию которых завтра придется расплачиваться жизнью солдат и офицеров. Еще один модный тезис, кочующий из работы в работу, гласит, что время мощных бронетанковых сил, использования авианосцев якобы прошло. И важно, мол, концентрировать усилия на создании сил быстрого реагирования, ибо «наступает эра спецназа». Но может ли вся армия превратиться в спецназ? Вряд ли. А ведь для овладения территорией противника нужно будет идти в атаку, брать и удерживать населенные пункты. Вспомним тяжелый опыт чеченской кампании. Война за пространства потребует всего арсенала средств – и новейших, и традиционных, средств быстрого реагирования, танков, авианосцев и т.п.
НУЖНЫ БОЛЬШИЕ РЕШЕНИЯ
Какие же выводы можно сделать из вышеизложенного?
Мы входим в качественно новый этап развития вооружений. Ряд направлений, ранее ключевых, – усиление поражающей мощи оружия, точность попадания, скорость доставки поражающих элементов – достигли предела, обусловленного самими размерами Земли. Сегодня приоритеты в подготовке войны будущего могут измениться. На ближайшие 15–20 лет основные усилия самых мощных государств мира, скорее всего, будут сконцентрированы на «битве за пространства» – высокие широты Северного и Южного полушарий, богатства Мирового океана. Полагаю, в этих условиях можно было бы даже пойти на частичное перераспределение средств между космической программой и программой борьбы за новые пространства на Земле в пользу последних. Здесь яснее ощутимая практическая выгода от прилагаемых усилий и гораздо ближе развязка по территориальному разграничению.
Перенесение акцента в гонке вооружений на борьбу за овладение новыми пространствами предполагает анализ «стартовых позиций» держав-участниц. Россия находится в ситуации, которая выгодно выделяет ее из числа ведущих стран мира. Приоритетные права в северных широтах, никем не оспариваемый авторитет в освоении Северного морского пути, традиции активного участия в исследовании Южного полюса, значительный опыт экспедиций на просторах Мирового океана. Однако все эти достижения и права нужно будет защищать и отстаивать. Готова ли к этому Россия?
Не совсем. Ее доля в мировом производстве, торговле не соответствует потенциальной роли в разворачивающейся борьбе. Для хозяйственного и человеческого освоения новых пространств потребуются мощные финансовые вливания и организационные усилия. Существующая сегодня неолиберальная по сути финансово-экономическая система нуждается в корректировке, чтобы соответствовать грандиозности задач. Требуется ее существенная модификация, в первую очередь чтобы расширить финансовую базу роста могущества государства. Это может быть, в частности, достигнуто путем восстановления (естественно, в новом и современном виде, свободном от пороков советской системы) роли планово-государственного сектора экономики.
Утверждения о том, что государственный сектор экономики «неэффективен в принципе», могли звучать убедительно для нашего неопытного общественного мнения начала 1990-х годов. Тогда никто особо не задавался вопросом, почему во многих благополучных странах существует и процветает смешанная экономика, допускающая наличие крупных государственных структур в сфере производства, банковской деятельности и т.п. Работая послом России в Саудовской Аравии в первой половине 2000-х гг., я обстоятельно знакомился с положением дел в нефтяном секторе Королевства. Неоднократно вел продолжительные переговоры с руководством саудовской нефтяной компании «Сауди Арамко». Данная государственная корпорация, монопольно распоряжающаяся нефтью Королевства, является одной из наиболее эффективных и прибыльных коммерческих организаций в мире. Так что дело не в форме собственности, а в умении ею управлять.
Сибирь и Север нашей страны, где сосредоточены 10% мировых запасов нефти, 9% – угля, 30% – газа, 21% – никеля, уникальные ресурсы воды, леса, скорее всего, придется осваивать при приоритетной роли государственных структур. Вложения там со временем сторицей окупятся, но это инвестиции, ориентированные на дальнюю перспективу. Наш национальный капитал, привыкший к легким победам и даровым завоеваниям, к походу на Север и Восток пока не готов. Отсюда – столь слабый ответ на призывы к освоению этих территорий.
Приведем авторитетное мнение Александра Усса, председателя Законодательного собрания Красноярского края (интервью опубликовано в «Парламентской газете» 27 декабря 2013 г.): «Компании стремятся к экономической эффективности, снижая производственные, транспортные, технологические и социальные издержки. Им выгодно закупать готовые технологии и оборудование, вахтовым методом импортировать кадры и минимизировать налоговые отчисления. В этом случае интересы компаний объективно вступают в противоречие с Öнациональными интересами страны, для которой важны новые рабочие места за Уралом, рост местного населения, заказы для региональной промышленности, университетов и научных центров».
Между тем особенность гонки вооружений в предстоящие годы, в том числе и с участием России, будет заключаться в тесном сопряжении финансовых, экономических и военных составляющих. Освоение новых пространств потребует крупных вложений. Иначе мы будем сталкиваться со все более жесткой постановкой вопроса о «неспособности» России выполнить историческую миссию по освоению «богатств Земли».
В политическом плане предстоящий период будет характеризоваться нешаблонными, неожиданными для многих блоками и временными схождениями государств. Так, в вопросах освоения и использования Арктики возможно сопряжение усилий с США – нашим традиционным оппонентом и соперником. Ведь интересы двух стран здесь во многом совпадают.
Что касается уровня военных расходов, то вполне предсказуема их определенная стабилизация в Соединенных Штатах и в мире в целом в ближайшие два-три года с последующим увеличением ассигнований на оборонные нужды примерно на 2–3% в год для группы ведущих в военном отношении держав.
Предстоит непростой период мирового развития и эволюции обстановки во многих регионах. Необходимо готовиться к отражению всего диапазона угроз. При этом главная из них – массированное нападение с широким применением ОМП – сохраняется. Стало быть, неизменна необходимость поддерживать на должном уровне средства стратегического сдерживания. В этом отношении важно осуществить комплекс мероприятий по развитию потенциала ракетно-ядерных сил стратегического сдерживания, о чем говорил в выступлениях последнего времени президент России.
Для сохранения и укрепления позиций потребуется значительное напряжение интеллектуальных, финансовых, организационных и иных сил и возможностей. А также реалистичные, сбалансированные и масштабные решения, адекватные складывающейся обстановке.
