Человек вступает в другой мир, а вероятнее всего уже и живет в нем – том, где все не так, как раньше. Прежде «в начале было Слово», сиречь буква, а теперь в основании всего Число, то есть цифра. Про цифровизацию говорят все. И ее адепты, для наиболее истовых из которых процесс обретает почти сакральный смысл, и алармисты, зачастую склонные как раз вспоминать, что именно за Число упоминается в Писании…
Мы в нашем скромном общественно-политическом издании до таких материй, конечно, не доросли, признаем честно, но и совсем уж обойти эту тему применительно к международным процессам неправильно. Так что не обходим.
Чез Фриман, убежденный сторонник школы политического реализма, придерживается здорового скепсиса. Технологии крайне важны, но, во-первых, они не более чем инструмент, во-вторых, человеку прежде надо найти способы снижения рисков, потому что новые технологии неизменно превращаются в орудие уничтожения. Анна-Мари Слотер, напротив, демонстрирует бурный энтузиазм – цифровой и сетевой мир несет невероятные возможности. Правда, прежде всего Соединенным Штатам как флагману открытого общества. А вот Найл Фергюсон, напротив, уговаривает не поддаваться иллюзиям по поводу сетей и цифр – они меняют форму, но не содержание международных отношений. Александр Соловьёв оценивает воздействие беспрецедентной прозрачности и доступности, ставших продуктом коммуникационного прорыва, на стиль межгосударственного общения – результат повергает в тяжкие раздумья.
Два наших постоянных автора – Александр Лосев и Евгений Кузнецов – полемизируют о готовности России работать в условиях меняющейся технологической реальности. А главное – необходимости к ней приспосабливаться. Судите сами, кто убедительнее – скептик или энтузиаст.
Впрочем, это все из категории общих рассуждений о переменах. Игорь Пичугин рассматривает, что именно цифровизация меняет в быту и производстве. И как это может сказаться на роли государств. Кирилл Молодыко адресуется к самому, наверное, модному понятию из актуального вокабуляра – блокчейн. Автор уверен, что за этим явлением огромное будущее, а государствам, прежде всего России, следует всерьез заняться тем, чтобы максимально воспользоваться преимуществами. В нашем случае это перекликается и с другим излюбленным заклинанием – санкциями и как их обходить.
О санкциях пишет Эдвард Фишман, полагая их важным и эффективным инструментом внешней политики США. В отличие от ряда других комментаторов он уверен, что меры против России, например, оказались очень действенными. В этом контексте рекомендуем обратить внимание на материал Сюзан Хеннесси, которая, рецензируя книги по кибербезопасности, высказывает мнение об ответе американской администрации на так называемое российское вмешательство в выборы. Ответ, по ее мнению, глубоко неудовлетворительный. Кстати, санкции – это, по сути, единственный внешнеполитический рычаг, находящийся в распоряжении Конгресса. А в выработке курса Вашингтона на российском направлении непривычно значимую роль стал по стечению обстоятельств играть именно он. Любопытную тему затрагивает Анатоль Ливен, привлекая внимание к особенностям политической модели Соединенных Штатов – уникальной, во многом архаичной и, уверен автор, недемократической в либеральном понимании. То есть риторика не подтверждается политической практикой.
Андрей Безруков обращает внимание на то, что опубликованные за последние два месяца программные документы американской внешней политики и политики безопасности неопровержимо свидетельствуют – Вашингтон меняет курс, считавшийся безальтернативным несколько десятилетий, и дело тут не в фигуре Дональда Трампа. Он не причина, а оператор тенденций. Сергей Караганов ставит вопрос шире: весь мир трансформируется необратимо и фундаментально, России требуется понять характер сдвигов и быть готовой корректировать свою политическую линию.
Алексей Миллер подводит итог году столетия революции – насколько эта дата и связанные с ней события повлияли на учёных, с одной стороны, и политические процессы, с другой. А Василий Кашин обращается к теме стран, прежде всего Северной Кореи, которые пережили повсеместный крах общественно-экономического строя, ставшего продуктом Русской революции. Вопреки существующей точке зрения, что режимы советского типа обречены, он приводит аргументы в пользу устойчивости некоторых вариаций социалистических государств.
