12.11.2012
Барак Обама. Круг второй
Колонка редактора
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 

AUTHOR IDs

SPIN RSCI: 4139-3941
ORCID: 0000-0003-1364-4094
ResearcherID: N-3527-2016
Scopus AuthorID: 24481505000

Контакты

Тел. +7 (495) 980-7353
[email protected]

Барак Обама доказал, что его победа в 2008 году не была результатом исключительно финансового кризиса и всеобщей эйфории по поводу возможного первого чернокожего президентаСоединенных Штатов. Второй срок завоеван в острой борьбе и не без потерь — более 10 млн американцев, голосовавших 4 года назад, отказали тогдашнему фавориту в поддержке. Как отмечают американские комментаторы, новый мандат он получил, опираясь на необычную коалицию — меньшинства, женщины, молодежь, интеллигенция. Как верно заметил Сергей Караганов, говоря в российских реалиях, за Обаму проголосовал «креативный класс», а за Ромни — традиционная Америка, мечтающая о былой «стабильности». 

В мире симпатии за 4 года не изменились — в большинстве стран, несмотря на разочарование в реальных свершениях Барака Обамы, значительное большинство опрошенных разными социологическими службами предпочитали демократа. Обаму воспринимают как человека, который, по крайней мере, понимает, насколько изменился современный мир и что Америка не может управлять им так, как привыкла. Из этого, правда, совсем не следует, что он знает, как это делать. Скорее наоборот, международный курс Обамы все более склоняется к спонтанному реагированию на постоянно происходящие перемены, чем к попыткам выстроить какую-то стратегию. За это его много критикуют, хотя сомнительно, что кто-то другой был бы в состоянии проводить иную линию — более осмысленную и предначертанную заранее. Неудивительно, что острая полемика по некоторым (очень немногим) внешнеполитическим темам во время дебатов велась в основном на уровне эмоций и риторики. По сути, оба кандидата не нашли принципиальных разногласий. 

В России в течение кампании особенно громко звучали голоса тех, кто говорил, что прямой и откровенный Ромни, честно говорящий, что наша страна — геополитический враг Америки номер один, лучше, проще и понятнее, чем лицемер Обама, умеющий плести хитрые словеса и втираться в доверие. Создалось впечатление, что это и есть официальное отношение к американским выборам, и западные СМИ в основном высказывали точку зрения, что, мол, русским выгоднее республиканец, поскольку он — идеальное пугало для внутриполитических нужд. 

Однако стремительное — в тот же день — поздравление с победой от обоих российских руководителей (они, как известно, давно взяли обыкновение не торопиться) и облегчение, которое испытывали чиновники в связи с проигрышем Ромни, свидетельствуют о другом. Дело не в каких-то симпатиях к Обаме, хотя по-человечески он многим приятнее, а в одержимости Владимира Путина идеей сохранения стабильности. Опасения, что Митт Ромни, стань он президентом, начнет хотя бы даже в небольшой степени воспроизводить лихие наскоки предыдущей республиканской администрации, от которых трясло весь мир (да, собственно, во многом и продолжает), внушали страх за управляемость всеми процессами — мировыми и внутренними. Весь этот год Владимир Путин постоянно обращает внимание на их взаимосвязь, так что хаос и турбулентность вовне, которая только усугубляется непродуманными действиями, с неизбежностью перетекает внутрь с непредсказуемыми последствиями. 

Обама, по крайней мере, осторожен, он не человек войны и не будет сознательно провоцировать кризисы, ввязываться в драку, «а там посмотрим». И этого достаточно, чтобы предпочесть его, что бы ни происходило вокруг «закона Магницкого», сирийской коллизии или занудных напоминаний Белого дома о неправомерности репрессий против оппозиции. 

Это предпочтение, впрочем, не означает, что в российско-американских отношениях открываются новые перспективы. Они пока так и не смогли вырваться из привычного цикла, который фактически не менялся со времени окончания холодной войны. 

Двадцать лет назад, 6 ноября 1992 года, только что избранный президентом США Билл Клинтон позвонил президенту России Борису Ельцину. На вопрос прессы, о чем они говорили 20 минут, Клинтон ответил уклончиво: «Мы обсудили, что он делает, и я сказал, что поддерживаю демократические и рыночные реформы в России. У нас не было содержательного разговора». С российской стороны было сказано чуть больше, кремлевская пресс-служба передала слова Ельцина: я думаю, господин Клинтон, что мои хорошие теплые отношения с Джорджем Бушем не станут препятствием для того, чтобы наши отношения теперь еще улучшились. «Решительность в политике и твердый отказ от старых догм и стереотипов, за что вы выступаете, вполне соответствуют принципам наших отношений». 

Насчет теплых отношений с Бушем Ельцин, вероятно, слегка лукавил. Предшественник Клинтона, на президентство которого пришлось острое соперничество между будущим российским лидером и президентом СССР Михаилом Горбачевым, долго занимал сторону последнего. Белый дом развернулся в сторону Ельцина только тогда, когда утрата Горбачевым власти стала очевидной. На Клинтона в Москве возлагали большие надежды — во время предвыборной кампании он критиковал Буша за нежелание оказать России масштабную помощь и обещал подойти к вопросу совершенно по-иному. Неудивительно, что вскоре после выборов приехавшему в Россию неформально одному из ближайших соратников Клинтона выдвинули едва ли не ультиматум: помогите нам немедленно либо у нас случится реванш и вам же будет хуже. 

Трудности с коммуникацией начались почти сразу. Уже в декабре 1992-го, когда Клинтон формировал свою администрацию, Ельцин «сдал» Егора Гайдара, не став настаивать на назначении его премьером. В американской прессе это было воспринято как признак отката, а некоторые не преминули поиронизировать на внутриамериканскую тему — один из консервативно настроенных комментаторов предложил Клинтону скорее взять Гайдара к себе в кабинет: «Пусть там будет хоть кто-нибудь, разбирающийся в том, что такое рыночная экономика». (Забавно, что обвинения со стороны республиканцев в том, что демократы ничего не смыслят в экономических вопросах, были стержнем и кампании Ромни.) 

Клинтон тем не менее сделал серьезную ставку на Россию, стремясь преставить ее демократическую трансформацию одной из «жемчужин» своего президентства. Не вышло. В «друге Борисе» он в конце концов ужасно разочаровался, а под занавес президентского срока ему пришлось поработать с Владимиром Путиным, который для Клинтона был символом того, что Россия двинулась куда-то совсем не туда. Зато с Бушем-младшим у Путина сложились вполне позитивные личные отношения, подкрепляемые изначально имевшимся желанием открыть новую главу в российско-американской истории. Но на межгосударственном уровне все зашло в настоящий тупик. Обама вернул диалог к рабочему состоянию, однако ограниченная повестка дня перезагрузки была довольно быстро выполнена, а качественного сдвига так и не случилось. 

За 20 лет связи двух стран завершили полный цикл. Всерьез относиться к высказываниям Митта Ромни о России не стоит — это не более чем кампания. Едва ли хоть кто-то из серьезных политиков может полагать, что Россия — главный вызов для Америки. Однако симптоматично, это этот стереотип всплыл — просто потому что ничего другого на поверхности нет. Москва меж тем избавляется от наследия 1990-х, расставаясь с USAID, программой Нанна — Лугара и прочими реликтами клинтоновской эры, когда стороны так понимали помощь российской демократии. Россия не желает сохранять никаких напоминаний о том периоде, когда ей приходилось признавать себя младшим партнером. А Соединенные Штаты даже сегодня, в условиях ослабления позиций и нарастания разнообразных трудностей, не готовы признать кого-то равноправным. 

Главной российско-американской проблемой является отсутствие современного содержания в повестке дня, которая, что бы ни говорили участники, по-прежнему определяется даже не инстинктами, а интеллектуальными заготовками времен холодной войны. Новое наполнение появится только тогда, когда переговоры будут вестись по другому кругу вопросов — ситуация в Азии, перспективы коммерческого освоения Арктики, реформа системы ядерного нераспространения, которая очевидно разваливается, экономическое взаимодействие и т.д. По всем этим темам нужна глубокая дискуссия, которую пока никто вести не собирается. Цитируя Ельцина из разговора с Клинтоном 20-летней давности, необходим «твердый отказ от старых догм и стереотипов». Прежний набор гарантирует одно — отношения продолжат ходить по замкнутому кругу похолоданий и разрядок/перезагрузок при любом президенте США. Даже таком приятном во всех отношениях, как Барак Обама.