Встречу в Сочи премьер-министра Японии Синдзо Абэ и президента России Владимира Путина все охарактеризовали как конструктивную и полезную, хотя конкретных результатов она не принесла. По крайней мере публике о них ничего не сообщили. Ожидать прорывов не стоило, слишком много препятствий для развития отношений как застарелых, которые не могут преодолеть десятилетиями, так и свежих, связанных с новейшими международными кризисами.
Сам факт приезда главы японского кабинета в условиях, когда старший партнер (Вашингтон) этого делать настоятельно не рекомендовал, шаг, достойный того, чтобы быть оцененным.
Как и настойчивость Абэ, стремящегося найти какие-то новые возможности и подходы в казалось бы вдоль и поперек изученном «территориальном вопросе». Пространство для компромисса, конечно, все равно остается крайне тесным, но работу по заключению мирного договора снова пообещали продолжить.
Японское направление российской внешней политики интересно не только в двустороннем и региональном контексте (автор этих строк отмечал данный аспект в колонке неделю назад), но и как примета новых международных отношений. Если упростить весьма многослойную и запутанную картину мировой политики, то можно выделить две противоположные тенденции.
С одной стороны, общая нестабильность и нервозность растет, в том числе в военно-политической сфере, и стимулирует стремление укреплять блоки, альянсы, устоявшиеся связи с надежными партнерами. С другой — всепроникающая экономическая взаимозависимость резко повышает цену «окукливания», ограничения контактов с партнерами за пределами тех самых устойчивых связей. К тому же случаи прямой и явной военной угрозы (объявление войны в классическом смысле) сейчас очень редкое исключение. Все носит текучий характер подрыва возможностей оппонента и размывания его суверенитета. А это создает трудную дилемму относительно casus belli — что считать таковым и когда в силу вступают обязательства патрона перед патронируемым. Отсюда неуверенность в непререкаемости альянсов и подспудное стремление подстраховаться, диверсифицировать риски.
На практике это находит разные проявления. Показательный пример — НАТО. Альянс вроде бы (как следует из многочисленных официальных и экспертных высказываний) обрел новое дыхание и единство благодаря возродившейся «российской угрозе». В то же время страны-члены, наиболее опасающиеся восточного соседа, продолжают испытывать сомнения в том, что «старшие» союзники кинутся им на помощь в случае форс-мажора. Они требуют дополнительных гарантий, блок старается их успокоить, не заходя слишком далеко, в результате умиротворения не наступает, а, напротив, растет напряжение. Тем более что внутри НАТО далеко не все считают Россию такой уж острой угрозой.
Свои сложности и в ОДКБ — недавняя вспышка боевых действий в Нагорном Карабахе напомнила о том, сколь деликатна ситуация. Военные гарантии даются Еревану, Карабах вне его юрисдикции, хотя провести грань между происходящим там и межгосударственным конфликтом с участием одной из союзниц по ОДКБ можно разве что условно. Не случайно Россия проявила такую дипломатическую активность, чтобы сразу загасить очаг и не доводить до открытой войны двух стран Южного Кавказа. Потому что она поставит военный союз в крайне неприятное положение.
В Азии все это имеет самый звучный резонанс. Единой системы безопасности там нет. Есть сеть военно-политических гарантий, которые еще во времена холодной войны дали партнерам и союзникам Соединенные Штаты. И растущее присутствие Китая прежде всего экономическое, но постепенно и военное. Партнеры США, в том числе и Япония, нуждаются в американской «подпорке» перед лицом китайской мощи, однако
неукоснительное следование в фарватере Вашингтона чревато усугублением проблем с Пекином. Особенно если новый экономический формат Транстихоокеанского партнерства и дальше будет заявляться как откровенно антикитайский, как это раз за разом делает Барак Обама.
По своим внутренним соображениям, чтобы обеспечить ратификацию в Конгрессе, но слово, как говорится, не воробей, в сторону Китая уже улетело…
Азиатские страны следят за событиями в Европе и на Ближнем Востоке, потому что стремятся уловить характер поведения США в отношении союзников — сколь можно полагаться на Америку. Действия Белого дома в Сирии (нежелание вмешиваться после объявления «красной линии») и договоренность по ядерному вопросу с Ираном очень насторожили монархии залива, прежде всего Саудовскую Аравию. Эр-Рияд тоже ищет способы подстраховаться, например, не прерывая диалог с Россией, хотя позиции по большинству вопросов диаметральные.
Японский случай особенно наглядно демонстрирует этот нарождающийся феномен. Национальные интересы страны попросту не позволяют полностью замкнуться в заранее отведенных рамках, необходима гибкость и возможность диверсифицировать контакты. Всегда будет, конечно, определенная иерархия приоритетов, но приоритет не приговор, хотя отношения с Вашингтоном — это святое.
Для России выстраивание максимально широкого полотна связей, основанных не на обязательствах, а на совпадении интересов, насущная необходимость. Но об этом в следующий раз.
