События последнего времени — объявление о новой конфигурации власти и публичные выступления участников бывшего тандема — окончательно убедили в том, что в России сложилась новая политическая ситуация. И хотя президенту Дмитрию Медведеву предстоят еще серьезные международные поездки, в том числе на саммиты «большой восьмерки» и «большой двадцатки», они, вероятнее всего, будут носить протокольный характер. Внимание партнеров и собеседников сосредоточилось на его менторе Владимире Путине. Как бы то ни было, можно подводить итоги того периода отечественной внешней политики, который связан с именем Медведева.
Какими внешнеполитическими шагами и заявлениями запомнится это время? Инициатива о новой архитектуре европейской безопасности, выдвинутая в июне 2008 года во время визита в Германию. Пятидневная война с Грузией и последовавшее за ней заявление о «сфере привилегированных интересов», а также признание Абхазии и Южной Осетии. Перезагрузка с Соединенными Штатами, подписание Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений. Отмена контракта на поставку в Иран установок С-300. Заметное повышение внимания к Азии, причем не только к Китаю, предложение качественно нового подхода к решению проблемы Корейского полуострова — через крупный энергетический проект. Личное выяснение отношений с президентами Украины (Ющенко) и Белоруссии, включая мощную информационную кампанию против последнего. Неожиданное согласие на военную интервенцию в Ливии. Визит на Южные Курилы, вызвавший резкое ухудшение отношений с Токио. Условно к этому перечню можно добавить Таможенный союз и прогресс в отношениях с Польшей, но в этих случаях очевидна ведущая роль премьер-министра Владимира Путина. Вообще, анализируя период с весны 2008-го по осень 2011 года, нужно, конечно, иметь в виду, что, строго говоря, внешнеполитического курса Дмитрия Медведева не существовало, был курс правящего тандема.
За исключением, возможно, Ливии, все решения не противоречили позиции главы правительства. Но последний, надо признать, довольно четко соблюдал формальное разделение полномочий, лишь изредка открыто вмешиваясь в прерогативы президента, к которым относится внешняя политика. Так что Медведева оправданно считать символом проводившейся линии.
Если присмотреться внимательнее к списку вех, вывод можно сделать парадоксальный. Президента с самого начала зачислили в категорию западников — по причине дружелюбного стиля поведения и благодаря приятной Европе и США модернизационной риторике. И то и другое разительно отличало Медведева от его предшественника и преемника. Однако в сухом остатке получается, что именно по западному вектору, по сути, никуда не продвинулись. Зато направления, которые условно можно назвать анти- или альтерзападными, оказались более успешными.
Сказанное не означает, что, к примеру, перезагрузка завершилась провалом, как сейчас модно утверждать и у нас, и на Западе. Напротив, она была удачной в тех узких рамках, которые ей отводились. Суть состояла в нормализации отношений с США, выводе их из глубокого тупика, в который они зашли к концу правления Джорджа Буша, и возвращению к более или менее функциональной форме. Что и достигнуто: удалось снять немалую часть негативного «навеса» и урегулировать несколько старых вопросов.
Перезагрузка не ставила целью выработать новую модель российско-американских отношений, чуда и не случилось. То есть антикризисный менеджмент возымел эффект, но не более того.
В отношениях с Европой — и НАТО, и особенно Евросоюзом — похвастаться нечем. За три с половиной года не произошло вообще ничего, кроме произнесения красивых слов. Инициатива по европейской безопасности оказалась проходным элементом бесконечной игры в попытках друг друга запутать. Бессодержательное «Партнерство для модернизации» с ЕС и аналогичной эффективности декларации по ЕвроПРО остались галочками на бумаге. Справедливости ради надо, конечно, отметить, что вина отнюдь не только на российской стороне. В том состоянии, в котором сегодня пребывают Европейский союз и европейская часть Североатлантического альянса, не до масштабных проектов. Впрочем, под конец срока выяснилось, что и нейтральными отношения, скажем, с ЕС назвать трудно: скоординированная атака на «Газпром» и очередное резкое обострение трубопроводной конкуренции продемонстрировали масштаб противоречий.
Наиболее успешным актом в отношениях с Западом стала как раз самая критикуемая там операция — война в Южной Осетии. Несмотря на первоначальный шок и угрозы изоляции Москвы, довольно быстро выяснилось, что способность вовремя продемонстрировать силу как минимум снимает некоторые ненужные вопросы и отрезвляющее действует на партнеров. Вообще парадоксальным образом может случиться так, что с исторической дистанции грузинская война будет выглядеть главным внешнеполитическим деянием Дмитрия Медведева, хотя это противоречит его публичному образу.
Успехов Россия при Медведеве добилась как раз в Азии. Во всяком случае, география визитов и интеллектуальная активность заметно сместилась туда. В Москве стали много говорить о необходимости выработки всеобъемлющей стратегии, которая совмещала бы задачу восстановления позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе с развитием российского Дальнего Востока. Транскорейский газовый проект — заявка на то, чтобы предложить принципиально новую парадигму урегулирования, а Курильский демарш — напоминание о том, что Россия из Азии никуда уходить не собирается. Причем напоминание, в принципе, не Японии.
При Медведеве наметилась линия, которая, похоже, получит продолжение и при Путине: трансформация России в державу с прежде всего региональным горизонтом (хотя регион — вся Евразия, что по определению придает и глобальное измерение). И заявление о сфере привилегированных интересов (то есть признание того, что у интересов есть очерченные границы), и отстраненная позиция по Ливии, и заметно активизировавшиеся усилия по приданию импульса постсоветским интеграционным структурам (Таможенный союз, ОДКБ, зона свободной торговли СНГ) — действия одного порядка. Россия постепенно локализует свои приоритеты, они расположены вдоль ее границ, все остальное — разменные монеты. Это не линейный и только начавшийся процесс, но симптомов его все больше.
Если обобщать, последние три года (после грузинской войны, которая, конечно, была запоздавшим проявлением путинского курса) можно назвать периодом внешнеполитической стабилизации. Это естественная интерлюдия. К осени 2008 года Россия исчерпала возможности «восстановительного» политического подъема после распада СССР, понадобилось переосмысление, а потом формулирование новых задач. Этот процесс не завершен. Однако корректный и внешне приветливый президент России приглушил страсти, оттенив своего брутального ментора. При этом его вежливость многие захотели интерпретировать как прозападность, в то время как на деле это скорее было безразличие. Что тоже полезно на фоне повышенной и в основном негативной эмоциональности Путина.
В целом внешнюю политику-2008—2011 можно оценить как успешную — опять-таки с учетом того, что и мир, и Россия находились и находятся в середине бурного и опасного переходного этапа непонятно куда.
Владимиру Путину предстоит куда более сложная задача — переходить к осуществлению новой политики в условиях растущей непредсказуемости всего происходящего. Но он знал, на что шел, когда принял решение вернуться.
