Несмотря на мрачные пророчества большинства комментаторов, соглашение о прекращении огня в Сирии в целом соблюдается, и даже оживились слабые поползновения к возобновлению политического процесса. Все по-прежнему стоит на крайне шатком фундаменте, но худшие прогнозы не оправдываются.
Если посмотреть на происходящее вокруг Сирии с точки зрения международной системы в целом, выясняется любопытная вещь. Двадцатипятилетние попытки миростроительства как будто бы ушли в песок. Снова помимо Москвы и Вашингтона, «боссов» прежней эпохи, нет никого, кто был бы в состоянии принять важное решение и начать воплощать его в жизнь. Грустная новость для международных организаций, которые по идее должны управлять миром, и в особенности для Европейского союза, самостоятельная роль которого на столь важном для него Ближнем Востоке попросту незаметна.
Это не означает, что восстанавливается прежняя структура мировой системы. Зато наглядно подтверждает, что действенного нового мирового устройства не появилось. И одна из причин тому — нерешенность вопроса о месте России.
На протяжении всего периода после «холодной войны» российское позиционирование на международной арене было противоречивым. Хотя Россия правопреемник Советского Союза, ее статус в глобальной иерархии несравним с тем, которым обладал СССР. Последний даже на излете, переживая острейшие трудности и отступая, оставался одной из двух глобальных опор, страной, без которой невозможно решить ни один серьезный вопрос.
После 1991 года Россия попала в странное положение. Наследник сверхдержавы с почти всеми ее формальными атрибутами. Но государство, вынужденное преодолевать тяжелейший системный упадок и находящееся в зависимости от милости тех, кто еще совсем недавно был противником. И это без провозглашенного и признанного поражения в противостоянии.
Приноровиться к такой ситуации Россия пыталась по-разному. От фактического согласия с тем, что у нее нет «национальных интересов», которые отличались бы от того, к чему стремится «цивилизованный мир» (ранний этап примерно до 1994 года). До имитации глобальной роли путем присутствия (пусть и без рычагов влияния) в основных переговорно-дипломатических форматах.
А вот с точки зрения внешнего мира (западного прежде всего) желательное место России было вполне определенным — часть «расширенной Европы». Эта концепция оформилась к началу 2000-х годов, но воплощаться в жизнь начала раньше. Она предусматривала наличие европейского пространства, ядром которого служит Евросоюз (фактически и НАТО, хотя сами европейцы всегда подчеркивали отличия двух объединений). Имелось в виду, что часть бывшего коммунистического блока в эти структуры вступит, прочие будут аффилированы с ними за счет добровольного (без членства) принятия норм и правил. Россия всегда считалась особым случаем. Однако предполагалось, что и она займет свою, пусть значимую, но подлежащую общей субординации ячейку в палитре будущей Европы.
Иными словами — России предлагалось место внутри европейской архитектуры, которая к тому моменту уже не была глобальной. В отличие от общеевропейского дома, который собирался строить Михаил Горбачев и в котором СССР должен был служить равноправным сопроектировщиком мироздания вокруг него, новая европейская система мыслилась как региональная. То есть Москва отказалась бы от глобальных устремлений, да и внутри большой Европы признала бы подчиненность правилам, выработанным без российского участия.
По многим причинам Россия не вписалась в роль, отведенную ей в мироустройстве, которое должно было возникнуть после 1991 года. И нельзя сказать, что она не хотела этого — вплоть до середины 2000-х годов Москва как-то обустраивалась в предложенной ячейке, пытаясь ограничить себя и несколько расширить ее. Однако вскоре весь дизайн девяностых годов начал оползать и деформироваться под воздействием меняющихся внешних обстоятельств. События 2014-2015 годов стали для России окончательным сломом конструкции, сохранявшейся в общем виде почти четверть века.
Операция в Крыму — ответ на неуклонное продвижение западных структур на восток, которое не прекращалось на протяжении всего периода после «холодной войны». То есть идея ЕС/НАТО-центричной Европы была отвергнута самым решительным способом из всех возможных — с применением военной силы.
Кампания в Сирии стала следующим шагом. Россия заявила претензию на то, чтобы вновь выйти на глобальную арену, стать ключевым участником процессов, которые не затрагивают ее напрямую, но принципиально важны для будущей расстановки сил. Российская кампания имела следствием не только укрепление режима Башара Асада, но и договоренность с Соединенными Штатами о прекращении боевых действий и возобновлении политического процесса. Вопреки крайне плохим отношениям по всему остальному спектру и острым взаимным обвинениям.
Возрождение Москвы в качестве глобального игрока — необходимое условие для общего баланса. Но явно недостаточное. Самой России нужно в неотложном порядке что-то делать со своей экономической политикой — в таком состоянии рассчитывать на лидирующие позиции в мире не стоит. А международной системе нужно расширение числа ответственных держав — способных решать проблемы, а не только создавать их.
