Россия в глобальной политике

В июне 2016 года на Санкт-Петербургском международном экономическом форуме премьер-министр Италии Маттео Ренци заявил, что выходом из нынешнего тупика на Украине может стать урегулирование по типу Альто-Адидже [1]. Для многих на форуме и за его пределами природа конфликта на этой граничащей с Австрией территории и способ его урегулирования остались по большей части неизвестными. Не исключено, что итальянское правительство предложило модель Альто-Адидже лишь с тем, чтобы показать степень своего влияния в европейской геополитике. Од­нако сама идея положить в основу урегулирования конфликта на Украине и разно­гласий между ЕС и Россией некую договоренность о разделении полномочий может оказаться полезным. При более внимательном рассмотрении выясняется, что терри­ториальные конфликты или, во всяком случае, возможности для их возникновения, имеются во многих частях Европы и что европейские государства изыскивают спо­собы организации политической власти, которая могла бы удовлетворить разнона­правленные требования различных социальных групп.

Соответствующий опыт европейских стран, в том числе модель Альто-Адидже, может подсказать, каким образом согласовать разные и, казалось бы, противопо­ложные требования на Украине. Но это не означает, что мы имеем некую универ­сальную модель, применимую при любом стечении обстоятельств. Мы просто про­ливаем свет на то, чем специалисты по сравнительной политологии занимаются на протяжении десятилетий. Их задача – выявить социальные, политические и эко­номические переменные, помогающие понять, как организация политической влас­ти может – или не может – обеспечить стабильность, безопасность и преуспеяние. В настоящей работе рассматриваются некоторые формы разделения полномочий, характерные для современной политической системы европейских стран. В ней также исследуются факторы, приведшие к достижению более удачных результатов. Мы вкратце расскажем о литературе на тему о разделении полномочий и рассмотрим три конкретных примера из европейской практики. Первый из них – Альто-Адидже/ Южный Тироль – поможет установить, способны ли внешние акторы (например, со­седние государства) сыграть важную роль в качестве гарантов соглашений о раз­деле полномочий. На втором примере (случай Бельгии) мы покажем, как комплек­сные договоренности могут способствовать устранению расколов в обществе, пусть и за счет снижения эффективности политического руководства. Третий пример (Соединенное Королевство) является иллюстрацией того, как членство в региональ­ных и/или международных организациях может повлиять даже на безупречно отла­женные политические механизмы. Каждый из этих примеров помогает осмыслить возможности разрешения украинской проблемы и избежать ошибок на этом пути.

Разделение полномочий и консоциационализм [2]

Исходное положение состоит в том, что соглашения о разделе полномочий (СРП) отвергают некоторые основные принципы либеральной демократии либо допускают от­клонения, наиболее важное из которых предусматривает, что большинство или даже от­носительное большинство голосов на выборах обеспечивает исполнительной власти ман­дат на определенный период времени. В рамках СРП может не соблюдаться приоритет прав личности над правами коллектива.

Фактически, в условиях СРП признается, что обеспечение равных прав для всех и простое большинство голосов на выборах не только не гарантируют сохранение прав той или иной группы, но и подвергают ее определенному давлению.

Например, канадская провинция Квебек использует дарованную ей конституци­ей юрисдикцию в сфере языка и образования для обеспечения за французским языком статуса государственного в пределах своей территории. Все новоприбывшие обязаны от­правлять детей во франкоязычные школы: таким путем создается гарантия того, что де­мографические изменения со временем не приведут к вытеснению доминантного языка и превращению его в язык меньшинства. Там, где главенствуют либерально-демократи­ческие принципы, подобного рода положение о языке рассматривалось бы как наруше­ние основных прав человека, таких как право на выбор языка обучения и трудоустройст­ва. Но в глазах квебекских руководителей оно было единственной гарантией сохранения незначительным франкоговорящим большинством, затерянным на просторах англоя­зычной Северной Америки, своей культуры и идентичности.

Признание положения о групповых правах и их защите и его включение в прин­ципы политического урегулирования открывает широкие возможности для гармониза­ции прав и интересов различных групп и индивидуальных прав. Изучив ситуацию в ряде стран (от Ливана до Бельгии), американский политолог голландского происхождения Аренд Лейпхарт разработал весьма популярную модель, помогающую понять принципы СРП. Для обозначения последних и проведения различий между СРП и так называемыми мажоритарными системами он использует термин «консоциационализм». В мажоритар­ных системах политическая власть сосредоточена в центральных институтах, в частно­сти на уровне исполнительной власти, что позволяет большинству осуществлять контр­оль над политикой и принятием решений. «Консоциационализм» же предусматривает систему сдержек и противовесов, которые ограничивают возможности большинства осу­ществлять контроль над политическими институтами и принятием решений, например передача территориальных полномочий, фрагментация исполнительной власти и гаран­тированное представительство наиболее значимых социальных групп.

В Европе соглашения о разделении полномочий действуют давно. В качестве при­мера можно привести швейцарский федерализм, автономные области Испании и фе­деральное устройство Бельгии. Федерализм особо пригоден для разработки различных вариантов урегулирования споров, так как в его основе лежит постулат о возможности управлять совместно при одновременном разделе полномочий. Такая «федеральная воля», по словам Уильяма Райкера, порождается интересами и расчетами политических акторов, полагающих, что многие проблемы, имеющие отношение к общественным бла­гам, можно решить в рамках широких соглашений, тогда как другие – путем передачи полномочий на места или на законодательном уровне. Это удобный механизм для раз­решения вопросов, связанных с культурным разнообразием и урегулированием споров в отношении экономических ресурсов. Важнейшим элементом СПР, федерализма и ре­шений о передаче власти на места является обязательство править совместно при од­новременном разделении полномочий. Успех или неуспех определяется не столько ин­ституциональной или конституционной архитектурой, сколько политическим выбором и ресурсами, которые политики способны мобилизовать. Ниже мы рассмотрим некото­рые примеры из практики европейских стран и попытаемся выявить значимые полити­ческие факторы.

Разделение полномочий в Европе

Пятая Французская республика почти уникальна в том отношении, что провозгла­шает себя «единой и неделимой». Большинство европейских стран, в том числе Соеди­ненное Королевство, выработали асимметричные схемы властных отношений -как с тер­риториями, так и с общественными и культурными группировками.

Альто-Адидже/Южный Тироль – гаранты разделения полномочий

Сложность взаимоотношений с немецкоязычным районом Италии отражена в его названии. Итальянское население называет его Альто-Адидже, тогда как у немецкоязыч­ных граждан по-прежнему в ходу его историческое название -Южный Тироль, под кото­рым он был известен, когда находился в составе Австро-Венгерской империи Габсбургов. Хотя объединение большинства итальянских земель было завершено к 1870 г., вопрос об австрийской оккупации территории к югу от перевала Бреннер оставался открытым вплоть до конца Первой мировой войны.

В рамках послевоенного урегулирования вопрос о том, что делать с немецкоязыч­ным культурным сообществом, неожиданно оказавшимся в составе итальянского госу­дарства, не был решен. Не смогли справиться с этой проблемой в межвоенный период и итальянские фашисты с их безрассудной мечтой об «итальянизации» всей страны, по­родившей продолжительную напряженность и лишь затруднившей последующие попыт­ки по выработке линии поведения в отношении лингвокультурного меньшинства, тесно связанного с соседним государством, в этнически однородной Италии.

Итальянские и австрийские политические лидеры осознавали сложность стоящей перед ними задачи. Еще в 1946 году премьер-министр Италии Алкиде Де Гаспери и ми­нистр иностранных дел Австрии Карл Грубер пришли к соглашению о том, что район останется в составе Италии, но получит определенную степень автономии, которая обес­печит права местного немецкоязычного большинства. Первый шаг был сделан авторами конституции Италии 1948 года, согласно которой этот район стал одним из пяти регио­нов с особым статусом. В соответствии с конституцией и принятыми позднее законами, немецкому языку (и языкам других этнических меньшинств) была гарантирована за­щита. Однако юридические гарантии сохранения языка и конкретный инструментарий для осуществления самоуправления в условиях официально унитарного государства поя­вились только с принятием в 1972 г. «Особого статута об автономии» (в который впослед­ствии вносились поправки). Провинции Больцано, так же как и провинции Трентино, со­ставляющей вторую часть региона, были переданы исполнительные, законодательные и фискальные полномочия, что позволяет их руководству принимать важнейшие по­литические решения по большинству вопросов общественной жизни (за исключением внешней политики и безопасности). Обладание статусом территориальной автономии означает, что регион поддерживает с центральным правительством отношения иного рода, нежели остальные районы Италии.

В целях нашего исследования важно обратить внимание на отношения Италии с Австрией и роль последней в урегулировании продолжительного конфликта. В после­военный период итальянские и австрийские политические лидеры и официальные лица вели переговоры по всем вопросам, связанным с заключением СРП, с целью урегулирова­ния конфликта и ослабления напряженности между языковыми сообществами. Австрия отказалась от всяких притязаний на эту территорию, но настаивала на заключении меж­дународного соглашения, на основании которого можно было бы защитить местную не­мецкоязычную общину. Тот факт, что оба государства являются членами ЕС, используют единую валюту и имеют между собой открытую границу, позволил возродить в трансгра­ничном регионе (Еврореджо) многие из прежних экономических, социальных и даже по­литических связей исторического региона Южный Тироль. Единение государств-гаран­тов и открытость границ означает, что конституционные гарантии защиты меньшинств и особые права автономии находят конкретное выражение в политической и экономиче­ской жизни.

Бельгия: институциональный федерализм, политический застой

В Бельгии дела обстоят иначе, нежели в двух других случаях, которые мы здесь рас­сматриваем, ибо там отсутствует меньшинство, имеющее тесные отношения с сосед­ним государством. Во многих отношениях политическое развитие Бельгии определялось стремлением двух ее крупнейших языковых общин – французов в Валлонии и фламан­дцев во Фландрии – отстоять свою независимость, соответственно, от соседней Франции и Нидерландов. Образованное по итогам наполеоновских войн, бельгийское государ­ство не было единым. Размежевание поначалу было обусловлено глубоко укоренивши­мися различиями не столько языкового, сколько идеологического и культурного харак­тера. На политической и социальной сцене действовали соперничающие либеральные, социалистические и католические группировки. Эта борьба проходила под руководством политических партий, управлявших частями разделенного общества и их взаимоотно­шениями через посредство многочисленных механизмов: от профсоюзов -до групп вза­имопомощи. Разделение полномочий осуществлялось не посредством территориальной децентрализации, а путем соглашения между элитами, обеспечившего защиту интересов всех трех сегментов общества в центральных учреждениях и в ходе принятия политиче­ских решений.

Этот этап политического развития Бельгии примечателен тем, что языковые раз­личия не были определяющими. Политические партии (например, социалисты) пред­ставляли собой структуры, объединявшие тех, кто был разделен в обществе. Лингво-тер­риториальный вопрос начал выходить на передний план в 60-х годах прошлого века отчасти по той причине, что политические партии уже не могли руководить своими сег­ментами общества, члены которых во все большей степени чувствовали себя обделенны­ми. Разногласия между фламандской и франкоязычной общинами (в Бельгии есть еще и немецкоязычное меньшинство) вышли на поверхность. Решение проблемы искали в территориальной децентрализации: различные районы страны получили самоуправле­ние, а языковые «сообщества» обрели определенный объем полномочий. По конституции бельгийское федеральное государство состоит из трех общин (французской, фламанд­ской и немецкой) и трех регионов, которые не обязательно совпадают с ареалами про­живания языковых сообществ. Федеральные институты устроены таким образом, что­бы гарантировать невозможность преобладания какой-то одной группы. На этот случай имеется механизм, обеспечивающий представительство фламандских и валлонских пар­тий в органах исполнительной власти.

В итоге образовалась сложная федеральная структура с широким распределением полномочий между территориальными единицами и языковыми сообществами и огра­ниченным мандатом федерального государства. Общины уполномочены решать вопросы в сфере культуры, включая язык и образование, а также социального обеспечения и здра­воохранения. Региональная юрисдикция распространяется на традиционные вопросы территорий, включая экономическое развитие, транспорт, сельское хозяйство и даже ох­рану окружающей среды. Несмотря на отсутствие привязки к определенной территории, общины имеют законодательные органы, формирующиеся путем выборов, которые про­водятся среди контингентов избирателей по языковому принципу. В бельгийском вари­анте СРП отражена попытка распределить политическую власть по территориальным и общественным единицам, но с таким расчетом, чтобы глубоко разделенное общест­во оставалось в рамках общего федерального государства. Бельгийское государство, ко­торое часто называют «искусственным», продолжает оставаться суверенным и как тако­вое служит примером СРП, которое выходит за рамки только территориальных единиц. Впрочем, центробежный характер политической власти предопределил наступление пе­риодов политической стагнации (на национальном уровне стали возникать затяжные кризисы), затрудняющие процесс разработки решений. В качестве примера можно при­вести недавний шквал критики по поводу внутренней безопасности. Не удивительно и то, что в федеральном бюджете Бельгии высок уровень государственной задолженно­сти (соотношение между суммой долга и ВВП превышает 100%), так как сложный процесс выработки решений и необходимость находить компромиссы приводят к росту государ­ственных расходов.

Разъединенное Соединенное Королевство

Соединенное Королевство часто представляют в качестве образца политической стабильности и хранителя демократических ценностей. Великобритания, в том виде как мы ее знаем сейчас, сформировалась к 1707 году вследствие долгой оккупации Анг­лией Ирландии и фактической аннексии Уэльса и Шотландии. Под одной политической властью объединились, по меньшей мере, четыре разных политических образования. Ко­ролевство оставалось относительно единым до начала ХХ века, но в 1922 году после про­возглашения Ирландией независимости в южной части острова образовалась Ирланд­ская Республика, а на севере – «юнионистская» Северная Ирландия, оставшаяся частью Соединенного Королевства. Не так давно с требованием о реформе системы политиче­ской власти и территориальных отношений выступили шотландские и, в меньшей степе­ни, уэльские националисты. Нас же в данном контексте интересует то, как это формаль­но унитарное государство и образец мажоритарной институциональной архитектуры, избирательная система которого направлена на создание парламентского большинства и сильной исполнительной власти, развивает асимметричные отношения с различными частями своей территории.

Большую часть времени с начала 70-х до 90-х годов прошлого века на Британских островах разворачивался кровавый конфликт, так как волнения в Северной Ирландии (СИ) зачастую приводили к всплескам насилия на территории Англии. Главная пробле­ма состояла в том, какую линию поведения выбрать в отношении расколотого населения, которое желало присоединиться к двум разным суверенным государствам. В Северной Ирландии многие республиканцы продолжали питать надежду, что в один прекрасный день Ирландская Республика распространит свой суверенитет на все пространство остро­ва, тогда как сокращавшееся юнионистское население полагало, что может выжить толь­ко в составе Соединенного Королевства.

Решение, известное как Соглашение Страстной Пятницы (ССП), было найдено в 1998 году после переговоров между представителями британского и ирландского прави­тельств и политических партий при посредничестве США. Ирландия официально отказа­лась от притязаний на шесть северных графств, которые остались в составе Соединенно­го Королевства, а британское государство передало законодательные и исполнительные полномочия властям в Белфасте. Было создано региональное собрание, наделенное зако­нодательными полномочиями, и исполнительный аппарат, включающий представителей обоих политических общин. Предприняты шаги по созданию трансграничных структур, которые должны заниматься вопросами, представляющими взаимный интерес для ИР и СИ, и открыть границу между двумя государствами.

Разрешение североирландской проблемы не замедлило процесс дальнейшей тер­риториальной децентрализации власти. Националисты в Уэльсе и особенно — в Шотлан­дии, все громче требовали расширения исполнительных и законодательных полномочий своих государств. В 1977 году к власти пришло правительство Тони Блэра, который был твердо намерен провести такую реформу. В 1999 году после ряда референдумов присту­пили к работе Шотландский парламент и Национальное собрание Уэльса. Передача пол­номочий на места означает, что руководство важнейшими сферами жизни общества, та­кими как здравоохранение, образование, социальное обеспечение и судопроизводство в соответствии с местными законами, теперь осуществляется на местном уровне и может принимать различные формы в разных частях Соединенного Королевства. Последствия передачи полномочий на места интересны тем, что теперь Шотландия, Уэльс и СИ обла­дают собственными региональными собраниями и полномочиями, одновременно оста­ваясь в составе национальных институтов, тогда как Англия, самая большая из четырех частей Соединенного Королевства, таковых не имеет.

Но передача полномочий не успокоила националистов, особенно в Шотландии, которые продолжают выдвигать новые требования и заявлять о новых претензиях. В 2014 году состоялся референдум об отделении Шотландии от Соединенного Королевства. Противники отделения победили с незначительным перевесом после того, как шотландцам было обещанодальнейшее расширение местных полномочий. Нынешняя ситуация чревата новыми проблемами, так как на референдуме Шотландия единодушно проголосовала против выхода из Евросоюза. Главы исполнительной и законодательной власти Шотландии заявили, что выход Великобритании из ЕС может стать основанием для проведения нового референдума. Это высвечивает еще одну проблему: регионы с расширенными полномочиями могут иметь иные политические предпочтения в том, что касается участия в региональных и международных организациях и соглашениях.

Выводы

Исследование вопроса, касающегося СРП и передачи власти на места в странах Европы, позволяет извлечь как минимум три урока полезных для Украины. Во­первых, использованию СРП для урегулирования конфликтов могут способствовать внешние акторы, но удачный исход обеспечен только в том случае, когда вовлеченные в конфликт стороны видят в СРП средство защиты и продвижения своих интересов. Более того, необходимо, чтобы внешние игроки вели переговоры добросовестно, стремясь действительно урегулировать конфликт между глубоко враждебными друг другу частями общества, а не преследовать узкие политические цели. Внешние акторы должны признать, что урегулирование конфликта в их обоюдных долгосрочных интересах. Также не будет лишним, если внешние игроки предпримут попытку укрепить собственные двусторонние связи, как это сделали Италия и Австрия, а позднее Ирландия и Соединенное Королевство. Во-вторых, СРП подразумевает применение сложных и зачастую обременительных процедур, в рамках которых приоритет отдается достижению политического урегулирования, а не эффективности самого процесса принятия решений. Зачастую сделать поиск компромиссов более гладким помогает государственное финансирование. Но это не довод против распределения власти: просто внешние акторы должны осознать, что деятельность по урегулированию конфликтов отличается от других видов политической деятельности. В случае Украины с ее серьезным финансовым кризисом таким внешним игрокам, как МВФ и Европейский союз, возможно, имеет смысл сбалансировать экономические приоритеты и необходимость найти политическое решение. Наконец, как мы видели на примере Шотландии и ЕС, становится все труднее навязывать единообразные международные или региональные соглашения территориям, пользующимся расширенными полномочиями. Эксперты по урегулированию конфликтов должны признать, что внешние интересы различных территориальных единиц и социальных групп разнятся. Важно, чтобы все акторы, как местные, так и международные, стремились к наибольшей открытости и гибкости.

Легких путей к урегулированию конфликтов в глубоко разделенных обществах не бывает. Соглашения о разделении полномочий не способны делать чудеса, примирять конкурирующие интересы, искоренять вражду или корыстные вожделения. Но они открывают путь в политическое пространство к самоуправлению и решению общих политических проблем. Для успеха необходимо найти баланс -как между местными интересами,так имеждувнешними акторами, которые видятвурегулировании конфликтов путь к достижению общих целей – обеспечению мира, процветания и безопасности.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба «Валдай». С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/