On China. by Henry Kissinger. Penguin Press, 2011, 608 pp.
A Contest for Supremacy: China, America, and the Struggle for Mastery in Asia. By Aaron l. Friedberg. Norton, 2011, 352 pp.
Как ценитель тонкой дипломатии, Генри Киссинджер находит немало поводов для восхищения Китаем. В его новой книге, представленной как история китайской внешней политики, отслеживаются изменения в стратегии Пекина после образования КНР в 1949 г. и активно цитируются многочисленные беседы автора с китайскими лидерами. Но книга «О Китае» – это не историческое исследование или мемуары. Ее цель – заявить, что Соединенные Штаты должны с достоинством принять подъем Китая, чтобы избежать трагического конфликта.
Совершенно противоположный совет дает в своей книге «Соперничество за доминирование: Китай, Америка и борьба за господство в Азии» Аарон Фридберг. Профессор Принстона и советник по внешней политике вице-президента Дика Чейни анализирует стратегии, которые с начала 1990-х гг. Китай и США использовали в отношениях друг с другом, и пытается разгадать намерения Пекина на ближайшие десятилетия. В связи с ростом мощи и амбиций КНР Соединенные Штаты, пишет он, должны занимать твердую позицию в тех областях, где интересы Пекина противоречат американским. Эти две книги отражают стратегический раскол по китайскому вопросу среди республиканцев.
Киссинджер сравнивает китайскую дипломатию с игрой вэйци (аналог японской игры го) – терпеливая борьба за окружение противника, победа в которой относительна. Китайские стратеги считают стремление к решающему результату иллюзией. Вместо этого они предпочитают играть в «агрессивное сосуществование», стремясь улучшить свою позицию в постоянно меняющейся расстановке сил мировой политики. В нужный момент стоит успешно нанести психологический удар, а затем отступить, как сделал Пекин в 1962 г., чтобы остановить нападения Индии на спорных участках границы, или в 1969 г., чтобы удержать Москву от попыток испытывать на прочность китайские войска на границе. В других случаях можно скрывать свои возможности и ждать подходящего момента, как гласит знаменитый совет Дэн Сяопина, который в 1991 г. рекомендовал своим коллегам поддерживать хорошие отношения с США, одновременно укрепляя мощь Китая. Полезны бывают разговоры о задетом чувстве достоинства и заявления о том, что вопрос не подлежит обсуждению. Так действовал Пекин в 1993–1994 гг., когда президент Билл Клинтон пытался увязать выгодные таможенные тарифы с улучшением ситуации с правами человека. Сегодня Китай поступает точно так же, если речь идет о территориальных проблемах.
В этом Киссинджер видит отличие от обычного подхода американских дипломатов, который часто мешал ему, когда он руководил внешней политикой Соединенных Штатов. Там, где вашингтонские переговорщики стремятся разделить проблемы и искать решения, их китайские коллеги предпочитают объединить проблемы и искать взаимопонимания. Если американцы считают, что соглашения могут быть достигнуты в одном секторе, в то время как в другом сохраняются разногласия, китайцы предпочитают характеризовать атмосферу в целом как теплую или прохладную, дружескую или напряженную, побуждая таким образом своих партнеров отодвинуть расхождения на второй план. Если американцы неуютно чувствуют себя в тупиковых ситуациях, то китайцы знают, как ими управлять, сохраняя давление на партнеров. Американская дипломатия основана на действиях, китайская – на психологии.
Киссинджер цитирует совет древнего военного стратега Сунь Цзы, который говорил, что битву можно выиграть до ее начала, заняв доминирующую политическую и психологическую позицию. Вот как китайский полководец Чжугэ Лян в III веке заставил вражескую армию отступить – он открыл ворота города, а сам поднялся на крепостную вышку, это выглядело как ловушка и напугало противника. В 1793–1794 гг. император Цяньлун смог противодействовать усилиям британского посланника лорда Джорджа Макартни благодаря «удушающему» гостеприимству; когда Макартни не удалось достичь своей цели, он покинул двор с письмом от императора на шелковой обивке стула. В 1958 г. Мао Цзэдун принимал советского лидера Никиту Хрущева не только у личного бассейна, но и прямо в нем, вынудив советского руководителя вести переговоры в воде. Когда Киссинджер впервые встретился с Чжоу Эньлаем в 1971 г., премьер организовал свой график так, чтобы за время пребывания Киссинджера в Пекине удалось провести лишь два раунда переговоров общей продолжительностью 13 часов, и заставил американского госсекретаря согласиться на президентский визит, не проработав заранее основных деталей.
Подобная тактика делает гостеприимство «частью стратегии», поясняет Киссинджер, иностранный гость обескуражен, испытывает раздражение или страх на фоне богатства, щедрости и самообладания хозяина. Китайские дипломаты умело используют дружбу, при этом «партнеры чувствуют себя польщенными тем, что их приняли в китайский “клуб” как “старых друзей”, такое положение делает выражение несогласия затруднительным, а конфронтацию болезненной», пишет Киссинджер. Как говорил маньчжурский дипломат Циин, ведя дела с британскими «варварами», необходимо «обуздать их искренностью».
Следует учитывать древность китайской цивилизации. «Длительность и масштаб прошлого Китая позволяет китайским лидерам использовать ореол практически безграничной истории, чтобы вызывать определенную скромность у своих партнеров», – пишет Киссинджер. Он характеризует культуру внешней политики Соединенных Штатов как «миссионерскую», интервенционистскую, недальновидную и приземленно прагматичную, – что показывает, как трудно было представлять страну, которая не обладает таким преимуществом, как долгая история. В первой беседе Киссинджера с Чжоу Эньлаем китайский премьер сделал серьезный реверанс США, сравнив возраст американской республики (около 200 лет) и КНР (22 года). Это было лестно, хотя Киссинджер знал, что это фальшиво.
Проблема книги Киссинджера заключается не в фактах, которые основаны на научной литературе и на записях бесед, в которых он сам принимал участие. Но современные исследования уже давно поставили под сомнение такие сущностные характеристики Китая, как «своеобразие», «центральность» или «стратегическое терпение». Хотя Киссинджер и не использует этого слова, но нарисованная им картина – это вечный – и очень восточный – Китай. И остается неясным, почему долгая история китайской дипломатии должна заставить Соединенные Штаты предоставить Пекину преференции в настоящем. Подобного рода аргументации не хватает анализа материальных реалий относительной мощи Китая. Ведь даже после 20 лет впечатляющего экономического роста страны во многих сферах по-прежнему не обеспечено благоприятное положение.
Спорные намерения
Фридберг тоже преувеличивает мощь Китая, но для подкрепления противоположной точки зрения. В потоке литературы о китайской угрозе, выпущенной с середины 1990-х гг., его книга – наиболее содержательная и информативная. Ее основной вклад в рамках этого жанра – сосредоточенность на стратегических намерениях Китая. Хотя Фридберг соглашается с классической логикой реализма, что изменение баланса сил неизбежно приведет к соперничеству, он также считает важным понять, чего хочет Китай.
Для этого он синтезировал взгляды интеллектуальной элиты Китая из публикаций в китайских политических журналах, сходных по функциям с Foreign Affairs, и других СМИ. Авторы, на которых он ссылается, – это профессора, научные сотрудники и аспиранты университетов и исследовательских центров и несколько офицеров, которые занимают посты, позволяющие им писать книги и статьи для широкой публики. Фридберг подчеркивает, что эти материалы «отражают основные течения “ответственных” оценок» китайских авторов, «некоторые из которых имеют доступ к влиятельным кругам партии и государства». В работах этих экспертов он прочел, что Китай должен стремиться «сместить США с позиции доминирующего игрока в Восточной Азии, а возможно, и вытеснить из региона в целом».
Однако в этом методе оценки намерений Китая слишком много подводных камней. Авторы, которые пишут для китайской общественности, так же, как и американские интеллектуалы, вынуждены бороться за внимание публики, используя крайние взгляды и живой язык. И они не едины во мнениях. На самом деле те, кого цитирует Фридберг, придерживаются различных взглядов – от позиции старшего полковника Лю Минфу, который хочет, чтобы Китай стал «номером один в мире», до точки зрения политолога Ван Цзиси, который подчеркивает наличие общих интересов у Китая и Соединенных Штатов. Попытка объединить эти позиции создает ложную картину, при этом Фридберг отдает предпочтение авторам, которые высказываются наиболее резко. Кроме того, как отмечал Томас Кристенсен на страницах Foreign Affairs («Преимущества решительного Китая»), политики в КНР гораздо более осторожны на практике, чем медиа в своей риторике. Из анализа Фридберга можно сделать следующий вывод: китайское общество держат на богатом рационе националистических чувств, что по каким-то причинам разрешается – или, возможно, даже санкционируется департаментом пропаганды, который контролирует СМИ.
Сосредоточившись на намерениях, Фридберг, как и Киссинджер, не рассматривает возможности Китая добиваться своих целей, о чем пишут различные авторы. Подобный анализ показал бы, что Китай погряз в проблемах как внутри страны, так и в Азии в целом. Пекин вкладывает огромные ресурсы, в том числе военные, в сохранение контроля над Синьцзяном и Большим Тибетом, которые составляют две пятых территории КНР, в поддержание гражданского порядка в густонаселенных и социально нестабильных районах проживания ханьцев и в сдерживание независимого Тайваня. Китай окружен преимущественно двумя типами государств: нестабильными, где практически любое потенциальное изменение может серьезно осложнить жизнь китайским стратегам (это Мьянма, КНДР и слабые государства Центральной Азии), и сильными странами, которые, скорее всего, станут еще сильнее в будущем и станут соперничать с Китаем (это Индия, Япония, Россия и Вьетнам). И везде у своих границ, на суше и на море, Китай сталкивается с мощным присутствием американцев. Тихоокеанское командование США остается самым сильным из шести региональных боевых командований Америки после Центрального командования (которое ведет две войны) и продолжает корректировать свою стратегию с учетом военной модернизации в Китае.
Кроме того, Фридберга можно упрекнуть в неточности. Название его труда «Соперничество за доминирование» означает одно, а подзаголовок «Борьба за господство в Азии» – совсем другое, и ни одна из идей не подтверждается содержанием книги. Он ступает на более твердую почву, когда пишет, что «если мощь Китая продолжит расти, и страной по-прежнему будет руководить однопартийный авторитарный режим, отношения с Соединенными Штатами станут значительно более напряженными и конкурентными». Но трения еще не означают конфликта.
И все это подводит к тому, что рост Китая будет продолжаться непрерывно. Фридберг вполне обоснованно делает такое предположение, подкрепляя его своими аргументами. Но оно вряд ли окажется верным в долгосрочной перспективе, поскольку экономическая и политическая модель Китая уязвима во многих аспектах. Как отмечает Фридберг, намерения США вызывают опасения китайского руководства: «Конечная цель американской стратегии, если отбросить дипломатические тонкости, – ускорить революцию, желательно мирную, которая покончит с однопартийной авторитарной властью в Китае». Это объясняет, почему китайские лидеры ведут себя как люди, оказавшиеся в осаде, а не как люди, вышедшие на тропу войны с целью экспансии.
Даже если Китай будет придерживаться своего курса, он сможет надеяться на что-то вроде доминирования или регионального господства, только если мощь Соединенных Штатов радикально упадет. В противном случае невозможно представить, чтобы, как прогнозирует Фридберг, «страны Азии решили последовать за растущим Китаем, присоединившись к нему как к увеличивающемуся центру силы, а не пытаясь выступить противовесом». В действительности, чем больше будет укрепляться Китай, тем больше его соседи будут стремиться стать противовесом ему вместе с США, а не наоборот.
Реакция на рост
Киссинджер заканчивает книгу политическими рекомендациями, которые разочаровывают своей краткостью и неопределенностью. Он призывает Соединенные Штаты, Китай и другие страны создать Тихоокеанское сообщество, «в мирном развитии которого все они участвуют». Но почему США должны уступить так много власти КНР? Любой другой потенциальный член такого сообщества будет задавать вопрос, увеличит или сократит этот проект его власть. Китай будет спрашивать, почему он должен подобным образом связывать себя приоритетами Америки. Крупные азиатские державы, такие как Япония и Южная Корея, станут сомневаться в преимуществах участия в китайско-американском кондоминиуме. А небольшие страны начнут опасаться, что окажутся предметом торга со стороны мощного союзника, будь то Пекин или Вашингтон. Предпосылки данного предложения вполне логичны – конфронтации между Соединенными Штатами и Китаем нужно избежать, – но при этом не учитываются национальные интересы.
Фридберг отвергает идею кондоминиума двух держав в Азии в целях умиротворения. При этом он отвергает как слишком конфронтационную и другую крайность – попытку замедлить или сорвать рост Китая. Третий вариант, «расширенное вовлечение», подходит лучше, но здесь слишком большие надежды возлагаются на желание китайских политиков сотрудничать с оппонентом, чьи интересы не совпадают с их собственными. Вместо этого Фридберг рекомендует США установить четкие границы китайского роста, обеспечив благоприятный баланс сил в Азии. Для этого Соединенным Штатам потребуются «затратные и сложные действия», такие как поддержание альянсов с Токио и Сеулом и сотрудничество с большинством других соседей Китая. Вашингтону придется продолжить совершенствование своего военного потенциала, чтобы противостоять военной модернизации в Китае, а также сбалансировать торговые отношения в Тихоокеанском регионе. В духе формулы «мы встретили врага, и он был – мы» Фридберг пишет, что чтобы сделать все это, США должны восстановить экономику, сохранить лидерство в науке, защитить передовые технологии и обеспечивать военное превосходство.
По поводу таких рекомендаций можно только сказать «аминь». Подобные предложения звучат убедительно вне зависимости от присутствия Китая на картине, но в контексте китайского роста их воздействие усиливается. Лишь некоторые из них можно назвать спорными. То, что они формируют основу стратегии Фридберга, является признаком того, что будущее Соединенных Штатов в Азии не является заложником китайского роста в той степени, как подразумевает тревожный тон предшествующих глав книги. Китай не может вытеснить Америку из Азии; только сами США могут это сделать. Советы Фридберга сходны с сутью американской политики на протяжении как минимум последних 10 лет. Разумеется, администрация Обамы работает в том направлении, которое предлагает Фридберг. США вряд ли «движутся к проигрышу геополитического соперничества с Китаем».
Главный объект критики Фридберга – не политика Соединенных Штатов, а те, «кто наблюдают за Китаем в научных кругах, в торговле и в правительстве». Их он обвиняет в задавливании дискуссий и в «упрямом, зашоренном оптимизме». Среди этих людей особенно выделяется Киссинджер, которого Фридберг характеризует как члена «шанхайской коалиции» (проще говоря, нового китайского лобби), которая стремится «избегать критики Китая и поддерживать хорошие отношения с ним». Основные разногласия Фридберга с этой группой касаются места прав человека в политике Вашингтона в отношении Китая.
Если ключевым методом дипломатии в стиле Сунь Цзы является убеждение оппонента в том, что некоторые вопросы слишком чувствительны в культурном и политическом отношении, чтобы их обсуждать, то Китай, по-видимому, придерживается этого принципа вэйци, когда речь заходит о правах человека. Говоря о периоде после событий на площади Тяньаньмэнь, Киссинджер отмечает, что «американские правозащитники настаивали на ценностях, которые считали универсальными», но такой универсализм «игнорирует нюансы, которые обычно должна учитывать внешняя политика». Он продолжает: «Если принятие американских принципов управления становится центральным условием прогресса во всех остальных сферах отношений, тупик неизбежен». В этих утверждениях сочетаются три заблуждения: что универсальность международных прав человека – вопрос мнения, а не международного законодательства; что права человека равноценны американским принципам управления; и что продвижение прав человека держит в заложниках прогресс во всех других сферах.
Контраргумент Фридберга убедителен. Проявление мягкости в вопросе об основных ценностях укрепит мнение многих китайцев, что США находятся в упадке, заставив Китай сделать ложные выводы по поводу твердости намерений Соединенных Штатов. Как пишет Фридберг, «мягкие разговоры о свободе не убедят китайских лидеров, а, скорее, подстегнут их». Он намеренно использует рассуждения Киссинджера о «размягчающем» эффекте дружбы против самого Киссинджера, заявляя, что члены «шанхайской коалиции» отчасти мотивированы «психологическим вознаграждением, которое происходит от убеждения, что они способствуют продвижению мира, и удовлетворения от уважения и хорошего отношения Пекина».
Неудивительно, что китайское руководство стремится показать относительность прав человека в контексте культуры и представить разговоры о правах человека как противоречащие дружбе. В конце концов, неуважение прав человека – самая заметная слабость китайских властей как внутри страны, так и за рубежом, в то время как продвижение прав человека является одним из самых успешных маневров США на доске вэйци мировой политики. Удивляет, что один из главных американских стратегов хочет играть эту часть игры по правилам Пекина. Не разумнее ли перенять китайскую стратегию, а не уступать ей? Подчеркивание принципиального значения идеи прав человека для американской идеологии и поддержание актуальности этого вопроса в двусторонних отношениях, несмотря на то, что он не может быть решен. Именно это было бы – в сочетании с демонстрацией силы Соединенных Штатов в других сферах – отличным способом для установления границ, в пределах которых Китай может использовать свою растущую мощь, не угрожая интересам США.
