Хосни Мубарак, приговоренный к пожизненному заключению, пережил клиническую смерть и впал в коматозное состояние. Сколько врачи смогут и захотят поддерживать жизнь бывшего президента Египта — неизвестно. В каирской тюремной больнице возможностей для этого явно меньше, чем в престижной иерусалимской клинике «Хадасса», где с января 2006 года в бессознательном состоянии находится другой ветеран ближневосточной политики — экс-премьер Израиля Ариэль Шарон.
Шарон и Мубарак ровесники, обоим по 84 года. Они младшие из поколения лидеров, которые вершили судьбы мира во второй половине ХХ века. Из ныне живущих наиболее крупными являются британский экс-премьер Маргарет Тэтчер, бывшие канцлеры Германии Гельмут Шмидт и Гельмут Коль, победитель апартеида Нельсон Мандела, основатель Сингапура Ли Куан Ю, легендарный госсекретарь США Генри Киссинджер. К той же генерации относится несменяемый президент Зимбабве Роберт Мугабе. На период их активной деятельности пришлась эпоха кардинальных перемен в мире, когда масштабные социально-политические сдвиги заставляли принимать большие решения. Нынешнее время не менее судьбоносно, но есть принципиальное отличие.
Во второй половине минувшего столетия, несмотря на все зигзаги и виражи мировой политики, люди были способны менять обстоятельства, от личностей многое зависело — судьбы стран и направление важнейших перемен.
Будь то деколонизация, пик «холодной войны» или переустройство мира на рубеже 1980—1990-х годов, яркие индивидуальности определяли ход событий. Сегодня лидеры разных стран и любых убеждений являются заложниками обстоятельств, в лучшем случае они успевают своевременно на них реагировать, но практически никогда не действуют согласно какому-то плану.
Ближневосточные конфликты, сердцевину которых составляет территориальное размежевание между евреями и арабами, кажутся вечными и неизменными. Череда арабо-израильских войн разной интенсивности, тянувшаяся с 1950-х годов, не меняла статус-кво, а, напротив, укрепляла его. И Шарон, и Мубарак пришли в политику в прямом смысле с фронта, политический вес им придавала слава героев войны и военачальников (сражались они, естественно, друг против друга во всех конфликтах с начала 1950-х годов до войны Судного дня в 1973-м).
В политической ипостаси оба продемонстрировали способность к жестким решениям и действиям вопреки господствующему мнению. Мубарак, ставший президентом после убийства Анвара Садата, принял на первом этапе меры по борьбе с коррупцией и ослабил репрессивное давление на оппозицию, при этом он строго придерживался договоренностей с Израилем, заключенных предшественником (за которые того и застрелили). При нем Египет восстановил международную репутацию, поставленную под сомнение при Садате.
Шарон возглавил правительство Израиля под крайне жесткими лозунгами, когда провал примирения 1990-х годов с палестинцами стал очевидным. Однако дальше он действовал нестандартно, вызывая резкую критику то слева, то справа. Премьер по кличке Бульдозер принял решение о строительстве стены между Израилем и Палестинскими территориями, несмотря на мощные протесты в мире и сопротивление левых внутри собственной страны, и практика показала, что он был прав: количество терактов кратно сократилось. С другой стороны, он вывел, в том числе с применением силы, еврейские поселения из сектора Газа. Шарон был уверен, что единственный шанс на нормальное будущее Израиля — не бесконечная война за территории и не бессмысленный «мирный процесс» под патронатом «мирового сообщества», а полноценное размежевание с палестинцами и избавление от ответственности за них. За это его заклеймили правые однопартийцы, да и левым не нравилась мотивация.
И Мубарак, и Шарон были сильными игроками, но они руководствовались правилами игры. Теми, которые действовали, либо теми, которые они хотели ввести, изменив прежние. Именно эта принципиальная приверженность правилам, хотя они и не совпадали, позволяла в некоторых случаях находить компромисс.
Отношения между Израилем и Египтом — холодные, лишенные симпатий, но прагматичные и не воинственные после 1979 года (Кэмп-Дэвидский договор) — составляли основу системы безопасности на Ближнем Востоке. Их уход символично совпал с началом новой эры.
Обширный инсульт, от которого Шарон так и не оправился, сразил его за три недели до выборов в парламент Палестины. Голосование, буквально навязанное администрацией Джорджа Буша под знаменем продвижения демократии, завершилось победой исламского движения ХАМАС, организации, которую на Западе считают террористической. Вторжение народного волеизъявления в запутанные ближневосточные расклады стало прорывом в мир без привычных принципов взаимодействия, непредсказуемым розыгрышем партии, правила которой меняются по ходу игры. Договориться о чем-то с демократической Палестиной Израиль не смог бы даже при Шароне, у которого хватало авторитета на непопулярные шаги. На фоне «арабской весны» у палестино-израильского конфликта тем более нет решения: кто же будет договариваться с еврейским государством, если будущая расстановка сил и конфигурация в регионе совершенно непонятны.
Мубарак впал в кому почти сразу после второго тура президентских выборов в Египте, которые привели к самому неблагоприятному результату: оба кандидата, представляющие полярные силы (прежний режим против исламистов) объявили о победе.
Учитывая, что за несколько дней до этого фактически был распущен избранный недавно парламент, где подавляющее большинство взяли происламские силы, страна стоит на пороге вакуума легитимной власти. Если же военные, фактически управляющие Египтом, попытаются использовать ситуацию для сворачивания демократического процесса, исход может быть противоположным. Общество уже проснулось и не захочет отдавать плоды подъема прошлого года. Признание же победителем любого из кандидатов способно спровоцировать фатальный раскол среди населения. Хорошего исхода нет.
Ближний Восток, каким его знали, ушел в прошлое. Вместе с ним исчезают люди, его олицетворявшие. Шарону повезло больше: как бы ни оценивали его политику, он останется в памяти как сильный и авторитетный лидер, посвятивший жизнь своей стране. Мубарак уходит опозоренный, вслед ему летят проклятья, финал правления перечеркнул прежние заслуги, а бывшие соратники-генералы спешат сдать немощного старика свободолюбивой общественности.
Демократический Ближний Восток только начинается. Его грядущие контуры не известны никому, невозможно предсказать и действия будущих руководителей.
На фоне престарелого руководства ключевой державы региона — Саудовской Аравии — даже советское Политбюро последнего разлива выглядит собранием бодрячков (только что 88-летний король назначил нового наследника 76 лет после кончины предыдущего 78 лет от роду). Если оно полагает, что сможет всегда направлять мутную энергию перемен на посторонние объекты (Ливия, Сирия и пр.), то рискует сильно ошибиться. А когда перемены затронут Эр-Рияд, в регионе наступит другая история.
