Скоро минет уже два десятилетия с того момента, как распад СССР лишил северокорейский режим чучхе материальной помощи, без которой он, как предполагали тогда почти все, был обречен на быстрый крах. И уж точно коллапса ожидали в 1994 году, когда скончался бессменный глава КНДР Ким Ир Сен, а вакантное место занял его сын, которого считали неспособным к управлению плейбоем.
Есть несколько причин исключительной «крепости корейского социализма». Во-первых, Пхеньян никогда не позволял себе никаких экспериментов: неослабевающее репрессивное давление не позволяет появиться никаким альтернативным росткам. Бонзы КНДР выучили урок «братских социалистических стран» – управляемая либерализация моментально переходит в неуправляемую.
К тому же северокорейским властям удается сохранять беспрецедентную для современного мира закрытость общества – не найти другого государства, которое было бы столь плотно изолировано от внешних влияний.
Во-вторых, еще на ранней стадии формирования новой мировой ситуации Пхеньян дальновидно сделал ставку на ядерную программу. В результате, когда американская администрация на рубеже XX и XXI веков дозрела до практики смены неблагонадежных режимов силовым путем, трогать КНДР было уже поздно: слишком велик риск нарваться на самоубийственный ядерный ответ с нанесением неприемлемого ущерба противнику. Вообще, как часто бывает в дворовых взаимоотношениях, репутация «отмороженного» и «безбашенного» выгодна. Та же Южная Корея, несмотря на грозные заявления, предпочитает не переходить черту. Готова северокорейская верхушка стать камикадзе или нет, никто доподлинно не знает, но желающих проверять не обнаружилось.
В-третьих, решающую роль играет поддержка Пекина. Китай и в советское время был патроном Пхеньяна, а с 1990-х годов перешел в ранг главного покровителя. С идеологической близостью это не связано: китайским прагматикам агрессивный догматизм северокорейских товарищей чужд. Но КНР исходит из того, что статус-кво для нее лучше, чем любая из альтернатив. Будь то проамериканская единая Корея либо «большая» Корея с амбициями и националистическим уклоном, Пекину такой сосед выгод не обещает.
В-четвертых, в объединении Кореи на деле не заинтересован практически никто. Пхеньяну давно не до экспансии: все силы брошены на выживание. Сеулу нежданное воссоединение с братьями сулит банкротство. Япония, хоть и боится безрассудных северян, точно не обрадуется появлению единой Кореи даже и под эгидой Сеула: у корейцев за последние сто лет накопились претензии ко многим соседям, но прежде всего к японцам.
Любопытно, кстати, что от объединения Кореи больше всех выиграла бы Россия. Особые отношения с КНДР – чистая фантазия. А в случае воссоединения появилась бы крупная и влиятельная страна, у которой к Москве куда меньше исторических или каких-то еще претензий, чем к любому из соседей. Россия, с ее новым интересом к Азии, вообще заинтересована в максимальной диверсификации связей, дабы избежать полной зависимости от Пекина, и Корея могла бы стать наиболее удобным партнером. Не говоря уже о планах транспортных и энергетических артерий, которые сейчас упираются в нерешенность межкорейского спора.
Наконец, для США северокорейский вопрос совсем не так однозначен, как кажется. Конечно, непредсказуемое государство, которое только и делает, что дразнит сверхдержаву то ядерными испытаниями, то ракетными пусками, то каскадами новых центрифуг, не может не вызывать сильнейшего раздражения Вашингтона. Однако если взглянуть на ситуацию в более долгосрочном плане, то оказывается, что пхеньянские «изгои» весьма полезны для Америки.
Судя по всему, основная стратегическая задача США на ближайшее десятилетие – укрепление их позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Стратегическое соперничество с Китаем еще не предопределено, но вероятность его, скорее, повышается. Бросать Пекину откровенный вызов, начав его «окружение», слишком вызывающе. Тем более что многоуровневая экономическая взаимозависимость не позволяет действовать в лоб. А вот наличие в регионе агрессивного режима, который сознательно подтверждает такую свою репутацию и которого реально боятся соседи, являющиеся союзниками Соединенных Штатов, – прекрасный предлог для упрочения союзов и наращивания военно-политического присутствия, от наземного и морского до противоракетного.
С этой точки зрения, Пекину давно уже следовало бы умерить своих северокорейских клиентов, направив их на путь мирной трансформации, однако не очевидно, что он может это сделать. Просто уговорить пхеньянских вождей невозможно – с этим согласны все. А западное представление о том, что Пхеньян пойдет на попятный, если Китай сократит или прекратит экономическую помощь, может быть ошибочным. Руководство КНДР понимает, что их китайским партнерам больше всего хочется избежать обострения, которое способно изменить статус-кво в невыгодную для Пекина сторону. Значит, шантажировать таким обострением можно не только США, Японию и Южную Корею, но и Китай. Так что Пекин своим давлением вполне в силах спровоцировать всплеск агрессии Пхеньяна в отношении Сеула или Токио, что вызовет эскалацию американского вовлечения и бумерангом ударит по тому же Китаю.
Получается парадокс.
Залогом выживания анахроничного режима, который является причудливым порождением ушедшей эпохи и провалившейся идеологии, служат крайне запутанные отношения держав в Азии, намечающие контуры будущего острого соперничества.
А Пекин оказался заложником своего младшего и не сопоставимого ни по одному параметру партнера, которому нечего терять.
