Национальное строительство, которое осуществляют иностранные державы, редко доводится до конца и обычно не только влечет за собой значительные расходы в экономической и политической сфере, но и стоит многих человеческих жизней. Вот почему иностранным державам следовало бы попридержать свои амбиции и обещания. Чем ответственнее эти державы отнесутся к вопросу о том, какие ресурсы они могут и хотят выделить для умеренного вмешательства во внутреннюю жизнь другой страны, тем больше пользы они извлекут для себя и для нации, которой стремятся помочь.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ НА ТРЕХ НОГАХ
Нам нужно сразу определиться с тем, что мы подразумеваем под термином «национальное строительство». Обычно он используется для обозначения трех взаимосвязанных, но различных задач: объединение несовместимых этнических групп, демократизация и экономическое восстановление.
Изначально национальное строительство часто отождествлялось с объединением разнородных этнических групп внутри государства, то есть со строительством сообщества. Как отмечает Пол Колсто, изучая опыт постсоветского пространства, «важной целью национального строительства была спайка разрозненных элементов населения в гармоничное целое путем создания новых образований на национальном (= государственном) уровне за счет преодоления местничества и разобщенности». Формирование национального самосознания рассматривалось как важный этап на пути созидания государства.
Национальное строительство означает «формирование и утверждение самого нового государства в качестве политического образования, а также процессы, способствующие достижению жизнеспособного единства, развитие у людей способности к адаптации и свершениям, чувства национальной принадлежности» – писали еще в 1974 году Уэнделл Белли и Уолтер Фримен.
Существует и иной взгляд на национальное строительство: упор делается на совершенствование управления. Создание эффективной модели управления означает установление власти закона и демократии, борьбу с коррупцией и обеспечение свободы прессы. Исторически национальное строительство рассматривалось как «стремление сформировать предпочтительно стабильное правительство, и не суть важно демократическое оно или нет» (Карин фон Хиппель). Сегодня же национальное строительство часто «означает попытку создания демократических и стабильных государств». Этот демократический императив особо подчеркивался при президентах Рональде Рейгане и Билле Клинтоне, добивавшихся «распространения» демократии во всем мире.
Но есть и третья точка зрения: важной частью процесса национального строительства являются экономические преобразования. Ведь по мере совершенствования экономики получает развитие более стабильное и эффективное государство. Кроме того, экономическое благополучие ассоциируется с демократизацией. Лучше не ставить знака равенства между восстановлением экономики и экономическим развитием, как это делают многие. Восстановление бывает необходимо в тех случаях, когда успешно функционирующая экономика подверглась разрушению в результате какой-то катастрофы – войны или гражданских конфликтов – и ей надо помочь стать на ноги.
В частности, подобный подход к национальному строительству применялся сразу после Второй мировой войны при восстановлении Японии и Германии. Что же касается словосочетания «экономическое развитие», то оно оптимально применимо к строительству современной экономики там, где ее прежде не было; на самом деле, это еще более грандиозная задача. Независимо от того, используется ли термин «национальное строительство» только в одном или нескольких значениях, следует учитывать, что речь идет о строительстве нации, а не государства. В широком смысле под нацией подразумевается некое сообщество, принимающее на себя функции государства. А это далеко не то же самое, что имеется в виду под образованием государства, что возможно, например, путем предоставления независимости бывшей колонии. В данном случае, помимо прочего, нужно создать некую общность там, где ее раньше не существовало, либо укрепить ее там, где она не сложилась должным образом или оказалась разрушена в результате войны или внутренних раздоров.
Государство может существовать и в случае отсутствия лояльности со стороны граждан, которые все равно окажут ему политическую поддержку в случае, если оно вступит в конфликт с теми или иными его компонентами – отдельными племенами или этническими группами. Подобное распределение политических пристрастий необходимо для того, чтобы нация не распалась и избежала глубокого раскола или гражданской войны, не полагаясь при этом исключительно на силу.
Преданность общественному благу – важная черта, ибо для успешного принятия коллективных решений часто требуется, чтобы некоторые участники процесса шли на жертвы ради блага сообщества (например, чтобы защитить окружающую среду для будущих поколений). Если такое самопожертвование не опирается на общие ценности и прочные узы – главные составляющие сообщества, то жертвы не будут считаться легитимными, а значит, должны будут либо приноситься по принуждению, либо вообще окажутся бесполезными. (Такая точка зрения вступает в противоречие с иным представлением, согласно которому государство – это место примирения различных групповых интересов, составления договоров, соглашений и осуществления взаимообмена. В данном случае не требуется ни наличия общих взглядов, ни лояльности, так как цементирующей основой является групповой эгоизм).
ИЗМЕНЕНИЯ ПО ПЛАНУ ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННЫ
При реализации на практике любого из элементов национального строительства, не говоря уже о решении всех трех задач сразу, внешним силам в большинстве случаев будет крайне трудно добиться существенного прогресса. В лучшем случае им потребуются длительное время и значительные материальные ресурсы. Более того, настойчивость в осуществлении национального строительства может оказаться контрпродуктивной.
Как показывают наблюдения, заранее спланированные, целенаправленные социальные изменения, сколь бы важными они ни были, труднодостижимы. В нашей дискуссии (как и во многих других) необходимо различать планируемые и продуманные общественные изменения (которые иногда связывают с социальной инженерией) и естественным образом протекающие социальные перемены. Первые осуществляются политиками и общественными деятелями (например, «войны» с наркотиками, бедностью или раковыми заболеваниями); вторые же происходят сами по себе, в силу определенной логики развития. (Точно так же различны между собой не требующее человеческих усилий естественное изменение русла реки и дорогостоящее строительство искусственных каналов и плотин с целью изменить направление ее течения.) В отличие от инженерно-технической деятельности социальная инженерия — это искусство с весьма ограниченными возможностями: пытаясь изменить то, что создано человеческой и социальной природой, она наталкивается на серьезные препятствия. В этом смысле социальная инженерия противоестественна. Она, кроме того, связана с многочисленными нравственными проблемами, что тоже существенно сужает ее возможности.
По большому счету летопись наиболее значительных заранее спланированных усилий, предпринимавшихся органами государственной власти с целью существенного изменения общества, — это список неудач или нереализованных возможностей. Все плановые общества, включая такие крупные государства, как СССР и Китай, не только не сумели добиться поставленных целей (упразднить расслоение общества, религию, семью и государство), но и сохранить свои командно-административные системы. Даже намерения социальных демократий перераспределить богатства в значительной степени не были реализованы: например, попытка построить «Великое общество» (Great Society) в Соединенных Штатах (при Линдоне Джонсоне. – Ред.) остается неосуществленной. Во всех этих обществах произошли крупные изменения, но не вследствие государственной политики. Зачастую они являлись отражением деятельности общественных движений, которые возникали стихийно (в том смысле, что не были инициированы государством или даже частными корпорациями и не находились под их контролем). Общественные движения сами и осуществляли перемены, и толкали правительство к преобразованиям.
Большинство наций создавались скорее наперекор внешним силам, чем благодаря им. Но если это им все же удавалось, то государства рождались в крови, купались в ней и редко достигали того уровня зрелости, чтобы стать нацией в общепринятом смысле этого слова.
Подобные усилия еще более затруднены в нашу эпоху, для которой характерны массовая политизированность и преувеличенный антагонизм по отношению к иностранным державам. СССР и США имели возможность убедиться в этом на собственном горьком опыте в Афганистане. Соединенные Штаты обнаружили это и в Ираке, и это далеко не единственный пример.
ОГРАНИЧЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ
Опыт экспорта демократии тоже вряд ли можно назвать положительным. Исследование, проведенное Фондом Карнеги за международный мир, выявило, что устойчивое демократическое правление образовалось только в пяти из 18 случаев насильственной смены режима, к которым были причастны американские войска. Успех был достигнут в Германии, Японии и Италии, где имелись соответствующие условия и опыт демократического устройства, отсутствующие у иных стран; две другие страны — это Гренада и Панама, которые хотя и считаются прошедшими процесс демократизации, но еще должны заслужить титул демократий.
Здесь стоит обсудить неоднозначное применение термина «демократия». Сенатор Даниэл Патрик Мойнихен употребил фразу «приукрашивание аномалий», говоря о практике называть легитимным и легальным поведение, которое всегда рассматривалось как ненормальное или противозаконное. Одно из побочных следствий этой практики состоит в том, что государственные власти могут представить в значительно более выгодном свете свои достижения, не предпринимая при этом дополнительных мер или усилий. Так, показатели преступности могут улучшиться, если целые категории преступлений перестают считаться таковыми. Та же тенденция к снижению планки наблюдается и в отношении «демократий». При столкновении с огромными трудностями в ходе попыток экспортировать или даже построить доморощенные демократии многие государственные деятели, ссылаясь на разные обстоятельства, продолжают составлять победные реляции о триумфальном шествии демократии по всему миру. Они утверждают, что процесс демократизации успешно завершился в десятках государств, где на самом деле проявились в лучшем случае лишь некоторые черты демократического устройства. Для подобного трюкачества с демократизацией в первую очередь используются выборы, которые приводят к возникновению схемы «один человек – один голос – один срок» (так ее в числе прочих характеризует Макс Бут, старший аналитик Совета по международным отношениям). Придавая чрезмерное значение проведению выборов, политики игнорируют тот факт, что практически все тирании регулярно устраивают выборы. Достаточно вспомнить, что выборы постоянно проводились в СССР, Сирии и саддамовском Ираке, чтобы понять, что демократизация значит нечто несравненно большее, чем установка избирательных урн.
Некоторые ученые настаивают в духе школы региональных исследований на том, что каждый случай уникален и, лишь погрузившись в историю и культуру конкретной, отдельно взятой страны, можно понять, что делать. Я же на стороне тех, кто, напротив, верит в возможность разработки общей теории демократии. При таком подходе к данному вопросу полезно составить перечень факторов, сопутствующих установлению демократии. Этот список было бы целесообразно разделить на два: способствующие факторы и составляющие факторы. В первом содержится перечень условий, которые либо облегчают, либо затрудняют формирование демократии (их также можно назвать демократической инфраструктурой). Эти факторы в совокупности – или даже по отдельности – не являются «предпосылками», потому что им можно было бы подыскать замену; однако их наличие повышает вероятность того, что в данном месте будет создана устойчивая демократия. Во втором списке указан необходимый строительный материал демократического общества. Имея на руках оба списка, можно составить мнение, насколько страна готова к демократическим переменам и чего именно ей недостает.
Способствующие факторы:
- закон и порядок, умиротворение;
- грамотность, высокий уровень общего образования, гражданское образование;
- экономическое развитие, отделение экономической власти от политической, выравнивание экономических различий;
- наличие значительного по размерам, развитого среднего класса;
- власть закона, независимое правосудие, уважение к правоохранительным органам;
- гражданское общество, добровольные союзы, ассоциации, объединения..
Составляющие факторы:
- политические лидеры и партии, способные беспрепятственно конкурировать в борьбе за поддержку и голоса;
- определение критериев пригодности для государственной службы;
- гарантии свободных и справедливых выборов;
- выработка норм конституции и процесс, обеспечивающий разделение и размежевание властей как необходимую систему сдержек и противовесов между исполнительной, законодательной и судебной системами власти;
- низкий уровень коррупции (высокий уровень прозрачности);
- защита прав меньшинств;
- свобода союзов, ассоциаций, объединений;
- свобода самовыражения;
- свобода прессы;
- определение конкретных прав, которые люди имеют в отношении правительства.
Оба списка взаимно дополняют и поддерживают друг друга и, что самое главное, показывают, как трудно сформировать демократию при отсутствии многих необходимых факторов.
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ «ВОССТАНОВЛЕНИЕ»: КАМЕННЫЙ ВЕК?
Возможно, экономическое восстановление – если имеется в виду действительно восстановление, а не развитие экономики с нуля — является самой легкой из трех поставленных задач (хотя процесс, конечно, не из простых). Если та или иная страна была индустриальной державой со сравнительно развитой экономикой, имела законы, охранявшие частную собственность, крепкую банковскую систему, обученный персонал и т. д. и если она подверглась разрушению в результате войны или по каким-то иным причинам, то все это сравнительно легко восстановить.
Подобно факторам демократии, экономические факторы развития взаимно дополняют друг друга, и уделять слишком большое внимание одному из них, пренебрегая другими, весьма опасно.
Элементы экономического восстановления:
- быстрая транспортировка ресурсов и товаров;
- эффективная передача знания и сообщений;
- надежные источники энергии;
- хорошо подготовленный и доступный человеческий капитал (мобилизация и подготовка рабочей силы);
- высокий инновационный потенциал;
- наличие поддерживающих правовых и финансовых институтов;
- накопление капитала и средств производства.
При внимательном рассмотрении успешного опыта по восстановлению хозяйства послевоенных Германии и Японии выявилось бы, что в этих странах присутствовали многие необходимые элементы. Хотя экономики обеих стран были серьезно подорваны, их можно было сравнительно быстро восстановить и запустить заново. Но если применить тот же список к такой стране, как Афганистан, то сразу становится очевидно, что там экономическое восстановление невозможно: большинство необходимых элементов отсутствуют или находятся в зачаточном состоянии. Более того, их массовый импорт — дело непрактичное. Даже тогда, когда крупномасштабное восстановление экономики, увенчавшееся успехом, проводилось в исключительных условиях, в него было вложено намного больше средств и времени, чем обычно тратится в настоящее время.
В наши дни многие полагают, что, приведи США в действие план Маршалла в многочисленных слаборазвитых странах, – и последние стали бы быстро развиваться и демократизироваться. Однако эта теория, повторяемая на все лады, как мантра, не имеет ничего общего с действительностью.
КУЛЬТУРА И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ
Существует набор социологических факторов, которые могут помочь или, наоборот, серьезно препятствовать объединению (включая умиротворение), демократизации и экономическому восстановлению, то есть решению всех трех задач национального строительства.
Некоторые культуры в значительной мере не способствуют политическому и экономическому развитию, при этом сами не поддаются каким-либо изменениям. Я не поддерживаю тех, кто считает, будто арабы в силу самой своей природы или особенностей генотипа не способны построить у себя либеральную демократию. Просто, учитывая их культуру (точнее было бы сказать, культуры), им потребуется на переход к демократии гораздо больше времени и усилий, чем другим народам. На каком-то этапе одни не верили в демократизацию Японии, а другие утверждали, будто католицизм несовместим с либерально-демократическими преобразованиями. Но все эти изменения требовали времени и усилий. В конце концов, британцы и американцы построили у себя демократии не в одночасье и не под патронатом какой-либо иностранной державы. А в арабских странах условия еще меньше благоприятствуют развитию демократии, чем в других мусульманских государствах.
Один из столпов социологии Макс Вебер показал, что существуют культуры, которые менее иных тяготеют к капитализму и невосприимчивы к модернизации в целом. В частности, к таковым относятся католики, мусульмане и последователи Конфуция, чего нельзя сказать о протестантах. В данном контексте под «культурой» понимаются не искусство, музыка или памятники материальной культуры, а социальные и нравственные ценности. Речь идет о личных склонностях, в особенности о стремлении усердно трудиться и наживать капитал, чертах совершенно необходимых при построении современной экономики. То, что Вебер связывал с экономическим развитием, можно также отнести и к другим элементам национального строительства.
Как человек, выросший на Ближнем Востоке, я считаю, что самой важной ценностью и чертой характера является сдержанность. Именно это качество позволяет человеку трудиться не покладая рук, а не слоняться без дела; больше экономить, чем тратить; жить по правилам, а не по собственным прихотям; не применять насилие к тем, кто не похож на тебя, уметь договариваться и улаживать все разногласия. Сдержанность не является врожденной чертой характера. Она воспитывается в людях и варьирует в зависимости от культуры, к которой они принадлежат: в некоторых странах, например в Великобритании и Японии, успешней, чем в других. Конечно, нельзя гарантировать, что нация, привыкшая к сдержанности, станет единой, демократической или развитой. Но это качество – важный субъективный фактор, который подчас недооценивается теми, кто верит или хочет верить в эффективность небрежно и наспех осуществленного национального строительства.
Значимость культурных особенностей признается всеми. Тем не менее слишком часто приходится сталкиваться с мнением о том, что культуру можно быстро наполнить новым содержанием, воздействуя на нее с помощью средств массовой информации – радиостанции The Voice of America, нового журнала HI, издаваемого Государственным департаментом, и др. В этом состоит сущность «подхода Мэдисон-авеню» (улица в Нью-Йорке, центр американской рекламной индустрии. – Ред.): менять установки, ценности и привычки людей, посылая им различные «сигналы», наращивая усилия в сфере образования и подготовки руководства и поощряя культурный обмен. (Примером такого подхода, который был бы весьма забавным, если б не грустные последствия, может служить деятельность Шарлотты Бирс. В должности руководителя службы общественной дипломатии при Государственном департаменте она разрабатывала рекламные ролики, веб-сайты и программы, разъясняющие американскую политику и образ жизни. Преследовалась цель «наладить контакт между миллиардом живущих во всем мире мусульман и Соединенными Штатами таким же способом, каким “Макдоналдс” поддерживает связь с миллиардом своих клиентов». Роберт Садофф из Вашингтонского института ближневосточной политики считает, что «результаты были ужасающими». И тем не менее некоторые утверждают, что Бирс просто была недостаточно последовательна и что «массированная бомбардировка арабских и мусульманских стран видеороликами с Бритни Спирс и юмористическими программами на арабском языке завоюет для Вашингтона сердца миллионов мусульман».)
«Подход Мэдисон-авеню» срабатывает лишь в одном случае: когда тратятся очень большие деньги на то, чтобы переключать внимание людей с одного продукта на другой, мало чем отличающийся от первого (например, это могут быть два вида зубной пасты). Но если данные методы применяются для изменения отношения к таким разным вопросам, как, например, использование презервативов и деятельность Организации Объединенных Наций, то они оказываются гораздо менее успешными. Менять культуру в тысячу раз сложнее.
ГЕРМАНИЯ И ЯПОНИЯ: ИСКЛЮЧЕНИЯ, ПОДТВЕРЖДАЮЩИЕ ПРАВИЛО
Успешное восстановление и демократизация Германии и Японии после Второй мировой войны стали возможными благодаря уникальным условиям, которые вряд ли могут быть воспроизведены где-либо еще. Прежде всего обе страны потерпели поражение в войне, а затем были оккупированы. Оккупация продолжалась намного дольше, чем принято полагать: в Японии она длилась почти семь лет, а в Германии – четыре, но там полный контроль над торговлей и внешней политикой, промышленным производством и обеспечением военной безопасности был передан самим немцам только в 1955 году, через 10 лет после начала оккупации.
Обе оккупации обошлись тоже гораздо дороже, чем принято считать. Многие способствующие факторы работали значительно более эффективно, чем в других странах, избранных иностранными державами в качестве полигона для национального строительства. Ни в Японии, ни в Германии не существовало опасности гражданской войны между этническими группами, как, например, в Афганистане и Ираке. Не требовалось никаких усилий для внутринационального примирения или объединения. Напротив, именно прочное национальное единство в первую очередь обусловило относительную легкость перемен. Среди других благоприятных факторов можно отметить высокий уровень образованности населения, высокий доход на душу населения, значительный средний класс, профессиональную компетентность государственных чиновников и низкий уровень коррупции. Другие (Роберт Пэкенхэм) указывают также на «техническую и финансовую грамотность, сравнительно высокую степень институционализации политических партий, наличие опытных и проницательных политиков, достаточную образованность населения и развитое чувство национального самосознания». И что самое главное, в этих странах была сильно развита культура сдержанности.
Политическая конъюнктура также была сравнительно благоприятной в обеих странах. И Германия, и Япония потерпели полное поражение во Второй мировой войне, и их лидеры лишились власти. Кроме того, Соединенные Штаты преследовали в этих странах интересы, связанные с обеспечением безопасности, прежде всего в связи с необходимостью противостоять наступлению коммунизма.
СДЕРЖАННЫЙ ПОДХОД
Что касается национального строительства, осуществляемого внешними силами, требуется сдержанный подход. Одна из его составляющих заключается в существенном сокращении масштаба планируемых изменений. Как сказал Роберт Каплан, «нам не следует пытаться исправить все общество; скорее нам нужно сосредоточиться на нескольких ключевых элементах этого общества и улучшить их». Отсюда первый критерий сдержанной политики — это пределы амбиций. Чем уже цель, тем конкретнее задача, тем бЧльшая вероятность того, что ожидания оправдаются, а прилагаемые усилия увенчаются успехом.
Во-вторых, сдержанный подход предполагает, что с самого начала работа должна вестись с теми, кто остается у власти (когда старый режим рушится или обезглавлен). Нельзя начинать с их насильственного низложения. Такой подход прямо противоположен сверхамбициозному, в основе которого лежит убеждение, что необходимо избавиться от полевых командиров, вождей местных племен, этнических лидеров и религиозных властей и заменить их национальными лидерами, зачастую избираемыми и назначаемыми внешними силами, а также «нейтральными» профессионалами и государственными служащими. Именно это являлось одной из главных целей американской оккупации Ирака в 2003 году.
Другими словами, сверхамбициозная социальная инженерия направлена на вытеснение господствующих общественных сил, давно сложившихся общественных структур и традиций и создание новых. Ее тщетные усилия направлены на то, чтобы быстро избавиться от глубоко укоренившихся культурных и психологических установок нации, разрушить прочные эмоциональные связи, а зачастую и религиозные убеждения, упразднить мощные материальные стимулы, исходящие от полевых командиров или вождей племен и так же быстро заменить их новыми, чуждыми данному обществу. При сдержанном подходе внешние силы имеют дело с теми, кто находится у власти. Именно эта тактика принесла успех в Германии, где многие нацистские чиновники поначалу были оставлены на своих местах, потому что госслужащих для управления страной не хватало. (В Ираке же США, напротив, попытались отстранить от управления всех функционеров партии Баас, как высокопоставленных, так и рядовых, вплоть до постовых полицейских.)
Следующим шагом неизбежно становится заключение сделок и договоренностей с различными полевыми командирами, вождями этнических
групп и муллами. Их поддержка необходима при реализации некоторых новых общенациональных проектов, таких, как строительство магистральной шоссейной дороги или формирование первых подразделений национальной армии. Постепенно, зачастую очень медленно – по мере роста торгового сословия, среднего класса и числа профессионалов, а также с расширением компетенции национальных учреждений, распределяющих доходы и вознаграждения, – будут расти и укрепляться общественные силы, поддерживающие национальное строительство, а власть полевых командиров и их кланов будет ослабевать.
Кроме того, чем больше самостоятельности внешние силы предоставляют местному населению в решении его собственных проблем, тем бOльшая вероятность того, что новый режим разовьется и пустит корни (даже если принимаемые решения не будут точно вписываться в привычные схемы и не станут во всем соответствовать тому, что было предусмотрено генеральным планом). Лучшее, что могут сделать иностранные державы, — это ограничиться общими рекомендациями и советами, какие шаги стоит или не стоит предпринять, а также создать все условия для естественного развития обстановки.
Соединенные Штаты давно усвоили простую истину: если хочешь победить в войне с местными партизанами, нужно завоевать поддержку гражданского населения («осушить болото», в котором плодятся партизаны). У этой политики, которую в Латинской Америке иногда называют Accion Civica (гражданское действие), есть неоспоримые достоинства, однако ее возможности могут быть преувеличены. Например, иракцы — большие патриоты. В их памяти надолго сохранились горькие воспоминания об иностранных оккупациях. Великобритания потеряла в этой стране десятки тысяч своих подданных, когда взяла на себя управление Ираком после краха Османской империи. Эпизодическое оказание помощи и услуг, даже стремление изъясняться на арабском языке и получить представление о местной культуре, как это пытаются делать служащие сил специального назначения, не заставят иракцев принять правительство, подчиняющееся иностранной державе. Более того, масштабы социальной инженерии в Ираке и других странах ясно показывают, что ее цель – осуществить национальное строительство, а не добиться расположения местных жителей. Следовательно, хотя сама по себе сдержанная политика не исключает усилий по завоеванию благосклонности местного населения, не стоит верить в то, что с их помощью можно привлечь на свою сторону широкие слои населения. Это – нереалистичный подход, и его нельзя использовать для оправдания сверхамбициозных планов по социетальным преобразованиям.
Сдержанный подход предполагает правильную расстановку приоритетов: основное внимание следует уделить умиротворению (чтобы избежать межэтнических вооруженных конфликтов) и обеспечению безопасности, пресечению поддержки таким группам, как «Аль-Каида», и, конечно же, предотвращению производства и приобретения оружия массового уничтожения. Следующий приоритет — подготовка кадров местной полиции: это должны быть крепкие профессионалы, не коррумпированные и не занимающиеся политикой (здесь целесообразно ориентироваться скорее на стандарты Иордании или даже Нью-Йорка пятидесятилетней давности, чем на современные лондонские). Все остальное происходит постепенно, в соответствии с потребностью и стратегиями, разрабатываемыми вкупе с местными лидерами, сменяющими друг друга.
Что означал бы подобного рода подход для Ирака? К примеру, в случае установления на юге страны религиозного режима выступившей против него части иракского населения пришлось бы самостоятельно бороться с ним (так же, как большинство иранцев сегодня противостоят религиозному режиму в своей стране). Если бы члены партии Баас на первых порах руководили гражданскими службами (без ущерба для безопасности страны), то сместить их должны были бы сами иракцы по собственной инициативе. Постепенно – по мере восстановления деловой жизни, возвращения на родину тысяч живущих на Западе иракцев, исчезновения страха перед переведенной в резерв тайной саддамовской полицией – возросла бы потребность в разнообразных мерах по развитию страны. Но осуществление этих мер было бы возложено преимущественно на иракцев, и именно иракцы несли бы ответственность за результаты своей деятельности.
В первые годы Ирак, возможно, представлял бы собой нечто среднее между Египтом и Ливаном или Иорданией. Но для всех заинтересованных сторон это было бы гораздо лучше по сравнению с последствиями оккупации Соединенными Штатами Вьетнама, Сомали, Гаити и Афганистана. Меньше, да лучше. Сторонники национального строительства извлекли бы большую пользу для себя, вслушайся они в слова молитвы, принятой в Обществе анонимных алкоголиков: «Боже, дай мне силы спокойно взирать на то, что я не могу изменить; дай мне мужество изменить то, что в моих силах, и мудрость, чтобы понять разницу между тем и другим». Умерят иностранные державы свои амбиции, перестанут раздавать обещания – и тогда возрастет кредит доверия к ним и их союзникам, а налогоплательщики и спонсоры, оплачивающие счета, окажут им более существенную поддержку. В результате они смогут добиться более внушительных успехов, поскольку сосредоточат усилия на выполнении немногочисленных, сравнительно простых задач, вместо того чтобы разом – и практически безрезультатно – решать множество проблем.
Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs №1 за 2004 год.
