Россия в глобальной политике

Вызов в лице Трампа

Дональд Трамп – незнакомое лицо в политическом истэблишменте, посколь­ку до неожиданной победы на президентских выборах в ноябре 2016 года никог­да не служил на выборной должности. Его популистский мятеж уходит корнями в длительный опыт экстравагантного магната-отщепенца. Его неортодоксальные взгляды породили надежды в Москве, что он принесет новые идеи, хотя российские элиты хорошо понимали, что Трамп нестабилен в своих взглядах и непредсказу­ем в своем поведении. Его соперница от Демократической партии Хилари Клинтон олицетворяла политическую преемственность и усиление враждебного отношения к России. В отличие от нее, Трамп высказывался в таком духе, что «НАТО устарело, и крайне дорого обходится Соединенным Штатам, оно непропорционально доро­го», и «эту организацию нужно переориентировать на борьбу с терроризмом» [1]. Чуть позже он предупредил, что будет помогать европейским странам только в случае российского вторжения, если они сначала «выполнят свои обещания, данные нам». Он также отметил, что США необходимо «навести порядок в собственном доме, пре­жде чем пытаться менять поведение других стран»: «Не думаю, что у нас есть право читать кому-то нотации». Он также настаивал, что «Америка превыше всего» – это «совершенно новый, современный термин» – и не сигнализировал об изоляциониз­ме по типу того, который отстаивал Первый комитет Чарльза Линдберга до того, как США вступили во Вторую мировую войну [2]. Прежде всего, кандидат Трамп занял радикальную позицию:

«Мы желаем жить в мире и дружбе с Россией… У нас серьезные разногла­сия… Но мы не обречены на вражду. Нам следует искать точки соприкоснове­ния на базе общих интересов. Например, Россия также столкнулась с ужасами исламского терроризма. Я считаю, что ослабление напряженности и улучше­ние отношений с Россией с позиции силы возможны. Здравый смысл подсказы­вает, что этот цикл враждебности должен закончиться. Некоторые гово­рят, что русские не будут вести себя разумно. Я намерен это выяснить. Если мы не сможем заключить хорошую сделку для Америки, тогда мы быстро уйдем от стола переговоров» [3].

В свете подобных высказываний мы можем охарактеризоватьамериканскую внеш­нюю политику в эпоху Трампа как сочетающую черты глобалистов и националистов. Гло­балисты отстаивают традиционные атлантические позиции и настаивают на сохранении лидерства США, их традиционной системы альянса, а также «либерального мирового по­рядка» под руководством США. В то же время националисты проводят политику «Аме­рика превыше всего». Неоизоляционистская стратегия Трампа принижает важность про­движения и распространения американских демократических ценностей в мире, а также значение многосторонних организаций [4]. В воздухе витало новое мышление, пробуждая в Москве надежды на сближение позиций, тогда как в остальном мире – надежды на ме­нее гегемонистскую модель построения международных отношений с акцентом на за­ключение договоренностей по конкретным вопросам. Смещение акцента с американско­го «лидерства» на американское «величие» стало вызовом не для либерального мирового порядка, а для силовой системы, на которую он опирался.

Однако сдвиг от глобализма к национализму, от лидерства к величию спровоциро­вал почти беспрецедентную мобилизацию против новой политики Трампа и против его президентства в целом. Хотя эти два национальных лидера несопоставимы, путь Трам­па к президентству и последующий его въезд в Белый дом 20 января 2017 года спрово­цировали ярость и враждебность, сопоставимую с противодействием вступлению в дол­жность Франклина Д. Рузвельта в 1933 году. В первые 100 дней Рузвельт начал множество реформ, известных под названием «Новая сделка», тогда как Трамп в течение первых 100 дней пребывания на президентском посту увяз в череде непрерывных скандалов. В частности, акцент был сделан на «Рашагейт» – необычной разновидности мобилиза­ции против Трампа, когда мнимое вмешательство России в ход американских выборов приобрело поистине демонические пропорции в умах поборников глобализма. Други­ми словами, предполагаемое вмешательство России в ход президентских выборов в США использовалось с двоякой целью: во-первых, в качестве инструмента ослабления, если не полного сворачивания президентства Трампа – предпочтительно, еще до его начала – с помощью искусственно раздутого скандала – а, во-вторых, для возвращения внешней политики США обратно на траекторию глобализма.

Неоконсервативное крыло Республиканской партии, заинтересованное в обес­печении американского военного превосходства и статуса страны как средоточия од­нополярного мира, солидаризировалось с либеральными интернационалистами Демо­кратической партии, отстаивая гуманитарную интервенцию, продвижение демократии в мире и внешнюю политику, основанную на ценностях (которая, что неудивитель­но, требовала лидерства со стороны США). Этот нечестивый альянс сформировался в годы президентства Билла Клинтона, а затем усилился во время президентства Буша и Обамы. Таким образом, Трамп мог потенциально порвать с двухпартийной политикой, начатой после окончания холодной войны и направленной на сохранение американско­го лидерства. Поддержка Трампом протекционизма, осуждение региональных торговых соглашений (таких как НАФТА и Транстихоокеанское партнерство) и пренебрежитель­ное отношение к традиционным альянсам во время избирательной кампании могли оз­начать, что Трамп намерен положить конец тому порядку, который сложился после окон­чания холодной войны.

Главную озабоченность нечестивого альянса вызывало мнимое вмешательство России в демократический процесс президентских выборов в США (это особенно беспо­коило республиканцев). Демократов больше всего беспокоили мнимые связи Владимира Путина с избирательной кампанией Трампа и его предполагаемые действия, которые привели к поражению Клинтон на выборах. Другими словами, Россия стала многоцеле­вым «козлом отпущения» для самых разных групп с разной повесткой дня. Единствен­но, что объединяло эти группы – это суровая критика России. Красной нитью через всю эту сагу проходила история об утечках, обвинения в хакерстве, непрошенном вмешатель­стве служб безопасности (также сопровождавшееся избирательными и стратегически­ми утечками информации). Истэблишмент в Вашингтоне был глубоко встревожен тем, как мятежные настроения Трампа могут отразится на качестве государственного управ­ления, власти закона, соблюдении административных процедур, политической отчетно­сти и благопристойности.

С учетом двусмысленной деловой репутации Трампа, у них были основания для тревоги. Однако борьба с произволом и анархией Трампа (которая в данной статье называется термином «трампизм») и с самим Трампом слишком часто была мотивиро­вана борьбой между двумя партиями, идеологическими предрассудками, личными амби­циями и безотчетностью. Прежде всего, «противодействие» Трампу в действительности имитировало его кавалерийское пренебрежение фактами и было связано с целым рядом идеологически мотивированных политических трюков с целью дискредитации его са­мого и его администрации. Россия в данном контексте использовалась в качестве палки для избиения Трампа еще в его бытность кандидатом, а затем, чтобы держать президен­та Трампа в узде. В то же время, Клинтон и демократический истэблишмент использова­ли Россию для оправдания катастрофических результатов, показанных на президентских выборах, на выборах в законодательные органы власти и на местных выборах в разных штатах. Это некая разновидность плутовства, которая мало чем отличается от «трампиз­ма» или пустозвонства. Стороны обвиняют друг друга в безответственных утечках, «липо­вых новостях» и неомаккартизме. Тем самым подрываются некогда великие американ­ские институты демократии и порядочности. Две разновидности политической вражды и популизма – трампизм и плутовство – подпитывают друг друга, разлагая американские политические институты и снижая качество американской демократии в целом.

Рашагейт: факт или вымысел?

Россия заняла центральное место в президентской кампании 2016 года. Предпола­гаемый взлом русскими хакерами электронной почты руководителя избирательной кам­пании Клинтон Джона Подесты (основателя Центра американского прогресса) позволил раскрыть содержание выступлений Хилари перед банкирами Уолл-Стрит, а также спо­собы финансирования Фонда Клинтон. Вторая партия писем, загруженных на Викиликс (WikiLeaks) с сервера Национального комитета Демократической партии, выявила пред­взятость демократического истэблишмента в отношении Берни Сандерса на демокра­тических праймериз в пользу Клинтон. Когда стало понятно, что Сандерс завладел по­литическим воображением удивительно большой части сторонников Демократической партии, руководство партии попыталось замять суть разоблачения – предвзятость про­тив Сандерса и циничное раболепство Клинтон перед Уолл-Стрит – с помощью все более популистских обещаний в процессе избирательной кампании.

Убедительные доказательства российской кибератаки так и не были представле­ны [5]. На самом деле до сих пор общественности не было предъявлено основательных до­казательств того, что Россия оказывала неподобающее влияние на команду Трампа, была способна каким-то образом влиять на ход избирательной кампании, или несла ответст­венность за взломы электронной почты. Департамент внутренней безопасности и ФБР издали старый и изрядно поднадоевший доклад по этому вопросу 6 января 2017 года. Большая часть этого документа была посвящена анализу программ канала «Россия сегод­ня» в 2012 году, но там не было элементарной информации об IP-адресах или других ука­зателей на взлом электронной почты функционеров Демократической партии, а также доказательств наличия Продвинутой постоянной сетевой угрозы (ППСУ) 29 (обнаружен­ной летом 2015 года) и ППСУ 28 (выявленной весной 2016 года). В документе содержались обвинения в адрес российских служб безопасности (ГРУ и ФСБ), вероятность участия ко­торых во взломах была наименьшей [6]. Чрезмерно большое значение придавалось оцен­кам «комплекса кибернетической безопасности», прежде всего, оценкам организации CrowdStrike, которая упоминала такие название как «Уютный Медведь» (ФСБ) и «Затей­ливый Медведь» (ГРУ), хотя фактически таких групп не существовало в действительнос­ти – это была фиктивная персонификация ППСУ [7]. Джулиан Ассандж, главный редактор Викиликс, категорически отверг предположения, будто две партии материалов, опубли­кованных на его сайте, поступили из России. С его точки зрения, никакого взлома серве­ров НКДП не было – были только утечки [8].

Утечки разоблачили темные дела Клинтон и демократов, поэтому это была не «утка». Но в конце концов внимание удалось переключить с сути утечек на расследова­ние того, как эти материалы стали достоянием общественности. Изгнание 35 российских дипломатов 29 декабря 2016 года и конфискация двух объектов недвижимости, исполь­зуемых российскими дипломатами в качестве наказания за предполагаемое вмешатель­ство России в американскую избирательную кампанию, напоминало худшие периоды хо­лодной войны. В действительности дела обстояли еще более катастрофично: создается впечатление, что в последние годы пребывания в Белом доме администрация Обамы де­лала все возможное, чтобы испортить ситуацию до такой степени, чтобы восстановление нормальных отношений между США и Россией на международной арене было невозмож­но. Отказ Путина изгнать в ответ такое же число дипломатов США высветил мелочность и мстительность Обамы. Трамп написал в Твиттере: «Будем двигаться к более важным и лучшим вещам».

Вместо этого политики всех мастей единодушно клеймили Путина и Россию как враждебное государство, осуждая конструктивное взаимодействие как слабость и по­пытки умиротворения противника. Клинтон попыталась возложить вину за поражение в избирательной кампании на Россию, тогда как республиканцы использовали суровую критику Кремля как способ дисциплинировать Трампа и вернуть его в общее русло «ат­лантической ортодоксии». Национальные силы безопасности использовали обвинения России во вмешательстве в ход избирательной кампании, чтобы торпедировать попытку Трампа нормализовать отношения с Россией [9]. Хотя вызов России американскому миро­вому лидерству не был сопоставим по своей систематичности с вызовами времен холод­ной войны, антироссийская риторика превзошла антисоветскую того периода [10]. Авторы доклада «золотой дождь», опубликованном на портале BuzzFeed 10 января 2017 года, по­пытались доказать, что Россия «договорилась» с Трампом во время его визита в Москву в 2013 году. Подготовленный бывшим офицером Британской службы безопасности Крис­тофером Стилом, этот доклад достиг низшей точки в смысле незрелого коллекциониро­вания необоснованных обвинений [11].

Попытка разобраться в безумии

Как найти хоть какой-то смысл во всем этом? Как уже ранее говорилось, первое и очевидное объяснение состоит в том, что глобалисты в Демократическом истэблиш­менте и среди республиканцев, противостоявших Трампу (прежде всего, Джон Маккейн, Линдси Грейм, Марко Рубио и множество других), использовали Россию в качестве палки, чтобы бить ею Трампа и ограничить его политический выбор. Трамп не скрывал желания нормализовать отношения с Россией. Это было частью его более широкого анализа аме­риканских внешнеполитических приоритетов. Для беспринципных людей Россия была удобным клином, чтобы держать Трампа на коротком поводке и не допустить, что­бы он пошел наперекор официальной линии в более широком смысле. Ярость нападок на ревизионизм Трампа беспрецедентна в последние годы; она показывает, насколько высоки ставки.

Это приводит нас ко второму объяснению. Неожиданная победа Трампа – это хре­стоматийный пример того, какую роль чрезвычайные обстоятельства и личность могут играть в мировой политике. Трамп олицетворял популистский вариант традиции «Аме­рика превыше всего», которая возрождала критику Патриком Бьюкенаном плана Буша старшего создать новый миропорядок с Америкой в качестве главной оси. Впоследствии Бьюкенан согласился с критикой Россией западной «исключительности», а также притя­заний Запада на победу в холодной войне. Он предупреждал, что «это неизбежно приве­дет к войне, поскольку все больше и больше стран начнут сопротивляться моральному империализму Америки» [12]. Это традиция, исходящая из более узкого определения аме­риканских интересов. Ее сторонники неохотно вмешиваются в мировую политику, разве только во имя защиты этих узко понимаемых интересов. Обама оставался твердым гло­балистом: «глобализм делает акцент не на интересах США как таковых, а на мировой си­стеме, управляемой Вашингтоном – современной версии империи» [13]. Тем не менее, пре­зидентство Обамы умерило гегемонию США, поскольку его администрация призывала союзников США в Европе и на Ближнем Востоке брать на себя больше ответственности за свою безопасность. В отличие от Обамы, Трамп попытался перестроить систему союз­нических отношений США и переосмыслить место Америки в мире. Как отмечает Роберт Инглиш, Трамп стремился к сотрудничеству с Россией по вопросам мировой повестки дня, признавал, что Вашингтон отчасти виновен в ухудшении отношений между дву­мя странами, а также «право всех стран ставить собственные интересы на первое место». Он также заявлял, что США «не стремятся навязать свой образ жизни всем и каждому» [14].

Неортодоксальные взгляды Трампа поставили под сомнение приверженность Аме­рики своему положению самопровозглашенного хранителя либерального мирового по­рядка. По сути дела, Трамп попытался вернуться к «оффшорной балансировке» (ней­трализации неприятелей США за счет более активных их союзников) – подходу, давно отстаиваемому американскими реалистами. Джон Миршаймер и Стивен Уолт описыва­ют последствия непродуманных интервенций США, которые погрузили большие терри­тории земного шара в хаос, и доказывают, что эти «дорогостоящие катастрофы» были «естественным следствием непродуманной глобальной стратегии либеральной гегемо­нии», защитники которой имеются как среди демократов, так и среди республиканцев. По этой логике «незаменимой нации» «США должны использовать свою мощь не только для решения мировых проблем, но и для построения мирового порядка на основе между­народных организаций, представительных правительств, открытых рынков и уважения к правам человека [15]. Другими словами, «либеральная демократия – это ревизионистская глобальная стратегия», призванная не просто поддерживать баланс сил, но и насаждать демократию и обеспечивать соблюдение прав человека во всем мире. Вместо этого, с их точки зрения, США в своей политике должны сосредоточиться на недопущении появле­ния региональных гегемонов и вмешиваться только в тех случаях, когда это совершен­но необходимо. Данный аргумент приводит к критике общей направленности политики США после 1989 года:

«После развала Советского Союза в Европе не осталось доминирующей державы. Соединенным Штатам следовало неуклонно снижать свое военное присутствие, развивать дружеские отношения с Россией и возложить на ев­ропейцев ответственность за европейскую безопасность. Вместо этого США расширяли НАТО, игнорируя интересы России, помогая разжигать конфликт вокруг Украины и подталкивать Москву к сближению с Китаем» [16].

С точки зрения неоконсерваторов и либеральных интернационалистов, победа Трампа означала конец США как «незаменимой нации». Роберт Каган подчеркивает, что США несут «ответственность за мировой порядок», отмечая, что Европа восприни­мает как нечто само собой разумеющееся готовность Америки защищать ее и поддер­живать открытый экономический порядок, но при этом забывает, насколько «аномаль­но бескорыстно Америка вела себя после окончания Второй мировой войны». По мнению Кагана, США больше «не занимаются ободрением и утешением. В течение нескольких десятилетий аномальная внешняя политика США преследовала цель не пускать Россию и Китай в зоны американских интересов». С его точки зрения это имело смысл, когда речь шла о защите порядка и недопущении катастроф наподобие тех, которые потрясли мир в первой половине XX века. Однако узкая трактовка интересов США этого не тре­бовала. Он доказывал, что почти все американские интервенции последних 70 лет были призваны защитить какой-то принцип мирового порядка, то есть это были «войны по­неволе»; но для более «нормальной» политики США не имеет значения, «кто будет геге­моном Восточной Азии, и кто будет доминировать в Восточной и Центральной Европе» [17].

Робин Ниблетт, директор Chatham House, соглашается, утверждая, что США «обес­печили зонтик безопасности, под которым процветала либеральная система междуна­родных отношений». Уже при Обаме европейских союзников призвали брать больше ответственности за собственную безопасность, но теперь, когда Америка в большей сте­пени ориентируется на собственные интересы и проводит «транзакционную» внешнюю политику, эти призывы приобрели меркантильную окраску, поскольку Трамп готов защи­щать «только те страны, которые платят за это, и сосредоточиться на том, чтобы сделать саму Америку снова великой» [18]. По горячим следам голосования британцев за выход из ЕС, другие обозреватели менее двусмысленно заявили о «конце англо-американ­ского порядка» [19]. Каган пошел еще дальше и призвал новую администрацию США про­тивостоять «двум великим ревизионистским державам: России и Китаю»: «Дальней­шее умиротворение России может только придать больше смелости Владимиру Путину, а жесткий разговор с Китаем, вероятно, побудит Пекин не испытывать решимость но­вой администрации в военном смысле». В глазах Кагана «Китай и Россия – классические ревизионистские державы», стремящиеся восстановить «гегемонистское доминирова­ние, которое они когда-то имели в своих регионах» [20]. Это крайне упрощенная, а пото­му опасная трактовка.

Россию давно раздражает стремление Америки лишить ее «сферы интересов» во имя установления и поддержания открытого мирового порядка во главе с США. Го­сударственные деятели России доказывали, что этот порядок не так уж и открыт, если доступ к нему обусловливался отказом России от великодержавных интересов и даже от независимых стратегических приоритетов. Российская ревизионистская позиция за­ключается в том, что порядок, основанный на правилах – это вотчина всего человече­ства, достояние всего международного сообщества, а не какой-то его части. Хотя аме­риканские интервенции и совершались из добрых и благих намерений (хотя это весьма спорное заявление), в конечном итоге они служили укреплению национальных интере­сов Америки и усиливали ее гегемонистские позиции [21].

В годы после окончания холодной войны интервенционистские позиции неокон­серваторов и либералов практически слились воедино, несмотря на разную риторику: одни говорили о демонстрации американской мощи, другие – о защите либерального порядка. Попытка Обамы возложить больше ответственности за региональную безопа­сность на союзников и договориться с недругами дипломатическими способами озна­меновали новый реализм в американской политике и признание ограниченности аме­риканской силы [22]. Еще до избрания Трампа эта политика «отступления» и лежащая в ее основе логика сдвига в направлении «балансировки силами союзников» стала предме­том уничтожающей критики [23]. Внешнеполитическое согласие двух партий в защиту ли­беральной гегемонии и интервенций оставалось в силе, но вызов ему был брошен с дру­гого фланга в виде консервативного неоизоляционизма и откровенного национализма Трампа. Неудивительно, что эта идеология подверглась одинаково яростным нападкам со стороны демократических сторонников либеральной интервенции и республиканских гегемонистов-неоконсерваторов. Однако националистический сдвиг открывает возможность создания многополярного мира и более плюралистической системы международ­ных отношений. Как признает Ниблетт, либеральный мировой экономический порядок мог бы эволюционировать в менее амбициозный проект, охватывающий государства с разным политическим строем [24].

Третья теория вашингтонского безумия также ставит Россию во главу угла, но не­обязательно в том смысле, который вкладывали плутократы. Последним Россия пред­ставлялась враждебной силой, намеренной не только сделать Трампа президентом США, но и подорвать американскую демократию в целом. Россию демонизировали и обвиня­ли во множестве грехов, включая вмешательство в ход голосования о выходе Великобри­тании из состава ЕС 23 июня 2016 года, а также в выборный и демократический процесс разных стран Европы. Доказательства либо отсутствовали вовсе, либо были неубедитель­ны, но это не помешало появлению целой индустрии, призванной сражаться с «угрозой российской дезинформации» [25]. В атлантическую пропагандистскую машину стали зака­чивать огромные суммы, что напоминало худшие периоды холодной войны. Исследова­тельские центры явно перегибали палку, разоблачая преступные деяния России и изда­вая бесконечные доклады о коварном заговоре Кремля, направленном на уничтожение Запада. А тех, кто пытался противостоять этому плутовству, осуждали как «безмозглых трампистов – сторонников Трампа».

Информационная война сопровождалась жалобами по поводу упадка журналисти­ки и возрождения маккартизма [26]. Нетрадиционные взгляды на Россию и ее деятельность осуждались как пропаганда Кремля и «информационные вбросы». Это резко снизило ка­чество публичных дебатов, поскольку сторонники «диссидентских» взглядов автома­тически осуждались как «апологеты Путина», «ставленники Москвы» или «проводники российского влияния». Издавались бесчисленные доклады, авторы которых пытались ра­зоблачить, каким образом «Кремль использует этих троянских коней для успешной деста­билизации европейской политики. Они доказывали, что даже ограниченная мощь России может стать решающим фактором в вопросах европейской и международной безопасно­сти», и призывали западные правительства финансировать группы гражданского обще­ства и средства массовой информации для «пролития света на темные сети Кремля» [27]. Мнимая подрывная тактика Кремля описывалась в докладе «Сценарий Кремля» [28]. В сво­ем докладе «Полезные идиоты Британии» Общество Генри Джексона отмечало, что ев­ропейские популисты с правого и левого фланга пытаются установить связь с путинской Россией – первые это делают ради защиты «традиционных ценностей», а вторые – в силу традиционноговосхищения Россией и «отчасти из-за идеологической глупости: они видят стратегического партнера в любом, кто противостоит западному империализму». Авторы рекомендовали выявлять «пророссийские связи отдельных лиц и партий по всему поли­тическому спектру», а также принять поправки к европейскому законодательству, что­бы «заставить политиков заявлять о любых интервью средствам массовой информации, платных или бесплатных» [29]. Еще большую обеспокоенность вызывает тот факт, что мни­мая военная угроза Европе со стороны России была раздута до абсурдных пропорций [30]. Теперь уже больше нельзя сбрасывать со счетов новую войну в Европе, хотя никто не мог толком объяснить, зачем России нужно захватывать новые территории и возвращаться к проблемам бывшего советского блока.

Еще одна теория вмешательства России анализирует ее действия в контексте более широкого провала в создании всеобъемлющей системы безопасности в Европе и во всем мире после окончания холодной войны [31]. Мы не будем вдаваться в подробности, но, со­гласно этой «реалистской» теории, Россия – обычная держава, проводящая рациональную (хотя и не бесспорную) внешнюю политику с целью сохранения своих позиций в мире и в своем регионе. В этом контексте Москва приветствовала примирительные твитты Трампа, хотя от Конгресса, средств массовой информации и политического истэблиш­мента США в целом продолжала исходить резкая критика в адрес России (правда, «Уолл­Стрит Джорнал» стал редким исключением и маяком рационального трампизма). Вместе с тем, администрацию Трампа вряд ли можно назвать пророссийской.

Это подводит нас к четвертому объяснению того, что Патрик Армстронг справед­ливо называет «истерикой Америки», а именно: радикализация позиций атлантистов перед лицом вызовов со стороны глобального смещения силы и российской политики со­противления. Попытка сохранить «однополярный» мир после окончания холодной войны и не допустить возникновения более плюралистической системы международных отно­шений означала, что динамика вражды с Россией стала неотъемлемым элементом либе­рального мирового порядка. Фактически это было отрицанием внутреннего стремления этого порядка к универсальности и отречением от либерализма и плюрализма, по суще­ству. Трамп со своими мятежными настроениями вскоре обнаружил, как непросто пре­одолеть антироссийские настроения, ставшие неотъемлемым элементом нового атлан­тизма. Он может найти для себя ободрение в не менее противоречивом восстановлении отношений Франклина Рузвельта с Советским Союзом в 1933 году, что создало платфор­му для совместных действий во время Второй мировой войны.

Смена акцентов с «лидерства» на «величие» давала возможность восстановить нормальное дипломатическое взаимодействие. Трамп явно искал сближения с Москвой, но оказался в ловушке мышления и институтов времен холодной войны. К этому вре­мени Россия также оставила всякие надежды на присоединение к трансформированному Большому Западу и предприняла серьезные шаги для создания Большой Евразии. Вместе с тем, встревоженный возможностью реализации «худшего кошмара Киссин­джера», российско-китайского сближения, Трамп попытался вбить клин между двумя странами, сменив антипутинскую враждебность и антироссийскую риторику преды­дущей администрации на благосклонное отношение к России, одновременно предъ­являя жесткие требования Китаю. Россия всегда уравновешивала углубляющиеся связи с Китаем многообразием добрых отношений с другими странами Азии – прежде всего, с Японией, Южной Кореей, Индией и Вьетнамом. Но Москва не собиралась отказывать­ся от зарождающихся доверительных политических отношений с Пекином, посколь­ку это нанесло бы непоправимый урон ее репутации как партнера, на которого другие страны могут положиться. Та же логика применима к отношениям с Ираном, хотя Аме­рике был бы нужен нейтралитет России в случае возможных ударов по территории этой страны в будущем. Китай также дал понять, что не собирается потакать США в их стрем­лении ослабить его связи и союз с Россией. Пекин и Москва понимали, что подобные стратегии – пустозвонство, поскольку нет никаких доказательств того, что они станут неотъемлемой частью внешней политики Трампа. Трудно представить себе, что США могли бы предложить России в предполагаемой «большой сделке». Российско-амери­канские отношения в лучшем случае останутся транзакционными (если сторонники Трампа добьются своего), а в худшем случае они скатятся к открытой конфронтации (если возобладают плутократы).

Возврат к норме в ненормальное время

Во время президентской кампании команда Клинтон «решила разыграть рос­сийскую карту и обвинила Дональда Трампа в том, что в лучшем случае он марионет­ка Кремля, а в худшем – российский агент» [32]. Первое обвинение разоблачило «отсутст­вие связи штаба Клинтон с рядовыми американскими избирателями», как выразился Пол Робинсон [33], а второе продемонстрировало, что Клинтон не подходит для президент­ской должности. Ее опасное разжигание военной истерии было заметно уже во время ее пребывания на посту Государственного секретаря во время первого срока полномочий администрации Обамы. Теперь же решение подначивать одну из двух крупнейших ядер­ных держав мира на основе утрированных или полностью ложных обвинений продемон­стрировало, насколько опасным может быть «либеральный мировой порядок во главе с США». Как выразился Владимир Путин на пресс-конференции после встречи с итальян­ским премьер-министром Паоло Джентилони 17 мая 2017 года, «С помощью антироссийских лозунгов они пытаются дестабилизи­ровать политическую ситуацию в США. Либо они не понимают, какой вред причиняют своей стране – в этом случае это просто недалекие люди; либо они хорошо понимают, что делают, но тогда это опасные и недобросовест­ные политики» [34].

Конечно, они могут быть одновременно и опасными, и недалекими.

Американская «тайная власть» снова заявила о себе, и пятая перезагрузка отно­шений после окончания холодной войны завершилась, так и не начавшись. В соответ­ствии с обещанием «снова сделать Америку великой», Трамп предложил увеличить рас­ходы на оборону на 54 млрд долларов – это 80% всего российского военного бюджета в 2016 году. Одновременно с этим он просигнализировал о своем намерении расширить начатую Обамой программу модернизации американских ядерных вооружений стои­мостью 1 триллион долларов. Первоначальный импульс улучшить отношения с Россией не означал, что Трамп откажется от идеи достижения военного и экономического пре­восходства. Антироссийская лихорадка лишь узаконила «те националистические амби­ции, которые в обычное время либералы пытаются умерять» [35]. На пресс-конференции 16 февраля 2017 года Трамп выступил в защиту своей политики, заявив: «Если у нас бу­дут хорошие отношения с Россией, то, поверьте мне, – это будет хорошо, в этом нет ниче­го плохого» [36]. Однако в условиях воинствующей русофобии даже небольшие шаги Трампа в направлении улучшения отношений трактуются как умиротворение противника, если не как сговор с главным «кремлевским кукловодом».

Единственное достоинство и подкупающая особенность президентства Трампа заключалась в его обещании наладить отношения с Россией и вместе с ней работать над решением проблем, вызывающих взаимную обеспокоенность. Но, вместо прове­дения этой политики, Трамп был вынужден доказывать свою жесткую позицию в от­ношении России, суживая пространство маневрирования для возможного заключения сделки и повышая риск неверной оценки намерений другой стороны, что может при­вести к непреднамеренной войне. Тем не менее, напряженность в отношениях между глобалистами и националистами не снижается. Как уже отмечалось, глобалисты отста­ивают традиционные атлантические позиции, настаивая на сохранении американского лидерства, традиционной системы союзнических отношений и защите «либерального мирового порядка во главе с США». В свою очередь, националисты проводят полити­ку под лозунгом «Америка превыше всего». Она не предполагает изоляционизма. Даже если «лидерство» заменяется понятием «величие» в качестве главного политического постулата США, величие все же требует проведения силовой дипломатии и готовности воспользоваться большой палкой.

Буря негодования по поводу предполагаемых связей Трампа и официальных лиц в его администрации с Россией вынудила советника Трампа по национальной безопасно­сти Майкла Флина уйти в отставку 13 февраля 2017 года после 24 дней пребывания в новой должности. Это ограничило возможности взаимодействия Трампа с Россией. Флин плани­ровал наладить сотрудничество с Россией в борьбе с главным общим врагом – исламским терроризмом. Однако его ниспровержение, за которым, как некоторые считают, стоя­ли американские службы безопасности, открыло глубокую враждебность американско­го истэблишмента в отношении России. Пришедший на смену Флину генерал-лейтенант Герберт МакМастер твердо привержен идеалам НАТО и неоднократно высказывал­ся о необходимости передового сдерживания России в Прибалтике, на Украине и в ки­берпространстве. Эти взгляды разделяются министром обороны Джеймсом Маттисом и вице-президентом Майком Пенсом. Американская система союзнических отношений в Европе и Азии (для сдерживания России и Китая) сохранится и укрепится.

Первоначально администрация Трампа сигнализировала о более жесткой линии в отношении Китая. Похоже, что эта стратегия была нацелена на то, чтобы не допустить дальнейшего сближения России с Китаем (и Ираном). Наверное, это было частью «боль­шой сделки», которая могла также предусматривать путь для возвращения России в за­падное сообщество. Однако идея «заключения большой сделки» была такой же несостоя­тельной и неосновательной, как и «перезагрузка» Обамы. Оба плана не предусматривали механизмов избавления России от озабоченности вопросами безопасности – путем вклю­чения ее в большое политическое сообщество и всеобъемлющий договор о безопасности и сотрудничестве. Даже в этом случае, как показывает опыт голлистской Франции, про­блемы национальной идентичности не так легко решаются. Вместе с тем, приход к влас­ти Трампа, казалось, давал возможность пересмотреть отношения между двумя стра­нами. Отказ Трампа от Транстихоокеанского партнерства в рамках его более широкой критики региональных торговых блоков, сигнализировал о переоценке лидерства США в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Москва неожиданно оказалась в необычном для себя положении, когда ее стали об­хаживать и атлантические, и азиатские державы. Это возрождение политики треуголь­ника, напоминающей эпоху Киссинджера, было чистым анахронизмом. Позиция России (и Китая) заключается в осуждении блоков и призыве ко всем странам взаимодейство­вать в качестве суверенных государств во имя процветания мирового сообщества. Избра­ние Трампа сигнализировало об ослаблении блоковой политики времен холодной войны, и в этом смысле оно приветствовалось Россией и Китаем. Он ясно давал понять, что отно­шения Америки с НАТО изменятся, и что европейские партнеры должны разделять бре­мя расходов на безопасность с США. Приоритетом будет безопасность и нужды Амери­ки, а заботы глобалистской Европы, застрявшей в старой атлантической модели, отойдут на второй план. Эти проблемы были не новы – с начала усиления Азии то и дело возни­кал вопрос о будущем трансатлантических отношений [37]. Переосмысление американских стратегических приоритетов было давно назревшей необходимостью.

Внешняя политика Трампа

Зачатки и содержание внешнеполитического стиля Трампа начинают вырисовы­ваться, хотя частично его стиль – в непредсказуемости и неожиданных заявлениях. Одна­ко кое-что уже ясно, и налицо существенное расхождение с политикой его предшествен­ников. Во-первых, Трамп резко сократил размер Государственного департамента, снизив его бюджет на 30% (это касается и Агентства по международному развитию) и резко сократив персонал. Как ожидается, всего будет сокращено 6500 рабочих мест. Многие должности, обычно оставляемые для политических назначенцев, остаются вакантными. В настоящее время на эти посты назначены кадровые дипломаты, временно исполняю­щие данные обязанности.

Во-вторых, назначение Рекса Тиллерсона на должность Государственного секре­таря – это смелый шаг. Тиллерсон пришел в компанию «Эксон Мобил» в 1975 году. После успехов на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии, в конце 1990-х годов он сохранил проект «Сахалин-1» стоимостью 17 млрд долларов, который в 2005 году начал поставлять на рынок миллионы баррелей нефти. Он стал Исполнительным директором этого пред­приятия в 2006 году, после чего «Эксон Мобил» развил тесные связи с «Роснефтью» и его главой Игорем Сечиным. В 2011 году они подписали многомиллиардную сделку по буре­нию разведочных скважин в Заполярье и освоению месторождений сланцевой и глубоко­водной нефти, что в 2014 году привело к открытию огромного месторождения в Карском море. Вскоре после этого проект был приостановлен в связи с вводом санкций, к боль­шому неудовольствию Тиллерсона. Путин наградил Тиллерсона «Орденом дружбы наро­дов» в 2013 году. «Эксон Мобил» был неким параллельным квази-государственным обра­зованием внутри США, налаживающим отношения с иностранными лидерами, которые не всегда шли в фарватере официальной политики США. Он заключил сделку с Курд­ским региональным правительством, подрывавшим позиции центрального правитель­ства в Багдаде. При этом он положил конец долгой истории финансирования компанией «Эксон Мобил» правоцентристских групп, отрицавших антропоморфную природу изме­нения климата [38]. Тиллерсон олицетворял собой резкий разрыв с либеральным мессиан­ством в духе Билла Клинтона. Он понимает дипломатию как разговор с людьми, которые могут стоять на диаметрально противоположных позициях.

В-третьих, выступая перед официальными лицами Государственного департа­мента 3 мая 2017 года, Тиллерсон описал политику США по некоторым наиболее ак­туальным вопросам повестки дня, включая Сирию и Корею. Большое значение имело как то, что было сказано, так и то, о чем не было сказано. Его речь свидетельствовала о решительном разрыве с наследием двух предшественников Трампа: Джорджа Буша-мл. и Барака Обамы. Под их руководством произошло слияние неоконсервативных интерна­ционалистов с либеральными интервенционистами, причем до такой степени, что эти две группы фактически стали неразличимы. Эта смешанная политика в общих чертах была взята на вооружение Хилари Клинтон, когда она была Государственным секрета­рем. Это нашло выражение в назначении «плевел» Дика Чейни в Государственный депар­тамент (таких как Виктория Нуланд). Тиллерсон ни разу не упомянул, даже завуалиро­ванно, о «либеральных интервенциях» или об «однополярном мире» по Бушу. Известно, что Тиллерсон и Трамп считают, что мир многополярен. Они понимают, что на мировой политической сцене много разных действующих лиц, интересы которых могут иногда сталкиваться. Цель «организатора сделки» – как-то примирить между собой эти разные интересы. Искусство достижения компромисса традиционно называется «дипломатией», хотя это понятие почему-то было чуждо прежним администрациям. До сих пор неко­торым лицам в американском внешнеполитическом истэблишменте трудно понять эту идею. Как выразился Тиллерсон, политика Трампа «Америка превыше всего» должна про­водиться не за счет интересов других, но во взаимодействии с другими игроками». Адми­нистрация будет уважать союзнические обязательства, но Тиллерсон заявил, что нужно перестроить имеющиеся альянсы, чтобы они работали надлежащим образом. Он при­звал европейских союзников по НАТО вносить более весомый вклад в этот альянс и при­вел эту организацию в качестве примера того, что администрация Трампа не отвергает существующие союзы, но требует от союзников брать на себя справедливое бремя расхо­дов и больше ответственности в рамках этих союзов.

Когда дело дошло до важных вопросов, таких как Сирия и Корея, он подчеркнул необходимость тесного сотрудничества с Китаем и Россией. Обе страны могли бы вне­сти вклад в достижение общеполитической цели: ликвидация ядерного оружия на по­луострове. В то же время Тиллерсон настаивал, что он не собирается менять режим в Пхеньяне или, тем более, ускорять процесс воссоединения двух корейских государств. Он тепло отозвался о последних достижениях Китая после Олимпийских игр 2008 года. Что касается России, то он отметил, что администрация Обамы оставила американо­российские отношения в худшем состоянии со времен холодной войны. Тиллерсон по­ведал, что, когда отметил в разговоре с Путиным, что ситуация становится опасной, «он (Путин) пожал плечами и кивнул в знак согласия. И я также сказал, что отношения про­должают ухудшаться, и поделился с ним своим мнением, что между двумя крупнейши­ми ядерными державами не должно быть таких отношений, и нам необходимо перело­мить эту тенденцию» [39].

В-четвертых, пересмотр американской внешней политики позволил восстановить элементы диалога между великими державами. Когда Трамп встретился с Си Цзиньпином в Мар-а-Лаго 6 апреля 2017 года, их сопровождали пять высокопоставленных членов По­литбюро Компартии Китая и шесть министров кабинета Трампа. Двое лидеров договори­лись вести личный диалог, не делегируя эту обязанность своим подчиненным. Отноше­ния с Россией строить еще труднее: хотя лидеры двух стран должны впервые встретиться в рамках Саммита «Группы 20» в Гамбурге (июль 2017 года), уже состоялись важные встре­чи между Лавровым и Тиллерсоном, Тиллерсоном и Путиным, а также председателем Комитета Начальников штабов США генералом Джозефом Данфордом и главой Гене­рального штаба Российских вооруженных сил генералом Валерием Герасимовым. США были приглашены принять участие в мирных переговорах по Сирии в Астане, и старший дипломат США Стюарт Джоунс (Помощник Государственного секретаря по Ближнему Востоку) присутствовал на переговорах 3–4 мая.

В целом это означает, что теоретически политика «Америка превыше всего» вле­чет за собой взаимодействие с Китаем и Россией и отказ от «двухпартийного» либераль­но-неоконсервативного имперского мировоззрения однополярного мира, сложившегося после окончания холодной войны (которое преподносится как защита либерального ми­рового порядка). Это может позволить США вернуться к своей традиционной роли: ру­ководить посредством собственного примера в сообществе суверенных национальных государств. Пока мы еще не вышли на этот уровень, но отказ от идеологии исключитель­ности под прикрытием либеральных или неоконсервативных идеологий, конечно же, нужно приветствовать. Это дает возможность проводить более рациональную внешнюю политику, которая повышает шансы на мир во всем мире. Этот парадоксально позитив­ный исход при посредничестве человека, не имеющего серьезного внешнеполитического опыта или глубокого понимания фактов, лишний раз демонстрирует банкротство поли­тики, проводимой прежними администрациями. Чтобы разбить цепи условностей, нужен чудак и диссидент. Тем не менее, мы все еще в поисках добродетельных лидеров.

Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.

Данный материал вышел в серии записок Валдайского клуба, публикуемых еженедельно в рамках научной деятельности Международного дискуссионного клуба Валдай. С другими записками можно ознакомиться по адресу http://valdaiclub.com/publications/valdai-papers/