Прежде чем заглядывать вперёд, имеет смысл оглянуться назад. Считается, что Чёрная смерть в Европе в середине XIV века унесла от 75 до 200 миллионов жизней и положила начало великим пандемиям наступающего Нового времени.
Она ускорила сдвиги в социальной структуре и политике, так как трудовые ресурсы стали дефицитными, а позиции рабочих на рынке труда укрепились. Последней массовой пандемией стала «испанка» 1918–1919 гг., последовавшая за самой истребительной на тот момент войной. Она показала уязвимость людей в период мобилизации и разрухи.
Плотность населения с тех пор значительно выросла, и взаимодействие между человеком и природой стало ещё более интенсивным и инвазивным. Тонкая граница, отделяющая человечество от патогенов животного происхождения, стала, похоже, ещё более уязвимой. Первая вспышка коронавируса произошла в китайском городе Ухань в декабре 2019 г., но хуже всего то, что её началу предшествовало несколько серьёзных предупреждений. Её давно ждали. Она стала так называемым «серым носорогом» – масштабным явлением, которое было одновременно прогнозируемо и предсказано. Если эпидемии ВИЧ, Эболы и SARS в итоге удалось сдержать, то вирус гриппа H1N1 привёл к смерти почти 20 тыс. человек.
Эти биологические приметы глобальной нестабильности были лишь частным проявлением общества глобального риска. Хватает и других: аварии на предприятиях атомной энергетики, как Чернобыль, Три-Майл-Айленд и Фукусима-1, стратегическое и тактическое ядерное противостояние, начало эры гиперзвукового оружия, милитаризация космоса и Арктики и, прежде всего, климатическая катастрофа. Всё это порождает проблемы нового рода: тут и опасность безудержной гордыни, вызванной технологическими достижениями, и тень войны, и антропогенное воздействие на природу.
Эксперты в области здравоохранения и эпидемиологии давно призывают к активизации сотрудничества и усилению профилактических мер. Вместо этого Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) приходится работать в более жёстких условиях. В США Дональд Трамп распустил рабочую группу по глобальной безопасности в области здравоохранения и сократил бюджеты Национальных институтов здравоохранения и Управления готовности и реагирования в сфере общественного здравоохранения. В Великобритании в период режима строгой экономии с 2010 г. все основные службы, включая те, что принадлежат системе здравоохранения, также претерпевают значительные сокращения бюджетов. Годы экономического кризиса в Италии и других средиземноморских странах привели к ослаблению всех государственных функций.
Вспышка вируса COVID-19 продемонстрировала уязвимость человечества, но одновременно и необходимость сотрудничества как внутри стран, так и между ними. Большинство из них не сразу в достаточной мере среагировали на серьёзность угрозы, и каждая повела себя по-своему. Изоляция, введённая в Ухане и провинции Хубэй, сдержала вспышку заболевания, тогда как в Италии и Испании, несмотря на фактическое закрытие общественных мест, люди продолжали нарушать режим самоизоляции.
Взгляды премьер-министра Великобритании Бориса Джонсона близки к либертарианским. Именно поэтому он с самого начала воздерживался от введения политики строгой изоляции. Хотя он сам являлся одним из лидеров движения за Brexit, приверженцы которого насмехались над экспертами, Джонсон быстро сориентировался и обратился к специалистам. Однако мнения учёных и врачей относительно наиболее оптимального преодоления кризиса разделились, и меры социального дистанцирования были введены неохотно и нерешительно. Вначале господствовала идея «коллективного иммунитета», но в конечном итоге 23 марта установлена полная изоляция. Пусть стремление Джонсона изображать из себя Уинстона Черчилля может вызывать улыбку, но ему всё же пришлось взять на себя роль лидера квазивоенного времени.
Речь идёт о сосредоточении ресурсов для достижения одной главной цели – победы над коварным врагом. За этим последовало принятие внушительных пакетов мер экономической помощи работникам по найму, самозанятым частным лицам и компаниям для обеспечения определённой степени «жизнеспособности» – чтобы обозначить, что после окончания кризиса и возвращения экономической жизни к более или менее нормальному состоянию страна вернётся к ранее существовавшему положению. В то же время много говорилось о «духе Лондонского блица», и хотя над этим пафосом тоже легко иронизировать, но медицинский персонал проявлял поистине героическое самопожертвование на передовой борьбы с заболеванием. Никто не застрахован от вероятности заразиться этим жутким вирусом, в конце концов, жертвой этой болезни стали сам Джонсон и наследник престола принц Чарльз.
Например, Банк Англии установил самые низкие процентные ставки с момента своего создания в 1694 году. К концу марта более 1,7 миллиарда человек находились в той или иной степени изоляции. Экономическая жизнь почти остановилась. Фондовые рынки упали, а выплата дивидендов была приостановлена. Оптимисты с нетерпением ожидали V-образного кризиса, при котором резкое падение сопровождается столь же резким возвращением к нормальности. Но более скептически настроенные люди спрашивали, какого рода нормальность ожидает нас на другой стороне?
Кризис является серьёзным испытанием для интернационализма и самих государств. Несмотря на борьбу за дефицитные медицинские ресурсы и защитную одежду, имели место случаи международной поддержки. Китайские поставки в Италию вполне могли быть использованы для продвижения «мягкой силы», но никто не сомневается в необходимости присланных медицинских грузов. То же самое касается и воздушного конвоя с медпомощью из России в Италию.
Главный вопрос заключается в том, должна ли стратегия быть направлена на «жизнеспособность» или на «трансформацию». Канадская журналистка Наоми Кляйн писала о «шоковой доктрине», в рамках которой кризисы использовались для последующей приватизации общественных благ и услуг. С этой точки зрения нет оснований ожидать «новую нормальность», кроме той, которая будет сопровождаться постоянным кризисом.
Возможно, уроки кризиса окажутся негативными, усугубится национальный эгоизм, возобладает концепция «выживает сильнейший», обострятся международные конфликты и с новой силой вспыхнет борьба за репатриацию иностранных инвестиций и производств. В двадцать пятую годовщину Шенгенского соглашения об отмене внутренних границ почти все передвижения в пределах этой зоны были запрещены. Но признаки «европейской крепости» стали заметны ещё при возобновлении миграционного кризиса в начале года, когда Турция открыла свои границы с Грецией. Другими словами, и без того уже заметные тенденции к деглобализации могут усугубиться, что будет сопровождаться отказом от консервативного интернационализма, внедрённого в международную систему с 1945 года. Хотя уменьшение некоторого ложного универсализма системы атлантической власти можно только приветствовать, менее желательным было бы нарастание антидемократических тенденций, изоляционизма и склонности к установлению авторитаризма.
Какие черты уклада жизни в период кризиса могли бы стать частью изменённого мира?
Во-первых, кризис привёл к подтверждению роли государства. В рамках глобализации ранее считалось, что определённые экономические императивы важнее государственной политики. Однако когда потребовалось принятие срочных мер, то их принимало именно государство. Проблемы, возможно, и были глобальными по масштабу, но решающее значение имела реакция на национальном уровне.
Во-вторых, снова осознана важность обеспечения национального благосостояния и здравоохранения. Годы жёсткой экономии привели к сокращению количества койко-мест на 1000 человек, причём такие страны, как Великобритания и Испания, оказались в нижней части мировых таблиц. Кризис также показал важность интеграции социальной поддержки для пожилых людей в систему здравоохранения. Кроме того, проявили себя и местные органы власти (которые в Великобритании подвергались нападкам ещё со времён Маргарет Тэтчер), продемонстрировавшие свою значимость в качестве организаторов на местах, зачастую в партнёрстве с общественными движениями и организациями гражданского общества.
В-третьих, ещё раз была продемонстрирована решающая роль многосторонних учреждений и совместного решения проблем.
Короче говоря, кризис потенциально положил конец сорокалетнему циклу общественной жизни – эпохе неолиберального отрицания государственного участия. Это стало очевидным уже во время мирового финансового кризиса 2008 г., но тогда в результате банки были спасены, и жизнь пошла дальше своим чередом. В Британии не произошло «народного количественного смягчения», предлагавшегося британскими левыми, и вместо этого крупные опорные банки остались непотопляемыми, хотя участники движения «Захвати Уолл-стрит» и отмечали, что если они слишком большие, чтобы обанкротиться, то они также слишком большие, чтобы существовать. Уходящий с поста лидера британской лейбористской оппозиции Джереми Корбин утверждает, что чрезвычайные экономические и социальные меры, введённые правительством консерваторов, подтвердили правоту его давних требований о введении социального капитализма.
На уровне общества определённые нововведения могут сигнализировать о более постоянных изменениях.
Во-первых, работа из дома в эпоху широкополосного доступа в интернет 5G станет более распространённой. Зачем ехать в офис на дорогих и переполненных поездах, если кризис коронавируса показал эффективность цифровых платформ и удалённой работы.
Во-вторых, услуги здравоохранения могут стать более цифровизованными и в большей степени включать в себя онлайн-консультирование и онлайн-уход за пациентами.
В-третьих, с закрытием университетов и колледжей преподавание вынужденно перешло в режим онлайн. Это вызревало давно, особенно в виде массовых открытых дистанционных курсов, но теперь может стать постоянным фактором. Конечно, онлайновое взаимодействие не заменит полностью личные контакты в реальной жизни, но оно оказалось вполне пригодной частичной заменой.
В-четвёртых, значимость системы онлайновых покупок признана окончательно после того, как магазины, продающие товары не первой необходимости, были закрыты. Попав под удар изменений в поведении потребителей, многие из них никогда уже не откроются вновь.
В-пятых, стала очевидной важность более коротких и разнообразных цепочек поставок. Эта тенденция уже существовала в сфере покупок натуральных продуктов питания, но теперь значимость национальной промышленности возрастёт ещё больше.
В-шестых – по порядку, а не по важности, – тот факт, что пожилые люди особо восприимчивы к вирусу, усилил беспокойство за их здоровье.
В-седьмых, рост общественного уважения и поддержки работников здравоохранения, о котором свидетельствует акция, проведённая в Британии в вечерние часы 27 марта – с криками, одобрительным свистом и аплодисментами из окон и с балконов (практика, заимствованная из Испании и Италии), ещё раз продемонстрировал важность государственных услуг. Маловероятно, что Национальная служба здравоохранения Великобритании когда-либо вернётся к предыдущему состоянию хронического недофинансирования.
Возникает вопрос о том, как сформулировать эти изменения и придать им институциональную форму. В течение тридцати лет после окончания Второй мировой войны развитые капиталистические общества создали сложно устроенные государства всеобщего благосостояния вкупе с национализацией ряда общественных служб. Эта социал-демократическая модель позволила добиться немалых результатов, но подвергалась негативному воздействию командно-приказного менеджеризма и централизованной бюрократии. Следующие четыре десятилетия были посвящены демонтажу многих из достижений и устранению некоторых из воздействий. Пути назад к предыдущему положению вещей в виде либо непосредственной неолиберальной глобализации, либо централизованной и бюрократизированной социал-демократии быть не может. На повестке дня возникла новая модель создания общего блага через социализированное благосостояние и локализованную демократию.
Данный материал был написан по заказу Международного дискуссионного клуба «Валдай» и опубликован на сайте ru.valdaiclub.com.
