Рано утром 4 сентября в таджикском городе Вахдат, в 20 километрах от Душанбе, было совершено вооруженное нападение на отдел милиции, в результате которого погибли 5 сотрудников МВД Таджикистана. Это произошло в том самом городе, где 29 августа местный житель, 23-летний Умар Бободжонов, был избит сотрудниками правоохранительных органов потому, что он, якобы носил бороду. Сейчас мужчина находится в больнице.
Вышедших в тот же день на улицу Вахдата несколько десятков людей, возмущенных произволом милиции, местному начальству удалось успокоить, заверив, что будет проведено разбирательство и виновные будут наказаны. Но разбирательство вряд ли станет трудным, а наказание – суровым: власти Таджикистана заняты непростым делом – противостоят угрозе религиозного экстремизма, стремясь искоренить все его признаки, и, разумеется, борода на лице мужчины не может не выдавать в нем исламского радикала.
Борьба с исламским экстремизмом – в Таджикистане дело не новое. Почему же именно сейчас руководство страны начало активную кампанию, итогом которой – в этом уже никто не сомневается – станет закрытие старейшей в республике политической организации, Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ), единственной на постсоветском пространстве легально действующей партии, построенной на конфессиональной основе? И почему официальный Душанбе не опасается взрывного роста радикальных исламских настроений в стране после сноса «плотины», которой многие годы служила ПИВТ, отделявшая умеренных исламистов от радикальных?
Незаконные и пожароопасные
Министерство юстиции Таджикистана потребовало от Партии исламского возрождения прекратить незаконную деятельность, пригрозив ей окончательным запретом. Это решение выглядело вполне ожидаемым после прозвучавшего чуть ранее вердикта Экономического суда, неожиданно вспомнившего про то, что в конце 1990-х годов партия незаконно приобрела здание себе под офис. К месту оказались и вдруг возникшие опасения пожарных, вскрывших нарушения в офисе правил противопожарной безопасности, после чего он был опечатан и закрыт властями. Оказалась «нечистой» и принадлежавшая ПИВТ типография, ее пришлось закрыть из-за «нарушения санитарно-эпидемиологических норм».
Однако руководство партии, лишившись из-за закрытия офиса возможности провести запланированный на 15 сентября съезд, решило не сдаваться. В отсутствие своего лидера Мухиддина Кабири, уже несколько месяцев назад покинувшего страну, его соратники провели пресс-конференцию в доме у Кабири и потребовали от властей «посодействовать» в поиске нового здания для ПИВТ.
Это не входило в сценарий, разработанный в президентском окружении, и тогда партийцам указали на незаконность их деятельности в принципе, поскольку ПИВТ потеряла статус общереспубликанской партии после прекращения деятельности партийных первичек в 58 городах и районах Таджикистана. Все было подготовлено, члены ПИВТ в провинции, в сельской местности вынуждены были в массовом порядке под давлением властей писать заявления о выходе из партии.
Путь в системную оппозицию
Впрочем, все телодвижения столичных соратников Кабири выглядят в лучшем случае имитацией сопротивления умеренных исламских активистов, составлявших костяк членов ПИВТ и отражавших настроения подавляющего большинства верующих мусульман в Таджикистане. Деятельность исламской партии близка к завершению. Давно прошли времена, когда в середине девяностых ПИВТ (она существует с 1974 года, тогда ныне покойный Саид Абдулло Нури создал соответствующую подпольную ячейку) была основой исламско-демократической Объединенной таджикской оппозции (ОТО), сопротивлявшейся воцарению в стране квазикоммунистического режима.
Московское мирное соглашение 1997 года между официальным Душанбе и таджикской оппозицией, положившее конец кровопролитной гражданской войне в Таджикистане, признало структуры ОТО легальными и дало им право на 30-процентную квоту на представительство во всех органах власти республики.
С тех пор режим Эмомали Рахмона, находящегося у власти с ноября 1992 года, худо-бедно, но старался поддерживать лояльные отношения с ПИВТ, продолжая эту политику и после кончины в 2006 году ее харизматичного лидера, чья подпись стоит под Московским соглашением, – Устода Нури. Его преемнику Мухиддину Кабири (в этом году ему исполнилось 50 лет) удалось сохранить партию, сделав ее наравне с Коммунистической партией частью системной оппозиции. Взаимопонимание между властью и ПИВТ было достаточным, чтобы руководство партии дважды по просьбе Рахмона было готово убрать из ее названия упоминание про ислам. Однако потом президент передумал, мол, это укрепит уважение к стране, где мусульмане пользуются столь значительными политическими свободами.
На парламентских выборах 2010 года ПИВТ заняла второе место после правящей Национально-демократической партии и получила два депутатских мандата, которые были вручены самому Кабири и его заместителю.
Именно после этих выборов, по словам самого Мухиддина Кабири, давление на ПИВТ начало возрастать. «К следующим парламентским выборам 2015 года наша партия уже рассматривалась не как партнер по мирным договоренностям, построению стабильного Таджикистана, а как конкурент или даже потенциальный враг таджикского народа. Появилось множество материалов в СМИ, в которых говорилось, что наша партия стояла у истоков гражданской войны в Таджикистане. В сознание масс начала насаждаться идея, что партия несет в себе угрозу национальному единству и будущему Таджикистана», – говорил Кабири в интервью «Независимой газете».
По итогам парламентских выборов 2015 года было объявлено, что ПИВТ получила всего 1,6% голосов и не прошла в парламент. «Для второй по численности и влиянию в стране партии это оскорбительно, – заявил Кабири, – но мы не стали делать из этого трагедию». После чего он, сославшись на необходимость провести курс лечения, вместе с семьей покинул Таджикистан и обосновался в Стамбуле. Похоже, что это было правильным решением, поскольку в Душанбе, вдогонку лидеру ПИВТ, правоохранительные органы стали обвинять его в незаконных сделках с недвижимостью многолетней давности.
Замах на превосходительство
Однако ставшие известными другие обстоятельства преследования Партии исламского возрождения и ее лидера показывают, что дело не только в стремлении официального Душанбе начать борьбу против угрозы исламского экстремизма. Выясняется, что у президента Рахмона были и иные причины невзлюбить Кабири. В российской политической практике это бы назвали «утратой доверия».
Это связано с подготовкой к президентским выборам в Таджикистане, состоявшимся в ноябре 2013 года. Тогда неожиданно для многих наблюдателей активно готовиться к участию в выборах стал экс министр промышленности Зайд Саидов, получивший этот пост по квоте таджикской оппозиции согласно Московскому мирному соглашению. Один из самых успешных к этому времени таджикских бизнесменов, имевший многочисленные связи за рубежом (его близким другом считался известный украинский олигарх Дмитрий Фирташ, до недавнего времени владевший значительным пакетом акций в таджикских предприятиях), в апреле 2013 года объявил о создании своей политической партии «Новый Таджикистан», опорой которой должен был стать средний класс Таджикистана.
В окружении Рахмона это восприняли как самый серьезный вызов его власти со времен гражданской войны. Саидов был весьма популярной фигурой в стране, много строил, многим помогал, его близким человеком во власти считался мэр Душанбе, спикер верхней палаты таджикского парламента Махмадсаид Убайдуллаев. «Новый Таджикистан», однако, не получил официальной регистрации, а Саидов, находившийся долгое время за границей, несмотря на многочисленные предупреждения друзей и соратников об опасности возвращения на родину, пренебрег ими и в мае прилетел из Парижа в Душанбе. Его арестовали прямо у трапа самолета. Предъявленные ему обвинения включали самые разнообразные пункты, от соучастия в развязывании гражданской войны до преступлений сексуального характера. Это должно было подготовить ошеломленных соотечественников к приговору, которым закончился в декабре того же года судебный процесс: 26 лет тюрьмы.
Основанием для столь жестокого приговора было лишь намерение, пусть и серьезное, Саидова претендовать на абсолютную власть Эмомали Рахмона, которого в стране принято называть Чаноби оли (его превосходительство), подкрепленное ставшей ему известной готовностью ПИВТ оказать поддержку экс-министру. Вот этого таджикский президент простить Кабири не мог. Тем более когда в ближайшее окружение Рахмона была вброшена информация о возможной поддержке такого рода предвыборной кампании соперника Рахмона со стороны некоторых иранских политических и экономических структур.
Мало того, этим структурам удалось внушить самому Саидову, что этот сценарий легитимной передачи власти в Душанбе будет поддержан и в России, а следовательно, ему ничто не угрожает в случае возвращения в Таджикистан. Все это оказалось весьма далеким от истины и стало причиной драматической развязки этой интриги.
Кроме того, все эти обстоятельства, как утверждают осведомленные источники в президентском аппарате Эмомали Рахмона, стали причиной известного охлаждения в отношениях между Москвой и Душанбе, не растаявшего до сих пор. Упорное нежелание таджикского руководства хотя бы объявить о своем желании стать членом Евразийского экономического сообщества может объясняться тем самым неприятным осадком, который все же остался после той истории.
С другой стороны, Душанбе, закрывая ПИВТ, в газете которой публиковался лозунг «Партия Аллаха всегда побеждает», имеет шанс получить и дивиденды от этого, – кто знает, может быть, Таджикистан позовут теперь вступить в международную коалицию против Исламского государства, как это предложили на днях Узбекистану Соединенные Штаты. В отличие от других случаев, когда США очень четко указывали Таджикистану на недопустимость ограничения демократических свобод, сейчас о таких сигналах ничего не известно.
