27.12.2009
Горизонт в тумане
№6 2009 Ноябрь/Декабрь
Влад Иваненко

Доктор экономики (г. Конкорд, США).

Всякий кризис, особенно такой сложности, как нынешний, создает ситуацию неопределенности, когда опасности неразрывно связаны с возможностями. Для России, которая на протяжении уже многих лет находится в поиске собственной стратегии развития, адекватная оценка сложившихся обстоятельств – как собственного потенциала, так и протекающих вокруг процессов – особенно важна.

ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ЧЕРТЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ПОРЯДКА-2009

Переустройство мирового экономического порядка, спонтанно начавшееся осенью 2008 г. и перешедшее в вялотекущую стадию к зиме 2009–2010 гг., можно охарактеризовать тремя явлениями.

Во-первых, низкая ликвидность системообразующих банков стран с устойчивым торговым дефицитом (Великобритания и Соединенные Штаты) вызвала паралич мировой банковской системы в сентябре – октябре 2008 г. Платежный баланс построен по принципу двойного счета, поэтому увеличение дефицита по текущему счету товаров и услуг должно идти параллельно с ростом счета операций с финансовыми инструментами. Так и происходило до 2008 г., когда банки США «связывали» приходящие капиталы долгосрочными активами (например, казавшимися выгодными вложениями в американскую ипотеку).

Падение стоимости этих фондов побудило инвесторов закрывать свои позиции, что привело к оттоку денег из тех банков Соединенных Штатов, которые реинвестировали их под ипотечный залог. Стремясь привести в норму ликвидность, пострадавшие банки начали продавать зарубежные активы, выводя из равновесия банковские системы других стран. Чтобы избежать финансового хаоса, связанного со спонтанным перераспределением ликвидности, правительствам, в первую очередь администрации США, пришлось прибегнуть к массовому кредитованию национальных банковских систем.

Это принесло свои плоды. К ноябрю 2009 г. можно было говорить о восстановлении ликвидности трансатлантической банковской системы, на что указывает уменьшение разницы между процентными ставками на межбанковские кредиты в Лондоне и ставками на государственные облигации в Вашингтоне (TED spread) до предкризисного уровня начала 2007 г.

Во-вторых, одновременно с банковским кризисом падал товарооборот мировой торговли. Согласно данным Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), суммарный месячный товарооборот стран, входящих в ОЭСР, и восьми стран, претендующих на членство в этой организации (включая Россию), упал с 2 трлн 320 млрд долларов в июле 2008 г. до 1 трлн 469 млрд в феврале 2009 г. Значительно сократились сальдо счета товаров и услуг нетто-импортеров и нетто-экспортеров, о чем можно судить по уменьшению коэффициента вариации сальдо до самого низкого значения с 2003 г.

В-третьих, активное правительственное вмешательство в дела кредиторов и должников, до сей поры считавшихся частными, указало на фактическую смену экономической парадигмы в Соединенных Штатах – страны, на модели которой базируется система современной мировой экономики. Практика массового вливания государственных денег сначала в банковскую систему, потом в автомобильную промышленность, затем в энергетику означала фактический разрыв бюрократического Вашингтона с традицией свободного рынка и переход на более знакомую в России модель «ручного управления».

НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ КРИЗИСНОЙ СИТУАЦИИ

Наметившаяся экономическая стабилизация не означает, что мир стал более определенным. Напротив, в самое ближайшее время правительствам нескольких государств придется принимать непростые решения.

Наибольшие трудности ожидают Вашингтон, который еще не определился с тем, как выбраться из бюджетной западни. Согласно данным Казначейства США, правительственный долг вырос с 9 трлн 646 млрд долларов на конец августа 2008 г. до 11 трлн 813 млрд  на конец августа 2009 г., причем скорость роста долга по месяцам не замедлялась до последнего времени. Расклад держателей долга американского правительства показывает, что дополнительные покупки совершают частные вкладчики, включая иностранных. Поскольку поведение этой категории инвесторов непредсказуемо, Вашингтон очень скоро может оказаться в ситуации, когда рынок согласится предоставить ему кредиты лишь под большие проценты. Он может пойти и на повышение процентной ставки, рискуя при этом выстроить финансовую пирамиду из своих облигаций, либо предпочесть обратиться к помощи печатного станка с возможным раскручиванием инфляционной спирали.

Второй вариант представляется для экономики Соединенных Штатов менее убыточным в краткосрочном плане. При падении курса доллара значительная доля потерь будет перенесена на иностранных держателей американских долговых бумаг из Китая, Японии, арабских стран – экспортеров нефти и офшорных центров, расположенных в бассейне Карибского моря и в Великобритании. Однако инфляционное перераспределение благосостояния затронет и США: пенсионные фонды обесценятся, и усилится разрыв в доходах между жителями относительно благополучных и обедневших штатов. Остается только гадать, как средний класс Америки (основа ее демократии) отреагирует на потерю сбережений всей жизни.

Кроме проблемы бюджетного дефицита, Вашингтону придется разбираться с моделью экономического развития, прежнюю версию которой – свободный рынок – он спонтанно заменил под давлением обстоятельств последнего года. Хотя американское правительство на словах заявляет о неизбежной реприватизации «временно» национализированных активов, в первую очередь банковских и в автомобилестроении, создается впечатление, что частные компании всерьез начали подстраивать свои инвестиционные планы под программы правительства. Поэтому, даже если оно и захочет выставить на продажу свои доли в компаниях, сомнительно, чтобы национальные частные игроки проявили желание их выкупить без существенного дисконта и без обещания продолжения государственной поддержки. Иностранным претендентам, скорее всего, укажут на дверь, ссылаясь на «стратегическую важность» активов. Не окажется ли тогда возврат к утерянным экономическим идеалам невозможным?

Проблема дисбаланса внешней торговли и возможный пересмотр Вашингтоном модели развития влекут за собой существенные последствия для государств, выбравших экспортную стратегию, таких, к примеру, как дальневосточные экономики (Китай, Япония), Германия и в определенной мере Россия. Отличительной чертой данной парадигмы является явная или неявная специализация на обслуживании рынков других держав – более крупных и богатых. Чтобы преуспеть в рамках такой модели, необходим постоянный рост экспорта, но, по последним данным ОЭСР на август 2009 г., в мировых масштабах он не восстановился. Возникшая неопределенность ставит под вопрос целесообразность экспортной модели развития, что в конце концов может перерасти в необходимость пересмотреть идеологию развития в Берлине, Москве, Пекине и Токио.

Быстрый рост расходов американского правительства одновременно начинает беспокоить внешних кредиторов. Особенно это заметно на примере Китая, который, согласно данным Казначейства Соединенных Штатов, с июня 2009 г. начал покидать рынок федеральных бумаг. Вашингтон пока смог найти замену в лице более лояльных инвесторов из Японии, Гонконга и Великобритании (включая офшорные зоны), но подобную игру невозможно продолжить без решения проблемы бюджетного дефицита США. Если же последняя будет решена за счет инфляционного финансирования, перед другими странами встанет дилемма: либо последовать примеру Вашингтона, что повлечет за собой рост мировых цен, либо разрабатывать инновационные методы защиты национальных экономик от последствий падения курса доллара.

Чтобы перевести опасности и возможности, возникшие в мире за последний год, в плоскость практического применения, следует сначала определить, какие цели ставит перед собой Россия как федеральное евразийское образование.

Для установления национальных приоритетов можно воспользоваться методом демократического выбора. В этом случае ориентиры развития предлагаются политическими партиями, наиболее популярные из которых поддерживаются на выборах избирателями. В целом данный метод подходит для России, граждане которой имеют право голоса, если не возможность задавать цели правительству. Российская специфика такова, что программа победившей в 2007 г. партии «Единая Россия» («План Путина») не расшифрована в деталях, что предоставляет широкие возможности для интерпретаций. Все же на основе действий, предпринятых российскими властями после выборов, и результатов опросов общественного мнения можно сделать вывод, что элита и «молчаливое большинство» ставят перед собой две главные цели:

  • сохранение единого российского культурного пространства, что подразумевает независимую внешнюю и внутреннюю политику;
  • развитие экономики и инфраструктуры, достаточное для поддержания жизнедеятельности государства и высокого уровня жизни населения.

В практическом плане данные цели означают определение и фиксацию границ этого пространства с соседними цивилизационными блоками, а также более быстрый рост благосостояния России относительно других держав. Исходя из названных приоритетов, рассмотрим, насколько благоприятна сложившаяся ситуация и какие меры могут способствовать решению поставленных задач.

ГРАНИЦЫ КУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ РЕАЛИЯМ

Хотя общность культуры можно интерпретировать несколькими способами, в экономическом плане она определяется как идентичность моделей поведения предпринимателей и чиновников сопредельных территорий, их производителей и потребителей в процессе создания и передачи товаров и услуг, обладающих рыночной стоимостью. Подобная поведенческая близость облегчает контакты, или, выражаясь экономическим жаргоном, «сокращает издержки обращения». Поэтому единое цивилизационное пространство, будь то российское либо иное, отличается от сопредельных территорий не только общностью формальных законов, но и повышенным объемом торговли, более тесным переплетением технологических цепочек и тенденцией к формированию «особых» отношений между ее формально независимыми членами.

В моей статье, опубликованной в вашем журнале два года назад («Россия в глобальной политике», 3/2007), я поставил вопрос об идентификации естественных границ российского пространства на основе данных взаимной торговли государств Евразии. Используя гравитационную модель, я рассчитал временные изменения в «расстоянии» между Россией и ее торговыми партнерами как соотношение ВВП и объема обоюдного экспорта за 1997–2005 гг. Чем меньше получался показатель расстояния, тем более сильным считалось притяжение. Выяснилось, что к России наиболее тесно прилегают Белоруссия, Казахстан и Украина, из чего был сделан вывод, что эти четыре страны формируют единое экономическое пространство.

С тех пор появились новые данные, которые позволяют проверить стабильность полученного результата. Оказалось, что расстояние между Россией и вышеуказанными странами продолжало быстро сокращаться в 2006–2008 гг. вопреки регулярным новостям о «торговых войнах» между ними. Подобное развитие отношений свидетельствует о возможной идентификации культурного блока в пределах Белоруссии, Казахстана, России и Украины.

В то же время обнаружилось быстрое расширение торговых связей России с партнерами, принадлежащими к иным – североевропейскому (Финляндия) и центральноевропейскому (Германия, Италия, Нидерланды) – цивилизационным образованиям. Более детальный анализ торговых потоков показывает, что резкое сокращение расстояния между Россией и этими странами происходит в первую очередь благодаря российскому экспорту энергоресурсов в обмен на широкий ассортимент товаров с высокой долей передела. Подобный расклад торговых потоков свидетельствует о зарождающейся интеграции России в экономическое пространство части Евросоюза через энергетический сектор, который становится все более транснациональным. То же можно сказать и о Казахстане, нефтедобывающая промышленность которого постепенно «встраивается» в европейский рынок.

Вторым индикатором интеграции, на сей раз технологической, служат данные о торговле промежуточными товарами, список которых можно найти на портале Статистического отдела ООН. К ним относятся как товары с небольшой долей передела (например, полуфабрикаты из черных и цветных металлов), так и узкоспециализированные товары (в частности, электронные комплектующие). Рынок таких изделий менее развит, чем рынки сырья или товаров конечного спроса, поскольку их производители больше зависят от покупателей. Таким образом, повышенная доля промежуточных товаров в экспорте страны указывает на «встроенность» ее национальных производителей в зарубежные технологические цепочки.

Доля промежуточных товаров в экспорте России составляла на 2008 г. около 15 % , что свидетельствует о том, что страна была относительно мало интегрирована в мировые промышленные конгломераты (за исключением металлургической отрасли, которая в основном нацелена на обслуживание потребителей по всему миру). С другой стороны, доля полуфабрикатов в российском импорте достигала 30 % (за 2008 г.), что может свидетельствовать о потенциальном включении зарубежных поставщиков в местные технологические цепи.

Более детальное изучение структуры поставок в Россию из стран СНГ указывает на неоднородность интеграционных процессов. Например, Украина имеет высокую долю поставок промежуточных товаров, но это преимущественно продукты черной металлургии, которые Украина в еще большей пропорции, чем в Россию, поставляет в другие страны. Более заметны интеграционные процессы в поставках Белоруссии, особенно в области автомобилестроения и электроаппаратуры. Как и Россия, Казахстан в значительной мере ориентирован на сырьевое производство, и присутствие его предприятий в российских или иных международных технологических цепях малозаметно за исключением металлургических производств. Таким образом, можно сделать вывод, что производственная структура современной России больше совпадает с границами государства, нежели с предполагаемым единым культурным полем.

Данные голосований в международных организациях можно принять за указатель схожести взглядов национальных элит на проблемы мировой политики. ООН ведет статистику голосований в Генеральной Ассамблее, данными которой с 2006 г. по 2008 г. мы воспользуемся. По результатам 249 голосований позиция России наиболее часто совпадает с точкой зрения Белоруссии и трех центральноазиатских государств (Казахстан, Киргизия, Узбекистан), а наиболее часто расходится с мнением Украины, которая голосует в унисон со странами Евросоюза. Отсюда можно сделать вывод о наличии взаимопонимания между элитами России и некоторых ее соседей за исключением Украины. Выбор Киева, правда, может быть вызван определенным оппортунизмом, нежели принципиальностью, поскольку позиция стран ЕС чаще всего преобладает в ходе голосований в Генеральной Ассамблее ООН.

По совокупности наблюдений можно заключить, что российская заявка на статус регионального центра только частично подкрепляется фактами и что в некоторых областях страна выходит за пределы, а в других – не доходит до границ своего возможного цивилизационного блока.

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ДЛЯ РОСТА БЛАГОСОСТОЯНИЯ РОССИИ

Выбор между стратегиями развития страны можно условно свести к выбору между экспортной моделью и моделью роста за счет повышения внутреннего спроса.

Как мы уже говорили, первая модель подразумевает специализацию на производстве наиболее конкурентоспособной на территории страны продукции, после чего происходит наращивание экспорта этой продукции путем устранения зарубежных конкурентов. Этот результат достигается либо естественным образом за счет уникальных природных ресурсов или климата, а также сокращения трудовых издержек, что позволяет продавать продукцию по демпинговым ценам, либо за счет инноваций, которые делают национальную продукцию лидером по качеству.

Вторая модель подходит для стран, не способных по каким-то причинам наладить экспорт (например, из-за высоких транспортных расходов) или экономика которых переросла рынки их ранее влиятельных партнеров. В таком случае экономические агенты фокусируются на обслуживании тех внутренних рынков, которые наиболее важны для региона, порождая при этом побочный спрос на дополнительные продукты и услуги. Внешнеторговые отношения приобретают второстепенный статус, так как государство экспортирует не столько ради оплаты закупок потребительских товаров либо вывоза финансового капитала, сколько для импорта сырья и товаров, предназначенных для инвестиционных проектов внутри страны.

Как экспортная модель, так и ее альтернатива имеют свои преимущества и недостатки. Экспортную модель проще запустить, однако она работает, когда рынки потенциальных стран-импортеров достаточно емки, а их возможности расплатиться за поставки велики. С другой стороны, модель внутреннего роста более капризна: в частности, ее успех зависит от присутствия того, что называют духом предпринимательства.

Предпринимательство, или способность находить и осваивать новые рынки, есть, пожалуй, один из самых трудноуловимых факторов достижения национального успеха. Советы о том, как преуспеть на этом поприще, обычно сводятся к комплексу правил для правительств, нацеленных на создание «благоприятного делового климата». При этом предполагается, что предпринимательство расцветает только в оранжерейных условиях, предоставленных государством, а не в процессе создания удобной для ведения бизнеса институциональной среды. Данное предположение противоречит историческим наблюдениям, которые увязывают экономический успех модели внутреннего развития скорее с интенсивностью предпринимательской деятельности, нежели с государственной поддержкой бизнеса. При этом нужно отметить, что мелкие предприниматели действительно реагируют на окружающую среду, созданную государством и обществом, поскольку из-за своего малого размера они вынужденно подстраиваются под заданные условия.

Современную российскую модель развития можно классифицировать как вариант модели экспортного развития. Выбранный еще в 1970-х гг. на основе экспорта нефтегазовых ресурсов, он привел к возникновению  и установлению устойчивого обмена российских углеводородных продуктов на потребительские товары Европы. Следует отметить, что страна может полагаться на экспортную модель для решения задачи повышения благосостояния. Результаты последних десяти лет свидетельствуют о том, что Россия с ее 16 тыс. долларов на душу населения в 2008 г. (по паритету покупательной способности) ненамного отличается от новых членов Европейского союза. При благоприятной конъюнктуре на нефтяных рынках можно надеяться, что она достигнет уровня благосостояния беднейшего государства «старого» Евросоюза – Португалии с ее 23 тыс. долларов на человека – в ближайшее десятилетие.

Правда, для оптимизации работы экспортной модели необходимо диверсифицировать экспорт, то есть расширить ассортимент предложения Европе за счет инвестиций в производство таких полуфабрикатов, как металлопрокат, лесоматериалы либо удобрения. В этом случае российский экспортный доход будет меньше зависеть от мировых цен на нефть, что положительно скажется на достатке россиян. Но, с другой стороны, решение задачи повышения благосостояния за счет экспортной модели означает фактический отказ от решения другой задачи, то есть поддержания культурного пространства, отличного от Евросоюза. Экспорт ведет к взаимозависимости между Большой Европой и Россией и соответственно размывает границу российского культурного пространства.

Таким образом, модель внутреннего развития лучше соответствует целям повышения достатка с одновременным сохранением национальной идентичности; однако, как уже отмечалось, ею труднее воспользоваться. Данные подсказывают, что частное предпринимательство, основы которого были заложены в России в 1992 г., не проявило себя как эффективная форма деятельности, причем не обязательно из-за ограничений, накладываемых на бизнес извне. Согласно данным Всемирного банка, который оценивает качество деловой среды, российские предприниматели недовольны работой государственных органов в обратном порядке к оценке их коррумпированности. Получается, что бизнесмен в России скорее доволен возможностью нарушить правила, нежели ищет возможности работать в рамках этих правил. Это подкрепляется данными Всемирного экономического форума о сомнительных достижениях российского бизнеса в области деловой этики.

Дополнительным фактором, позволяющим усомниться в эффективности российского частного рынка, служат сведения об уровне неравенства доходов в России, который является самым высоким среди стран «Большой восьмерки» (за исключением Соединенных Штатов). По информации Федеральной службы государственной статистики РФ за 2008 г., коэффициент Джини, величина которого указывает на степень неравенства, равнялся 42,3 для России против 43,9 для США (2007), причем российский индекс продолжает расти. Такое распределение валового продукта невозможно объяснить различиями в «человеческом капитале», поскольку в среднем россияне имеют примерно одинаковый уровень образования. Скорее условия для ведения частного бизнеса в России таковы, что в результате возникает ситуация, когда немногие могут выгадывать за счет остальных.

Непонятна также ситуация с инфляцией, которая остается стабильно высокой вопреки попыткам Москвы ограничить рост цен, используя классические денежные инструменты. Создается впечатление, что российский предприниматель настроен на приобретение монопольных привилегий больше, чем на максимизацию прибыли путем снижения издержек и повышения качества.

ВОЗМОЖНОСТИ РОССИИ В КРИЗИСНЫХ УСЛОВИЯХ

Сопоставление возможных сценариев экономического кризиса и вариантов поведения России указывает как на открывающиеся возможности, так и на потенциальные опасности.

Падение популярности англо-американской модели мировой экономики ведет к пересмотру стратегий развития ведущих стран мира. Те государства, которые до сих пор придерживались экспортной модели развития, вероятно, пострадают больше остальных. Это наблюдение касается и России как крупного поставщика нефти, но относительная негибкость спроса на этот продукт означает, что хотя ситуация на рынках сбыта и окажет влияние на стабильность поступления экспортных доходов в российскую казну, но степень их максимального падения окажется ниже, чем по другим группам товаров. В этом отношении смена парадигмы означает более серьезные последствия для другого потенциального члена общего российского пространства – Украины, которая может потерять существенную часть рынков сбыта на свой основной товар – изделия из черных металлов. Таким образом, кризис способствует переориентации украинских экономических интересов в сторону интеграции со своими восточными и северными соседями.

Кризис выявил ограниченность способности рынков к саморегулированию, что повлечет за собой кардинальную ревизию отношений между частными компаниями и государством в пользу последнего. Складывается мнение, что правительственные программы стимулирования рынков, начатые осенью 2008 г., пришли всерьез и надолго. В этих условиях Россия будет шагать в ногу со временем, если ее правительство возьмет на себя всю полноту ответственности за развитие страны. При этом вовсе не обязательно делать ставку на государственные корпорации как локомотивы роста. От правительства требуется задать параметры развития таких крупных инвестиционных программ, как жилищное строительство, модернизация инфраструктуры или технологическое переоснащение, которые станут катализаторами развития внутреннего рынка.

Рост влияния государства в кризисных условиях ужесточает требования к качеству государственного управления, которое оценивается традиционно низко для России (например, согласно данным Всемирного экономического форума за 2006 г., Россия занимала 110-е из 117 мест в мире по степени «читабельности» правительственных инструкций). Ожидаемое усиление роли чиновников в качестве заказчиков новых программ национального развития подчеркивает необходимость, по крайней мере, ограничить возможности для коррупционных растрат выделенных средств – тема, которая заслуживает отдельной статьи.

Среди новых угроз, вызванных кризисом, можно также отметить потенциальную девальвацию основной валюты мира – американского доллара, что ведет к обесцениванию долларовых накоплений стран нетто-экспортеров. В настоящее время мировое сообщество еще не считает необходимым найти лучший способ для хранения излишков экспортного капитала, который продолжает абсорбироваться в виде американских финансовых активов. Создается впечатление, что многие государства пытаются сохранить паритет своих валют с долларом, при этом, вероятно, втайне надеясь, что пресловутый дух американского предпринимательства вызволит Соединенные Штаты из рецессии.

Данный подход рискован. Он не учитывает того, что американская рецессия может затянуться на годы, если не на десятилетия. В этом случае возможен внезапный всплеск мировой товарной инфляции с последующими крайне болезненными перераспределительными процессами, сравнимыми с теми, которые испытала на себе бЧльшая часть россиян в 1991–1998 гг. Побочный эффект роста цен, правда, будет скорее благоприятным для России – в данном случае как экспортера дорожающего сырья, и он может уберечь страну от потрясений, связанных с обесцениванием долларовых накоплений.

Завершение активной стадии кризиса не означает автоматического возврата к прежней ситуации. В течение следующих нескольких лет мы, скорее всего, станем свидетелями кардинальной перестройки мировой экономической системы. При этом роль государства как инициатора программ развития повышается до такого уровня, при котором идея свободного рынка оказывается неработоспособной. В условиях нарастающей неопределенности России, как, впрочем, и любой другой стране, следует держаться старой морской истины: «Если вышел в море, то не подстраивайся под капризы природы, а держи курс на цель, к которой идешь».