КОРНИ ЭКСТРЕМИЗМА
Наш ответ на теракты 11 сентября на практике приобрел гораздо более весомое значение, чем могло показаться в свое время. Дело в том, что мы могли бы свести всё к вопросам безопасности. Но вместо этого решили отстаивать свои ценности, заявив, что нам не нужно еще что-то вроде «Талибана» или другого диктатора наподобие Саддама Хусейна. Нам хорошо известно, что идеологию фанатизма нельзя победить, лишив свободы либо уничтожив ее лидеров. Необходимо доказать несостоятельность их идей.
Ситуация, с которой мы столкнулись, на самом деле свидетельствует о том, что разразилась настоящая война. Но война особого свойства, в которой невозможно победить обычными средствами. Нам не выиграть кампанию против глобального экстремизма, не доказав, что мы превосходим его не только по своей мощи, но и с точки зрения ценностных ориентиров. Мы сможем победить, только показав всему миру, что наши ценности имеют качественное преимущество по сравнению с альтернативными ценностями, и продемонстрировав наше беспристрастное и открытое стремление сделать их общедоступными. Для защиты нашего образа жизни может понадобиться применение силы, но мы не сможем заручиться реальной поддержкой, если не станем энергично бороться с глобальной бедностью, деградацией окружающей среды и социальной несправедливостью.
Нынешний всплеск глобального терроризма и экстремизма имеет глубокие исторические корни. Причины его кроются в десятилетиях отчуждения, гонений и политических преследований в арабском и мусульманском мире. Однако терроризм подобного рода никогда не был и не является неизбежным. Для меня самое примечательное в Коране – это его прогрессивный характер. Будучи последователем другой веры, я отдаю себе отчет в неполноте своих знаний. Как стороннего наблюдателя Коран поражает меня своим реформаторским духом. В этой книге предпринимается попытка вернуть иудаизм и христианство к их истокам, попытка, во многом похожая на то, что несколькими веками позже пытались сделать в отношении христианской церкви деятели эпохи Реформации. Коран весьма многообразен. В нем восхваляются науки и знания и отвергаются суеверия. Коран практичен и намного опережает свое время в том, что касается вопросов брака, положения женщин и государственного управления.
Под вдохновляющим воздействием Корана ислам и его господство неимоверно быстро распространились на ранее христианских или языческих территориях. За столетия ислам основал империю, которая стала мировым лидером в научных открытиях, искусстве и культуре. В эпоху раннего Средневековья проявления религиозной терпимости чаще можно было встретить в мусульманских, чем в христианских странах.
Но к началу XX века, после того как Запад пережил эпохи Ренессанса, Реформации и Просвещения, мусульманский и арабский мир стал обнаруживать неопределенность, неустойчивость своего положения и перешел на оборонительные рубежи. Некоторые мусульманские страны, например Турция, сделали решительный шаг в сторону светского государства. Другие попали в силки колонизации, зарождающегося национализма, политических преследований и религиозного радикализма. в жалком состоянии своих стран мусульмане стали видеть проявление удручающего состояния ислама. Политические радикалы превратились в религиозных и наоборот.
Власть пыталась приспособиться к исламскому радикализму, привлекая в правящую элиту некоторых его лидеров и отчасти принимая его идеологию. Результат почти всегда был катастрофическим. Религиозный радикализм таким образом становился приемлемым, политический же радикализм подавлялся, и в сознании значительной части населения они слились воедино как свидетельство необходимости перемен. Многие стали думать, что вернуть доверие и стабильность исламу можно путем сочетания религиозного экстремизма и популистской политики, в то время как «Запад» и те исламские лидеры, которые с ним сотрудничали, превратились в их глазах во врагов.
Этот экстремизм, по всей вероятности, начинался с религиозной доктрины и философии. Но вскоре в ответвлениях «Братьев-мусульман», поддерживаемых экстремистами-ваххабитами и рассредоточенных по некоторым медресе Среднего Востока и Азии, зародилась новая идеология, которую начали экспортировать по всему миру.
День 11 сентября 2001 года унес жизни 3 тысяч человек. Но терроризм, о котором идет речь, впервые дал себя знать не на улицах Нью-Йорка. Гораздо больше людей погибло еще раньше, причем не только во время терактов, острие которых было направлено против западных интересов, но и в ходе политических мятежей и волнений по всему миру. Жертвами этого терроризма пестрит недавняя история многих стран, таких, как Индия, Индонезия, Йемен, Кения, Ливия, Пакистан, Россия, Саудовская Аравия, список можно продлевать до бесконечности. Более 100 тысяч человек погибло в Алжире. Некогда вполне разрешимые политические проблемы в Чечне и Кашмире превратились под натиском терроризма в категорически неразрешимые. Сегодня в тридцати либо сорока странах разрабатываются планы действий, так или иначе связанные с идеологией терроризма. И хотя численный состав активных приверженцев этой идеологии относительно невелик, им удается эксплуатировать чувство отчуждения, гораздо более широко распространенное в арабском и мусульманском мире.
Теракты, которые мы упоминаем, отнюдь не являются единичными случаями. Это часть ширящегося движения, участники которого убеждены, что единоверцы отошли от правоверной религии и попали под влияние западной культуры. Ими правят те вероломные мусульмане, которые напрямую замешаны в этом перевороте (в отличие от тех, кто понимает, что для восстановления не только истинной веры, но и уверенности и самоуважения мусульман необходимо ополчиться против Запада и всего, что с ним связано).
Борьба с терроризмом в Мадриде, Лондоне либо Париже – это часть той же борьбы против терактов «Хезболла» в Ливане или «Исламского джихада» на палестинских территориях, а также повстанческих группировок в Ираке. Убийство ни в чем не повинных людей в Беслане является плодом той же идеологии, которая сеет невинные жертвы в Йемене, Ливии, Саудовской Аравии. И когда Иран спешит оказать поддержку подобного рода терроризму, он также становится участником этой битвы.
Политическая стратегия может утверждаться сознательно либо подсознательно. В данном движении она возникла, вероятно, инстинктивно. Ему свойственны идеология, мировоззрение, глубокая убежденность и решимость фанатиков. Оно во многом напоминает ранний революционный коммунизм и не всегда нуждается в структурах и центрах управления или даже в прямой коммуникации. Участники и так знают наперечет все свои помыслы.
В конце 1990-х годов стратегия стала достаточно очевидной. Если бы речь шла только о борьбе внутри ислама, движение рисковало столкнуться с тем фактом, что другие мусульмане, которым, как и всем остальным людям, свойственно чувство порядочности и справедливости, предпочтут отвергнуть фанатизм. Битва за ислам – это междоусобная борьба мусульман против мусульман. Экстремисты осознали, что возникала необходимость начать совершенно другую битву – мусульман против Запада.
Меня до сих пор поражает, как много людей уверены в том, что сегодняшний терроризм явился следствием вторжений в Афганистан и Ирак. Эти люди, похоже, напрочь забыли о том, что теракты 11 сентября 2001-го произошли раньше обоих вторжений. Запад не нападал. Он сам подвергся нападению.
ХАРАКТЕР ЗАВЯЗАВШЕЙСЯ СХВАТКИ
Итак, согласно идеологии терроризма, мы олицетворяем собой врага. Однако «мы» – это не Запад. «Мы» – это мусульмане в той же степени, что и христиане, иудеи либо индусы. «Мы» – это те, кто верит в религиозную терпимость, в открытость по отношению к другим, в демократию, в свободу и права человека, которые защищаются в светских судах.
Это не конфликт цивилизаций – это конфликт по поводу того, что такое цивилизация. Это старая как мир битва между прогрессом и реакцией, между теми, кто принимает современный мир, и теми, кто отвергает его: между оптимизмом и надеждой, с одной стороны, и пессимизмом и страхом – с другой.
В любой борьбе главное – правильно оценить природу конфликта, и здесь нам еще предстоит долгий путь. Мне трудно понять, каким образом столь значительная часть общественного мнения на Западе может допускать мысль, что в появлении глобального терроризма каким-то образом виноваты мы сами.
Начнем с того, что терроризм действительно приобрел глобальный характер. Он направлен не только против Соединенных Штатов и их союзников, но и против стран, которые практически невозможно назвать партнерами Запада.
Кроме того, борьба в Ираке и Афганистане явно ведется не за освобождение этих стран от оккупации США. Цель экстремистов – не дать обеим странам превратиться в демократические государства. И не просто «по западному образцу», а по любому образцу. Именно экстремисты, а не мы убивают невинных, и делают это намеренно. Они – единственная причина, по которой мы до сих пор остаемся в Ираке и Афганистане.
Предположение о том, что исламский терроризм – продукт бедности, просто нелепость. Конечно, бедность используется им для оправдания своих действий. Но его фанатичных последователей трудно назвать приверженцами экономического развития.
Более того, цель террористов не в том, чтобы способствовать созданию Палестины, мирно сосуществующей с Израилем, а скорее в том, чтобы этого не допустить. Они борются не за становление палестинского государства, а за исчезновение Государства Израиль.
Террористы строят свою идеологию на религиозном экстремизме, и не просто на религиозном экстремизме, а конкретно – на его мусульманском варианте. Террористы отвергают модернизацию. Они надеются, что дуга экстремизма, которая протянулась сегодня через весь регион, сметет первые, хотя и нетвердые попытки, которые современный ислам предпринимает, чтобы устремиться в будущее. Они хотят возвращения мусульманского мира назад под управление полуфеодальной религиозной олигархии.
И всё же, несмотря на все эти достаточно очевидные факты, многие в западных странах прислушиваются к пропаганде экстремистов и принимают ее. (И надо отдать должное: экстремисты используют наши собственные СМИ с мастерством, которому могут позавидовать многие политические партии.) Ссылаясь на массовые убийства в Ираке, они говорят, что это – причина для того, чтобы уйти из страны. Каждый кровопролитный теракт почему-то служит указанием на нашу ответственность за беспорядки, а не на степень зла, присущую тем, кто его совершил. То, что было сделано в Ираке в 2003 году, для многих настолько неправильно, что они неохотно принимают и то, что, безусловно, правильно сейчас.
Некоторые верят, что теракты целиком лежат на совести Запада из-за того, что он-де подавляет мусульман. Другие всерьез полагают, что достаточно нам покинуть Ирак и Афганистан, как теракты прекратятся. Наконец, не могут не настораживать разделяемое многими пагубное мнение, что мы, мол, платим слишком высокую цену за поддержку Израиля, а также тот факт, что многие сочувствуют тем, кто осуждает еврейское государство.
Осознай мы истинный характер ведущейся сегодня борьбы, мы были бы, как минимум, на пути к победе. Однако огромная часть общественного мнения на Западе еще очень далека от этого.
Идеологии терроризма должен быть брошен вызов – причем повсюду, где она только появляется. Исламский терроризм нельзя победить, пока мы не осознаем необходимость противостояния не только методам, но и идеям экстремизма. Я не намерен объяснять экстремистам, что террористическая деятельность – это зло. Я хочу, чтобы они поняли: их отношение к Соединенным Штатам абсурдно, их концепция государственной власти из дофеодальных времен, а их взгляды на положение женщин и на другие религии реакционны. Не только варварские теракты, но и ложное чувство обиды на Запад, попытки убедить нас в том, что ответственность за насилие должны нести другие, а не сами экстремисты, достойны всяческого осуждения.
В эпоху глобализации наше будущее определяет исход столкновения между экстремизмом и прогрессом. Мы больше не можем игнорировать эту борьбу, так же как не можем не принять меры в связи с изменением климата. Бездействовать, то есть перекладывать ответственность на Соединенные Штаты или пытаться обмануть себя, полагая, что терроризм – это череда изолированных эпизодов, а не глобальное движение, глубоко ошибочно.
ДВА ФРОНТА
Именно поэтому ошибается тот, кто игнорирует значение выборов в Ираке и Афганистане. Остается фактом, что народ, если ему дать шанс, предпочитает демократию. С того момента, как афганцы пришли и проголосовали на первых в своей истории выборах, миф о том, что демократия – это концепция Запада, окончательно развенчан. Точно так же и в Ираке, несмотря на разгул насилия и запугивание, голосование было представительным, причем количество людей, которые пришли к избирательным урнам, могло бы сконфузить многие западные демократии.
Указанные избирательные кампании продемонстрировали, что люди не хотят диктатуры, ни теократической, ни светской. Когда сторонники Саддама или муллы Мухаммада Омара решают выдвинуть свои кандидатуры на выборах, им не удается собрать сколько-нибудь значительное число голосов. Иракские и афганские мусульмане открыто заявили: у нас не меньше прав на демократию, чем у вас. Принимая демократию, они тем самым демонстрируют, что тоже стремятся жить в обществе, в котором мирно сосуществуют представители разных культур и религий. Эта и наша борьба.
В чьих интересах заблокировать прогресс демократии? В Ираке это пестрая смесь из иностранных джихадистов, бывших сторонников Саддама и отвергающих сотрудничество повстанцев; в Афганистане – объединение наркобаронов, талибов и «Аль-Каиды». Они утверждают, что демократия – западная идея, которую силой навязывают сопротивляющейся исламской культуре. Вспоминают о всех мыслимых теориях заговора, начиная с намерения Запада захватить иракскую нефть и кончая его планами по установлению империалистического господства. Кое-кто на Западе даже соглашается с ними.
В чем же причина столь яростного сопротивления этих реакционных элементов? Очевидно, что они с самого начала осознали важность победы или поражения. Конечно, с нашей стороны тоже допускались ошибки и имели место случаи неприемлемого нарушения прав человека. Однако мы не можем не признать, что именно здесь, в этом регионе, в наиболее чистом виде проявилась борьба между демократией и насилием
Наверняка найдутся аргументы в пользу того, что процесс дебаасизации Ирака (отстранение партии Баас от власти) протекал слишком быстро и без разбору, особенно в вооруженных силах. Однако при этом забывается тот факт, что основную тревогу в 2003-м вызывал гуманитарный кризис, который удалось преодолеть, и что в тот момент насущной необходимостью было ускорить отстранение Баас от власти.
Но после убийства сотрудников ООН в августе 2003 года в качестве главной предстала четко обозначенная задача – обеспечение безопасности. Реакционные элементы стремятся подорвать процесс восстановления и демократизации страны путем насилия. Снабжение электроэнергией превратилось в проблему отнюдь не вследствие халатности, проявленной иракцами либо коалиционными силами, а по причине саботажа. Люди испытывали страх в обстановке террора со стороны криминальных группировок, многих членов которых Саддам намеренно выпустил из тюрем накануне своего падения
Подобные акции не были случайностью, они составляли и продолжают составлять часть стратегии. Когда, действуя в рамках такой стратегии, экстремисты потерпели неудачу в попытке досрочно вытеснить коалицию из Ирака и не смогли остановить голосование, они перешли к отдельным убийствам, актам грубого насилия и вандализма. Наиболее вопиющим является варварское и кощунственное разрушение шиитской мечети в Самарре.
Экстремисты знают, что если им удастся добиться успеха – в Ираке, Афганистане, Ливане или любой другой стране, желающей следовать демократическим путем, – то демократическое будущее арабского и мусульманского мира, как перспектива, потенциально подвергнется смертельному удару. И наоборот, если эти страны превратятся в демократии и станут успешными, будет нанесен мощный удар по всей антизападной пропаганде экстремистов, а также и по их системе ценностей.
В каждом из этих случаев Соединенные Штаты, Великобритания и многие другие государства помогают подготовке местных сил безопасности, оказывают поддержку демократическому процессу и служат оплотом против терроризма, угрожающего подорвать его. Все это происходит в полном соответствии с мандатом ООН.
Дебаты о правильности изначально принятых решений, особенно в отношении Ирака, будут продолжаться. Оппоненты станут говорить, что Ирак никогда не представлял собой угрозы, что там не было оружия массового уничтожения, что торговля наркотиками в Афганистане продолжается. Я же отмечу, что Ирак в действительности представлял собой угрозу, о чем свидетельствуют две войны в регионе, 14 резолюций Совета Безопасности ООН и заключительный доклад наблюдательной группы. Я также напомню, что после окончания войны в Ираке мы добились крупных успехов в ограничении распространения ОМУ, установили новые взаимоотношения с Ливией и настояли на прекращении деятельности нелегальной ядерной сети пакистанца Абдул Кадира Хана. Подчеркну, что именно талибы управляли наркоторговлей и давали приют «Аль-Каиде» и ее тренировочным лагерям.
Но чем бы ни завершились дебаты, если они вообще завершатся, какими бы правильными или неправильными ни были действия по устранению Саддама и талибов, остается фактом, что сейчас существует очевидная, ясная и чрезвычайная причина для поддержки народов указанных стран в их стремлении к демократии. Начиная с июня 2003 года многонациональные силы находятся в Ираке на основании резолюции ООН и по мандату первого в истории этой страны избранного правительства. В Афганистане все действия с самого начала осуществлялись в соответствии с решением ООН.
Ключевым моментом в деле устранения Саддама в Ираке и талибов в Афганистане является отнюдь не смена режимов, а стремление изменить систему ценностей, господствовавшую в этих странах. Лозунгом на самом деле была не «смена режима», а «смена ценностей». Именно поэтому я настаиваю на том, что сделанное в результате подобного вмешательства может иметь гораздо более весомое значение, чем это представлялось в свое время. Горькая ирония состоит в том, что экстремисты не в пример многим на Западе отдают себе более ясный отчет в том, что поставлено на карту.
БИТВА ЗА СЕРДЦА И УМЫ
В конечном счете это битва за прогрессивные ценности. Отчасти ее можно вести и выигрывать только внутри самого ислама. В этой связи полезно вспомнить, что экстремизм – это не подлинный голос ислама. Миллионы мусульман по всему миру хотят того же, что и все люди: свободы для себя и для всех остальных. Они считают терпимость добродетелью, а уважение к вере других – частью своей собственной веры.
Речь идет о битве ценностей, битве за прогресс. Следовательно, она не должна быть проиграна. Если мы хотим защитить наш образ жизни, у нас нет другой альтернативы, кроме как сражаться за него. Это может означать только одно – отстаивание наших ценностей не только у себя стране, но и во всем мире. Нам необходимо построить глобальный альянс в защиту глобальных ценностей и действовать через него. Бездействие тоже политика, дающая соответствующие результаты. Но она ошибочна.
Вся стратегия исламистского экстремизма базируется на необоснованном чувстве обиды, которое разделяет людей. В ответ мы должны предложить систему ценностей, которые в достаточной степени привлекательны, чтобы послужить целям объединения. Речь здесь идет не только о безопасности или военной тактике. Все дело – в сердцах и умах людей, в том, чтобы вдохновить и убедить их, продемонстрировав им все то лучшее, что символизируют наши ценности. Почему мы пока не добились успеха? Потому что мы недостаточно энергичны, последовательны и основательны в борьбе за те ценности, в которые верим.
Сказанного достаточно, чтобы стало очевидно, как много предстоит сделать. Убедить западную общественность, в чем природа настоящего конфликта, – задача трудная уже сама по себе. Но нам еще нужно помочь современным умеренным, центристским силам исламского мира нанести поражение реакционным оппонентам.
Нам предстоит доказать, что наши ценности – не западные, и тем более не американские или англосаксонские; они принадлежат всему человечеству, носят универсальный характер и должны стать правом для гражданина мира.
На нас ополчились целые отряды ярых ненавистников. Но гораздо больше людей, которые не испытывают к нам ненависти, но сомневаются в наших мотивах, доброй воле и беспристрастности. Именно они могли бы разделить с нами наши ценности, однако им кажется, что мы и сами придерживаемся этих ценностей лишь избирательно. Следовательно, нам предстоит переубедить их, довести до сведения этих людей, что дело касается в равной степени правосудия и справедливости, безопасности и процветания.
Вот почему целый ряд ключевых вопросов не только ждут своего решения в важной для нас сфере национальных интересов, но и являеются для нас серьезным тестом на приверженность глобальным ценностям. Если мы верим в справедливость, как мы можем допускать, чтобы ежедневно погибали 30 тысяч детей, хотя их смерть можно предотвратить? Если мы верим в нашу ответственность перед будущими поколениями, как мы можем быть равнодушны к деградации планеты? Как мы можем быть сопричастны к глобальной торговой системе, которая основана на несправедливом товарообмене? Как мы можем принести мир на Ближний и Средний Восток, не решив палестино-израильскую проблему?
Везде, где люди живут в страхе, оставив надежду на продвижение вперед, нам следует принять их сторону, солидаризируясь с ними, будь то в Мьянме, Северной Корее, Судане или Зимбабве. Нам следует протянуть руку помощи всем тем странам, которые находятся в процессе демократического развития.
Во имя достижения указанных целей необходимо вести активную внешнюю политику, направленную на привлечение к сотрудничеству, а не на изоляцию. Это недостижимо без прочного альянса с Соединенными Штатами и Европой в его основе. Но на необходимом нам альянсе дело не заканчивается, все только начинается.
Позвольте мне высказаться без обиняков. Я не всегда соглашаюсь с Соединенными Штатами. Иногда наша дружба переживает трудные моменты. Однако распространение антиамериканских настроений кое-где в Европе является безумием, особенно в свете долгосрочных интересов будущего мироустройства, в которое мы верим. Опасность не в том, что США слишком активно вовлечены в мировые проблемы. Опасность в том, что Вашингтон может развести мосты и отдалиться от этих проблем. Мир нуждается в их вовлеченности. Мир хочет их вовлеченности. Реальность такова, что без Соединенных Штатов нельзя ни решить, ни даже приблизиться к решению ни одной из тех проблем, которые нас одолевают.
НЕ ТОЛЬКО БЕЗОПАСНОСТЬ
Сегодня очень важно понять, что наши злободневные темы не ограничиваются вопросами безопасности. Существует риск разделения глобальной политики на «жесткую» и «мягкую», при котором «жесткие» меры принимаются в отношении террористов, а с бедностью и социальной несправедливостью ведется борьба главным образом с помощью «мягких» кампаний. Такой разрыв опасен, поскольку взаимозависимость уравнивает все эти проблемы в правах. В том-то все и дело, что они взаимозависимы. Ответ терроризму – в универсальном применении глобальных ценностей; при этом на бедность и социальную несправедливость можно ответить тем же самым способом. Вот почему отстаивание глобальных ценностей следует осуществлять не избирательно, а вникая во все вопросы глобальной повестки дня.
Нам необходимо с новой энергией взяться за мирное урегулирование между Израилем и палестинцами – и сделать это решительно и углубленно. Его значение для более широкой проблемы Ближнего и Среднего Востока и борьбы внутри ислама выходит за пределы исправления бедственного положения палестинцев. Урегулирование могло бы стать реальным, ощутимым доказательством того, что различные религии и культуры способны сосуществовать и в регионе, и в мире. Это не только отнимет у реакционного ислама один из его наиболее эффективных и взрывных лозунгов, но и окончательно подорвет основы его идеологии.
Мы должны бороться с губительными последствиями бедности, голода, болезней и конфликтов путем наращивания гуманитарной помощи и активных действий, особенно в Африке. До председательства Великобритании в группе ведущих индустриальных держав «Большой восьмерки» в 2005 году проблемы Африки и изменения климата не входили в число первоочередных в политической повестке дня Лондона, тем более на международной арене. Теперь же положение изменилось. Этим в немалой степени мы обязаны усилиям миллионов людей, вдохновленных кампаниями «Make Poverty History» («Пусть бедность уйдет в прошлое») и «Live 8» (благотворительные концерты, прошедшие в ноябре в странах «Большой восьмерки». – Ред.), которые сыграли чрезвычайно важную роль в деле мобилизации гражданского общества. Но то, что данные темы занимают сейчас верхние строчки повестки дня, не означает, что они не рискуют снова легко переместиться вниз.
Нам следует позаботиться о том, чтобы этого не произошло. Наш долг – продолжать мобилизацию ресурсов и прикладывать усилия к тому, чтобы превратить обязательства 2005-го в реальные действия. Могу засвидетельствовать: когда африканские правительства по-настоящему проявляют приверженность делу прогресса, народы континента вполне поддерживают их усилия. Именно поэтому, каким бы отчаянным ни выглядело положение и какими бы непреодолимыми ни казались препятствия, мы должны сохранять оптимизм и верить, что прогресс реально достижим.
Следует активизировать торговые переговоры. Очевидно, что на кон поставлена наша решимость бороться с бедностью на планете и оказывать поддержку развитию. Кроме того, на чашу весов брошена сама идея многосторонних действий для достижения общих целей. Если мы окажемся неспособны обеспечить на должном уровне проведение раунда торговых переговоров, когда этого, безусловно, требуют и наши долгосрочные национальные, и широкие международные интересы, это может привести к провалу с многочисленными неблагоприятными последствиями. Политика сельскохозяйственного протекционизма в Европе – порождение прошлой эпохи, и пришло время положить ей конец. Однако перемены в рамках одной лишь Европы ни к чему не приведут. Соединенные Штаты также должны раскрыть свои возможности. То же самое касается Японии. Чтобы сделать более доступными несельскохозяйственные рынки, мы рассчитываем на лидерство со стороны Бразилии и Индии. Нам следует также договориться о пакете мер развития для беднейших стран, который включает 100-процентный доступ к рынкам и помощь в развитии торговли.
Наконец, мы взываем ко всему миру о необходимости сосредоточить усилия на угрозе изменения климата. Будущие поколения не простят нас, если мы не обратим внимание на деградацию и загрязнение нашей планеты. От нас зависит, будет ли выработана четкая и стройная система действий с измеряемыми результатами, в которой примут участие все основные игроки и которая будет направлена на то, чтобы стабилизировать концентрацию парниковых газов и температуру планеты. Убежден, что четко поставленная цель и отлаженная система действий помогут стимулировать столь необходимую нам технологическую революцию. Жизненно важно также вселить в бизнес чувство уверенности для инвестиций в более чистые технологии и сокращение выбросов в окружающую среду.
Соединенные Штаты стремятся к созданию низкоуглеродной экономики, осуществляют крупные капиталовложения в чистые технологии, заинтересованы в существенном росте Китая и Индии. Мир готов к новому старту. Вашингтон призван возглавить этот процесс.
За девять лет на посту премьер-министра я не стал меньше идеалистом или больше циником. Просто я все больше убеждаюсь в том, что различие между внешней политикой, движимой ценностями, и внешней политикой, движимой интересами, некорректно. Глобализация порождает взаимозависимость, а последняя влечет за собой необходимость общей системы ценностей, без которой она не будет работать. Идеализм, таким образом, превращается в реальную политику.
Само по себе это не означает, что принятие решений в нашем суровом мире временами не будет приводить к неудачам, недочетам, противоречиям и лицемерию. Но что действительно важно, так это то, что духовное начало человека, от которого зависит прогресс человечества, таит в себе надежду на будущее человечества.
Именно в этом смысл моего утверждения, что эта борьба – борьба за ценности. Наши ценности служат нам ориентиром, олицетворяющим прогресс человечества на протяжении веков. На каждом этапе нам приходилось отстаивать их. И в преддверии новой эры наступило время снова вступить за них в схватку.
