Судя по наметившимся тенденциям и положению дел на четвертый квартал 2007 года, ответ на вопрос, вынесенный в заголовок статьи, должен быть положительным.
Да, никогда прежде мировая экономика не переживала такого устойчивого подъема, когда рост в сочетании с низкой инфляцией происходит на всех континентах. Вместе с тем геополитическая ситуация, которая, несомненно, влияет на торговлю и сама зависит от мировой торговли, неутешительна. Великая мечта начала 1990-х, когда президент Джордж Буш-старший провозгласил скорое наступление «нового мирового порядка», превратилась в кошмар.
Хотя Ближний Восток давно уже напоминает кипящий котел, именно сейчас ситуация накалилась до крайней точки. Всеобщая нестабильность и взрывоопасная ситуация во многом объясняются пагубной политикой нынешней американской администрации, которую она проводит с 2001 года. В 1990-х США казались милостивым гегемоном. Они сочетали в себе на первый взгляд грозную «жесткую» силу – военную, геополитическую и экономическую мощь с не имевшей себе равных силой «мягкой» – культурой, академической наукой, свободными средствами массовой информации, привлекательным образом жизни и т. д.
Сегодня, когда налицо унизительный провал в Ираке, жесткая американская сила кажется беспомощной и никуда не годной. Экономика пребывает в состоянии неуправляемого хаоса. А что касается мягкой силы, то никогда еще за последние десятилетия престиж Америки не падал так низко. Слабость Соединенных Штатов выливается в усугубление всех проблем и превращает очевидные возможности в угрозы.
Самым наглядным примером может служить Китай. Массированный выход КНР на мировую экономическую арену, начиная с 80-х годов прошлого столетия, должен, безусловно, приветствоваться как колоссальный положительный сдвиг. Однако экономическая неразбериха и слабое руководство Америки могут превратить новые замечательные возможности в конфликтную ситуацию.
В целом, хотя США, как мировой гегемон и самая сильная держава, должны брать на себя немалую долю ответственности, в мире царит нездоровая атмосфера недоверия между такими экономическими гигантами, как Соединенные Штаты, Россия, Европейский союз, Китай, Индия, Бразилия и Япония.
Слабость Америки, неустойчивое геополитическое положение, дух недоверия и отсутствие политической воли объясняют также, почему всемирная торговля впала в состояние ступора. Нынешний раунд переговоров в рамках Всемирной торговой организации (ВТО) в Дохе – так называемая Программа развития – явно зашел в тупик, хотя стороны, ведущие торговые консультации по своим личным соображениям, делают вид, будто все не так уж и плохо. В свою очередь, это обнажает несоответствие духу времени, неадекватность и бесполезность международных экономических учреждений. Без прочных структур мирового управления и коллективных обязательств ведущих торговых держав укреплять основы мировой торговли и строго придерживаться ее основных правил и принципов свобода будет, вне всякого сомнения, подорвана. Протекционизм снова проявится под самыми разными личинами, особенно с учетом неизбежных спадов, которые время от времени переживает мировая экономика. Так что перспективы пока не очень радужные.
МИРОЛЮБИВАЯ ТОРГОВЛЯ?
В мире нет ни одной серьезной экономической теории, которая оспаривала бы основополагающий тезис о предпочтительности свободной торговли как формы трансграничных экономических связей, от которой подавляющее большинство ее участников только выигрывают. Свободная торговля сулит существенные материальные и социальные выгоды, включая не только более высокий уровень, но и качество жизни. Достаточно сравнить Северную Корею с Южной или Мьянму с Таиландом и Вьетнамом, чтобы почувствовать разницу между замкнутой и открытой экономикой, которая приносит огромные блага на всех уровнях.
Все великие цивилизации вели интенсивную торговлю. В своей прекрасной книге «Неразрывно связанные» (Bound Together) Наян Чанда показывает, каким образом торговля на протяжении многих тысячелетий не только увеличивала потребление товаров и способствовала движению капитала, но и благоприятствовала процветанию ремесел, наук и искусств. В конечном итоге именно благодаря торговле китайское изобретение печатного станка достигло Европы, что дало возможность Гутенбергу издать Библию и тем самым возвестить о наступлении новой эры в культуре. Церковная и светская иерархии не могли больше монополизировать право на чтение, и письменное слово дошло до широких масс. Торговля с Китаем также позволила богатым и власть имущим на Западе украшать свои дворцы китайским фарфором и оформлять интерьеры в китайском стиле. Сегодня торговля с Китаем приносит благо миллионам и даже миллиардам благодаря колоссальному сокращению стоимости товаров, произведенных в КНР. Цена футболки в США упала примерно на 40 % за последнее десятилетие, что существенно облегчает участь бедных, в частности матерей-одиночек, живущих на социальное пособие.
Свободную торговлю невозможно отделить от более широкого явления под названием «глобализация». По своей сути, глобализация означает усиливающееся слияние рынков благодаря трансграничному перемещению товаров, капитала, информации, технологий и людей. Свободная торговля – это локомотив глобализации. Машина может выглядеть превосходно, но если у нее нет двигателя, она не поедет. То же можно сказать и о связи между глобализацией и свободной торговлей. Последняя подчиняется несомненным и абсолютным закономерностям. Но о ней же распространено немало мифов. Например, некоторые наиболее ярые сторонники свободной торговли поддерживают миф о том, что торговля способствует миру на нашей планете. Попробуйте убедить в этом китайцев.
В годы правления династии Цин (1644–1911) Китай проводил изоляционистскую, одностороннюю политику. В конце XVIII столетия и в начале XIX века Великобритания, равно как и другие западные державы, проводила агрессивную, империалистическую торговую политику. Неудовлетворенная скудными результатами растущей торговли с Китаем, увеличивающимся торговым дефицитом и утечкой капиталов, Великобритания небезуспешно попыталась с помощью военных действий заставить китайское правительство открыть свой рынок для одного-единственного товара, который пользовался необычайным спросом в Китае. Речь идет о бенгальском опиуме.
Таким образом, опиумные войны (30–60-е годы XIX столетия) убедительно опровергают точку зрения, согласно которой свободная торговля в своей основе миролюбива и нравственна. В действительности Китай и другие восточные страны в XIX и в начале XX века были жертвами хищнической торговой политики Запада, к которому в конце позапрошлого столетия присоединилась и Япония.
Новейшая история наглядно демонстрирует тесную взаимозависимость экономической торговли и политической власти, которая подчас перерастает в военную мощь. Дипломатия канонерок, проводившаяся в эпоху западного империализма, чаще всего заключалась в использовании военных средств для продвижения экономических интересов. Опиумные войны – очередной наглядный тому пример. Британские Королевские военно-морские силы подвергли Китай бомбовому обстрелу и вторглись на его территорию, чтобы защитить интересы шотландских опиумных королей того времени, а именно компаний Jurdine and Matheson & Co. Следовательно, можно сказать, что свободная торговля – это оружие властей предержащих, а протекционизм – своеобразный щит бедных.
ПРОТЕКЦИОНИЗМ И СВОБОДА
После Второй мировой войны мощь Запада казалась подорванной, началась деколонизация, а развивающиеся страны нашли новые источники для укрепления суверенитета и уверенности в своих силах. Престиж Советского Союза необычайно вырос. Второй и Третий миры отвергали принципы и практику свободной торговли и даже осудили саму торговлю, как таковую, которая в лучшем случае воспринималась как неизбежное зло.
Протекционистская политика возобладала во всем политическом спектре – от демократий до диктатур, от правых до левых. Политика импортозамещающей индустриализации (ИЗИ) опиралась на теорию о том, что государства должны выстраивать сильную внутреннюю политику, прежде чем думать об открытии своих рынков; в противном случае им не удастся избавиться от колониальной зависимости. Так, Индия стала проводить государственную политику обширной многоотраслевой индустриализации. Как в 1981 году сказал автору этих строк один высокопоставленный индийский чиновник, «мы [Индия] можем делать всё – от атомных станций до шпилек».
Одним из самых влиятельных идеологов протекционизма и ИЗИ был аргентинский экономист Рауль Пребиш, разработавший теорию зависимости (dependencia). Когда развивающаяся страна ведет торговлю с развитой, гласит теория, неизбежно попадание в зависимость от более сильного партнера. В результате развивающееся государство обрекает себя на то, чтобы быть поставщиком низкокачественных товаров в индустриально развитую страну, импортируя в обмен промышленные товары. Таким образом процесс собственной индустриализации все время откладывается на неопределенный срок. Эта доктрина преобладала в большинстве развивающихся стран вплоть до конца 80-х – начала 90-х годов прошлого века.
С другой стороны, на Западе происходили совершенно иные события. Три силы или фактора подтолкнули западные державы к более тесной интеграции рынков и либерализации торговли.
Во-первых, западное общество признало тот факт, что агрессивная протекционистская политика и политика торговых войн, проводившаяся западными странами сразу после Великой депрессии (1929–1933), не только стала причиной экономического коллапса, но и внесла немалый вклад в развязывание войны.
Во-вторых, появление того, что Уинстон Черчилль называл «железным занавесом», и последовавшая холодная война послужили катализатором для более тесного сотрудничества западных демократий на всех фронтах, включая торговые отношения.
В-третьих, Соединенные Штаты были сильным лидером, формировавшим мировую экономическую политику. Посредством движения капиталов, предусмотренного планом Маршалла, и открытия своего процветающего послевоенного рынка США сыграли роль мощного экономического локомотива, дав возможность своим союзникам и прежним врагам – ФРГ, Италии и Японии – осуществить экономическую перестройку, которая в конечном итоге вылилась в серию «экономических чудес».
Основной и поистине важный урок, который архитекторы и лидеры послевоенной экономической системы вынесли из 30-х годов прошлого столетия, заключался в том, что торговля между государствами должна базироваться на глобальных договорах и правилах. Именно беззаконие и анархия 1930-х вызвали к жизни новые или усугубили уже существовавшие экономические конфликты. Вот почему было заключено Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ), опирающееся на некоторые фундаментальные принципы, такие, как отсутствие дискриминации и тщательно разработанные правила, призванные обеспечивать «справедливую» торговлю.
Последствия были замечательными. Западные страны и Япония заключили многосторонние торговые соглашения, основанные на принципе отсутствия дискриминации. Начался экономический бум. Специализация, вытекавшая из подписанных торговых соглашений, позволила, японцам, например, добиться выдающихся успехов в производстве высококачественных и не очень дорогих машин и мотоциклов, электроники и прочей аппаратуры, которой они снабжали западных потребителей. Кроме того, если в первой половине XX столетия страны Западной Европы, Япония, Соединенные Штаты, Канада, Австралия и Новая Зеландия создавали различные военные альянсы, чтобы воевать друг с другом, то новый порядок принес мир и благополучие.
Процветание Запада с его свободной торговлей, которое достигло пика в последние десятилетия XX века, явно контрастировало с застоем изоляционистского Востока. В бывших социалистических государствах росло недовольство широких народных масс, а развивающиеся страны, проводившие импортозамещающую политику, были потрясены серьезным финансовым кризисом.
Некоторые развивающиеся государства, воспротивившиеся этой тенденции, стали считаться образцом новой политики на Востоке. Речь идет о странах, которые первоначально обозначались общим термином «новые индустриальные экономики» (НИЭ), а впоследствии стали именоваться «четырьмя драконами». Гонконг, Сингапур, Тайвань и Южная Корея отвергли стратегию импортозамещающей индустриализации в пользу необычайно успешной экспортно ориентированной стратегии (ЭОС).
Когда стало очевидно, что централизованные экономики с административно-командным управлением пребывают в глубоком кризисе, в отличие от процветающих рыночных экономик, мир вплотную подошел к технологической революции в области информации и средств связи. Это собой самый фундаментальный технологический сдвиг со времен индустриальной революции или, по мнению некоторых, даже с момента издания Библии Гутенберга более пяти веков тому назад.
Таким образом, в начале 1990-х годов, по сути дела, свершились две революции: формирование глобального рынка и появление информационных технологий. Они поистине потрясли весь мир. Итогом стал не «новый мировой порядок», как пророчил президент Джордж Буш-старший, а хаотичный переход к совершенно иной, неопределенной и до сих пор до конца непонятой парадигме. В середине начальных этапов этого процесса, а именно в 1995-м, была создана ВТО. Фактически последний, уругвайский, раунд переговоров по ГАТТ, начатый в Пунта-дель-Эсте в 1986 году и завершившийся в Марракеше в 1994-м, знаменовал собой переход от знакомой парадигмы мировой рыночной экономики, которая возникла на пепелище Второй мировой войны, к новой эре – глобализации.
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЛИЦЕМЕРИЕ
Торговая система, преобладавшая с 1945-го приблизительно по 1995 год, не может быть названа глобальной. Она была международной в том смысле, что в ней было задействовано много стран, и многосторонней в том плане, что участвовавшие в торговле нации придерживались ряда принципов, хотя на практике часто их нарушали. Эти принципы были производными от ГАТТ. Однако в данной системе не участвовали социалистические страны, а большинство государств Третьего мира либо не были членами данной организации, либо оставались пассивными наблюдателями. ГАТТ эффективно управлялось четырьмя игроками: это США, ЕС, Канада и Япония, хотя в действительности «музыку заказывали» первые два. Такую систему можно охарактеризовать как олигополистический картель.
Следует также заметить, что эта «четверка» фактически контролировала более 80 % мировой торговли. В результате велись переговоры, достигались компромиссы и делались выводы, которые приносили выгоду только «большой четверке». Интересы других действующих лиц, а именно развивающихся стран, не принимались во внимание, и они во многих отношениях находились в невыгодном положении. Преимущества, которыми обладала «четверка», а также некоторые периферийные страны-члены, такие, к примеру, как Швейцария, Норвегия и Австралия, позволяли им, кроме всего прочего, выходить из трудных положений в процессе торговых переговоров. Торговая документация была ужасно запутанной и трудной для понимания, хотя для подобного усложнения не было никаких особых оснований.
Однако институциональная культура, возникшая в эпоху ГАТТ, отличалась бюрократической затуманенностью и путаницей. ГАТТ/ВТО, наверное, уникальна еще и в том смысле, что ее бесстыдно меркантильная риторика идет вразрез с ее фундаментальными принципами, в основе которых лежит идея либерализма. Таким образом, критики справедливо высмеивали ГАТТ/ВТО как бастион лицемерия.
Наиболее вопиющий случай – это сельское хозяйство. Европейские переговорщики стенают и делают вид, будто сокращение субсидий, а также тарифов потребует колоссальных жертв и будет сопряжено с большими страданиями и болью, тогда как именно европейские потребители, прежде всего бедные, получат огромные выгоды от европейской сельскохозяйственной реформы и либерализации. Внутренняя склонность к беспардонной лжи со стороны переговорщиков неизбежно приводила к формированию крайне нездоровой атмосферы внутри организации, которая, несомненно, внесла значительный вклад в ослабление доверия к мировому управлению. В эпоху ГАТТ это не имело особого значения, поскольку главные игроки, «четверка» и компания, знали характер и правила игры. Но теперь, когда условия изменились, растет несоответствие между игрой и реальностью, а также между интересами защитников статус-кво и устремлениями недавно присоединившихся стран-членов.
Победа «открытой рыночной экономики», если только данный термин уместен в данном контексте, была поистине ошеломляющей, а ее последствия – глубокими и широкомасштабными. Когда на мировом рынке свершилась революция и все большее количество стран приняли идею либерализации торговли, у Запада невольно потекли слюнки при виде так называемых «развивающихся рынков». Тому факту, что «развивающиеся рынки» могут стать также «развивающимися конкурентами», поначалу не придавалось большого значения. Однако цифры весьма красноречивы: в период с 1994 по 2004 год торговый оборот Индии увеличился на 333 %, Китая — на 487 %, Чили — на 550 %, а Вьетнама — на 575 %.
Все это привело к появлению нескольких одновременных и взаимосвязанных тенденций:
а) несколько развивающихся стран резко увеличили свою долю в мировой торговле;
б) это означало не только более активное проникновение на западные рынки (в первую очередь на рынок США), но и к постоянно нарастающим торгово-инвестиционным потокам между странами Юга;
в) накопление гигантских золотовалютных резервов и шальные деньги, аккумулированные странами – экспортерами нефти благодаря резкому росту цен на энергоресурсы, привели к изменению мирового баланса финансовых ресурсов и благосостояния, о чем наглядно свидетельствует появление так называемых «фондов суверенного богатства»;
г) тем временем развивающийся мир по-прежнему считает себя ущемленными системой, изобретенной и отшлифованной «большой четверкой» на протяжении нескольких десятилетий;
д) в то время как стремительно развивающиеся страны, наслаждающиеся плодами глобализации, даже несмотря на их неравномерное распределение, с воодушевлением поддерживают открытую рыночную экономику, на Западе усиливается недовольство открытой торговлей и все чаще звучат настойчивые призывы вернуться к протекционистской политике;
е) как следствие, мировая система торговли постоянно дает сбои.
НОВАЯ ЛИГА НАЦИЙ?
Ранее я уже говорил о том, что если свободная торговля была оружием сильных, то протекционизм был щитом для слабых. Инновационные и конкурентоспособные западные фирмы остаются приверженными свободной торговле. Однако их политический вес ослабевает, тогда как влияние неконкурентоспособных компаний возрастает, равно как и лобби тех крупных корпораций, которые желают сохранить свои привилегии (особенно в сфере сельского хозяйства). Все более значительный процент рабочих и служащих чувствуют угрозу своему положению; традиционно открытые рынки «угрожали» только «синим воротничкам» или рабочему классу. Но с появлением аутсорсинга (привлечение специалистов из-за рубежа) вследствие революции в области средств связи и информации заволновались и «белые воротнички».
Это растущее чувство неуверенности, страх перед неведомыми и бурными водами, куда направляется корабль мировой экономики (похоже, потерявший управление и даже не имеющий компаса для ориентирования на местности), усугубляются всемирными проблемами. Такими, как изменение климата и опасения мировой экологической катастрофы, а также боязнь утраты национального своеобразия в связи с массовой иммиграцией. Добавьте к этому быстрый закат американского могущества и трясину Ближнего Востока, устрашающий рост финансово-промышленного потенциала Китая, усиливающееся неравенство и все еще высокий уровень бедности, а также страх перед возможными опустошительными пандемиями.
Предзнаменования довольно зловещие. Как уже говорилось во вступлении, судя по нынешнему положению вещей, будущее свободной торговли выглядит довольно туманным. Это происходит как раз в то время, когда систему следует укреплять, а не ослаблять – как для того, чтобы дать пристанище новым игрокам, особенно Китаю, так и для того, чтобы обеспечить более равномерное распределение благ всемирной торговли для умножения всеобщего благоденствия и снижения уровня бедности.
Есть насущная потребность в новом мировом договоре XXI столетия наподобие Атлантической хартии 1941 года, которая предвозвестила дух и конструкцию послевоенного урегулирования. Необходима не столько совершенно новая архитектура мирового устройства, сколько реформирование и перестройка существующих учреждений.
Если не считать членства в «Большой восьмерке», Россия в последнее время находилась на обочине мировой экономической архитектуры. Она до сих пор не вступила в ВТО, и в настоящее время усиливаются сомнения по поводу того, принесет ли России членство в этой организации реальные блага. Учитывая большую зависимость России от нефти и газа, трудно представить себе чисто экономические доказательства целесообразности присоединения к ВТО. Но важно, чтобы государства смотрели дальше краткосрочных материальных выгод, хотя никто из них в настоящее время этого не делает.
Наше время требует искусного управления государственными делами. Изучая историю 30-х годов прошлого века, невольно удивляешься тому, как Лига Наций в Женеве становилась все более беспомощной и бесполезной организацией. Когда встреча министров стран – участниц ВТО, прошедшая в 1998-м в Сиэтле, закончилась оглушительным провалом, тогдашний генеральный директор ВТО Майкл Мур выразил опасение, что организация может стать экономической Лигой Наций мировой XXI века. Сегодня это невеселое предположение, похоже, материализуется.
