08.07.2008
Между Венецией и Нигерией. После Ханты-Мансийска
Колонка издателя
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Сергей Караганов

Доктор исторических наук, заслуженный профессор, научный руководитель факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, почётный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике.

Федор Лукьянов

Ежеполугодичный саммит Россия — ЕС в Ханты-Мансийске завершился,
судя по имеющимся сведениям и заявлениям, весьма успешно. Был
запущен процесс выработки нового, блокировавшегося то Польшей, то
Литвой договора между Россией и ЕС.

Отличалась от прошлых лет и атмосфера саммита. На нем европейцы
не ставили жестких вопросов, больше не давили. Любезен был и
президент России. Он не уступал, указывал на расхождения, но весьма
вежливо.

Европейские комментаторы без устали подчеркивают новый тон
президента, пытаются связать этот тон исключительно с личными
качествами Дмитрия Медведева, противопоставляя его «неуступчивому,
саркастичному» Владимиру Путину.

Полагаю, что такого рода комментарии частично самообман,
частично лукавство. Подозреваю, что есть и желание оказать давление
на нового президента, чтобы тот и дальше соответствовал
создаваемому ему образу.

На деле же глава государства может себе позволить чаще улыбаться
и быть более любезным именно потому, что он, образно говоря, «стоит
на плечах» успеха Путина, достигнутого в том числе и жест ким
переигрыванием правил игры и восприятия России, сложившихся в годы
слабости и хаоса 1990-х годов. Более того, своей мягкой манерой
Медведев предоставил партнерам возможность пойти на уступку без
потери лица — на отход от прошлой линии жесткого давления на
Россию, в том числе через постоянную критику ее мнимых или реальных
слабостей и прегрешений, или «энергетического империализма».

Без громких заявлений на встрече в Ханты-Мансийске было де-факто
зафиксировано изменение положения сторон. Международные позиции
России усилились и продолжают укрепляться.

Европа же в последние десятилетия движется в противоположную
сторону. Роль в ослаблении играет и относительная экономическая
стагнация, и попытка проводить единую внешнюю политику на основе
консенсуса, в результате — «по низшему общему знаменателю», когда
Таллин или Варшава могут блокировать всех. В 1990-е годы Берлин
(тогда Бонн), Париж или Лондон в одиночку «весили» на международной
арене больше, чем сейчас весь ЕС. Во всяком случае в глазах
мирового политического класса.

Не хочу при этом поддаваться русскому шапкозакидательству. Мы
только-только отошли от края, относительно бедны, у нас гигантские
проблемы. Европа же слабеет, имея за плечами одну из самых
эффективных и больших в мире экономик и, безусловно, самый
комфортный и человечный образ жизни.

Похоже, что на два-три года вперед инерция относительного
российского усиления и относительного европейского ослабления
продолжится. Но за этим горизонтом ситуация может измениться. И уж
точно не изменятся другие тенденции: растущая конкуренция со
стороны других мировых центров, усиливающиеся внешние вызовы их
безопасности, с которыми в большинстве случаев можно справиться
только совместно.

Перед Москвой не может не стоять вопрос о том, когда
договариваться: сейчас или подождать еще большего укрепления своих
позиций.

В практическом смысле вопрос связан с темпами и форматом
переговоров о выработке нового соотношения между Россией и ЕС. Не
соглашусь с российскими обозревателями, считающими, что, учитывая
вышеописанную динамику и то, что Брюссель в нынешней ситуации
гораздо больше заинтересован в успехе, чем Москва, ей стоит тянуть
и диктовать условия. Европа не проигравшая сторона, а мы не
победители. С нами обращались в 1990-е годы, следуя логике
победителей, и получили жесткий ответ. Стоит учиться на ошибках
других, а не повторять их.

Не думаю, что стоит торопиться за счет собственных интересов.
Проект директив для переговоров, которые утвердили в ЕС, видимо, не
может стать основой для переговоров. В нем, насколько известно,
увязано все и вся, отражены даже идиосинкразии «младоевропейцев».
Российский вариант — компактный общеполитический договор, который
должен быть дополнен «секторальными» — отраслевыми — соглашениями,
— может стать основой для быстрого соглашения. Но брюссельским
переговорщикам будет трудно отойти от утвержденных директив.

Если будут искать истину посередине — дипломаты будут заняты
годы. Тогда главное — не допустить, чтобы общий, в том числе
«секторальный», прогресс стал бы заложником тягучих переговоров.
Такому исходу порадовались бы только противники
российско-европейского сближения.

Более интересная ситуация может возникнуть, если европейцы,
стремясь показать успех ЕС, в котором он остро нуждается,
согласятся на компактный договор. Быстрого успеха будет очень
хотеть Париж, вступающий в полугодовое президентство в Евросоюзе.
За такой успех будут выступать и те в ЕС, кто хочет, прикрывшись
«прорывом» в российско-европейских отношениях, уйти от
ответственности за решение начать процесс вступления Украины в
НАТО. На недавней бухарестской сессии НАТО Париж и Берлин
блокировали это предложение. Но Вашингтон настоял на возвращении к
этому вопросу в декабре. Европейцам не хочется конфликтовать, хотя
даже перспектива расширения НАТО на Украину создаст мощнейший
источник трений и подозрений, еще более затруднит формирование
единой европейской политики, сближение между Россией и ЕС.

Россия не заинтересована в том, чтобы Брюссель прятался от
решения общих проблем безопасности, которые угрожают европейским
интересам не меньше, чем российским. Будь то расширение НАТО или
размещение ПРО. Решать общие проблемы надо совместно. И вроде бы в
Сибири об этом договорились.

Итак, был сделан хороший шаг вперед. Впереди много сложностей и
тонкого маневрирования.

Но, будем надеяться, и Россия, нуждающаяся в Европе как в одном
из главных источников своей идентичности, социальной и политической
модернизации, и ЕС, нуждающийся в энергоресурсах и геополитической
мощи России, не потеряют за маневрами цели.

Мне она очевидна — стратегический союз. Хотя ныне целью называют
«стратегическое партнерство». Этот термин для моих ушей звучит
неудобоваримо, по-вегетариански — чем-то похожим на холодную
овсянку. Вроде и еда, но есть не хочется.

Если мы откажемся от движения к стратегическому союзу или
заблудимся по пути, исход очевиден. Европа и дальше пойдет по пути
Венеции — красивого увядания. Россию в случае отрыва от Европы
может ждать более жестокая участь — нигерийский путь. На него мы
можем легко соскочить с нашей ужасающей коррупцией, всевластием
бюрократии, разрывом между бедными и богатыми, слабостью встроенных
ограничителей и источников модернизации в политической системе.

Так что лучше побеждать вместе, чем проигрывать по одиночке.

| Российская газета