«Наш долг – откликнуться на зов истории и озарить будущее, покрытое мраком неизвестности, бесценным светом свободы», — так завершил свою вторую инаугурационную речь Барак Обама.
Американская политическая культура уникальна. В устах политика любой другой страны подобные напыщенные сентенции — а в такой стилистике выдержана вся речь — вызвали бы смех или отвращение, уж очень напоминает пафосную демагогию. У американского президента это звучит органично и отторжения аудитории не вызывает.
Неприязнь может вызывать персонально оратор, и в случае Обамы это более чем актуально – давно хозяин Белого дома не провоцировал такую ненависть части населения, как он.
Однако сама речь не удивляет. Уверенность в исключительности Соединенных Штатов, страны, подобной которой не было и не будет, – одна из основ американского самовосприятия с момента основания государственности. Во многом именно она способствовала подъему Америки от положения отдаленной колонии к статусу единственной мировой сверхдержавы. Вера в собственную миссию способна творить чудеса.
Однако сегодня именно это представление служит предметом идейного противостояния.
Обама, несмотря на весьма звучную риторику в духе «исключительного» подхода, подозревается его оппонентами в том, что он на самом деле не верит в особую роль Америки и склонен разделять популярную в мире идею о ее закате или упадке.
Споры на эту тему, вероятно, определят предстоящие четыре года, когда администрации предстоит сражаться с республиканцами в конгрессе буквально по любому поводу – от внутриполитических вопросов (государственный долг, окончательное закрепление реформы здравоохранения, ограничение свободы владения оружием и пр.) до поведения на международной арене. Во внешней политике, кажется, не остается темы, которую противники Обамы не встречали бы сокрушительной критикой. Некоторые и вовсе считают его мазохистом, которому доставляет удовольствие унижаться перед другими державами – имеется в виду готовность чернокожего президента признавать прошлые ошибки и неудачи Соединенных Штатов и извиняться за них. Соперник Обамы на последних выборах Митт Ромни даже написал в пику ему целую книгу об американском лидерстве под названием «Никаких извинений».
В реальности Барак Обама, конечно, привержен идее доминирования США в мировых делах, это аксиома, не подлежащая сомнению. Вопрос, с его точки зрения, в тактике – как этого добиться.
По мнению Обамы, Америка перегружена взятыми на себя обязательствами, что ведет и к ее экономическому ослаблению, так что лидерство – это умение делегировать задачи другим. Еще во время первой избирательной кампании сторонники Обамы вспоминали его период в Чикаго, где он начинал общественно-политическую карьеру в роли организатора местных сообществ. Суть этой деятельности – мобилизация, например, соседей или людей, объединенных по какому-то другому принципу, на решение общих для всех проблем. Не принуждением, а убеждением, объяснением выгод от подобного общего действия.
Этот принцип, по определению неконфронтационный, Обама хотел привнести и в самую большую политику – внутри и вовне страны. Результат парадоксален. Вместо социально-политической гармонии – острейшая поляризация, противостояние партий и целых слоев населения в самой Америке. А на международной арене Соединенные Штаты давно не пребывали в состоянии такой растерянности перед лицом хаотически развивающихся разнонаправленных тенденций.
Винить во всем Барака Обаму несправедливо. Что касается внутриамериканской поляризации, то корни ее, как полагают американские исследователи социальных процессов, уходят далеко в прошлое, в эпоху 60-х годов. Протянувшись сквозь время рейгановского перелома и клинтоновского процветания, они начали активно проявляться еще при Буше-младшем, достигнув апогея теперь. Фигура чернокожего президента стала разве что катализатором, его визуальное отличие от других привнесло специфический компонент в противостояние, только усилив его.
В мире Обама тоже унаследовал обстановку, которая начала формироваться еще после холодной войны. Триумф и эйфория 1990-х обусловили перенапряжение 2000-х, когда стало понятно, что американцы при всей своей уникальной мощи не способны контролировать мировые процессы.
Обама имеет дело с последствиями всего этого, и его стремление сократить нагрузку, которую тяжело нести, и снизить активность, результаты которой все равно невозможно точно просчитать, объяснимо.
Но это наводит на мысль, что Америка совсем даже не исключительная, а обычная страна, пусть могущественнее и влиятельнее других. А такая мысль невыносима для многих представителей американского правящего класса разной политической ориентации – от неоконсерваторов вполне имперского толка до либеральных идеалистов-интервенционистов.
Автор комментария в Washington Post Фуад Аджами, видный востоковед-неоконсерватор, с тревогой пишет о двух ключевых назначениях в администрацию – Джона Керри госсекретарем и Чака Хейгела министром обороны. По мнению автора, приход двух ветеранов вьетнамской войны возрождает дух начала 70-х годов прошлого века, когда Америка была деморализована неудачами в Индокитае, а демократический кандидат в президенты Джордж Макговерн вел кампанию под лозунгом «Америка, вернись домой». Выборы он проиграл, а Америку домой вернул его ультраконсервативный соперник Ричард Никсон, завершивший вьетнамскую кампанию. Аджами полагает, что Керри и Хейгел символизируют желание отстраниться от активной мировой роли, а его единомышленник Чарльз Краутхаммер указывает на вдохновителя – Барака Обаму. Именно он, назначая таких чиновников, раскрывает свои истинные устремления – усугубить упадок американского влияния.
Демонизация Обамы его идейными противниками – явление уже привычное. Тяга президента к снижению внешнеполитических оборотов – не его личная прихоть, она отражает настроения, которые постепенно становятся заметнее. В последнем номере журнала Foreign Affairs известный специалист-международник Барри Позен, критикуя «ненужную милитаризацию и не в меру агрессивную внешнюю политику», пишет о том, что «Соединенным Штатам следует заменить ненужные, неэффективные и дорогостоящие гегемонистские устремления более сдержанной глобальной военно-политической стратегией».
Понятно, что это не единственная и пока не основная точка зрения, однако ее приверженцы заявляют о себе все чаще. Достаточно вспомнить, что во время избирательной кампании изоляционистские настроения были заметны, причем именно на республиканских праймериз. Ярко проявил себя Рон Пол, сторонник устранения Америки из международных дел для сосредоточения на внутренних проблемах (кстати, восходящая звезда республиканцев, которому прочат впечатляющую карьеру, – его сын Рэнд, по взглядам близкий отцу). Без особого энтузиазма о мировой роли высказывался ультраконсерватор Рик Санторум. Да и несостоявшийся вице-президент Пол Райан хоть и поддерживал риторику Ромни, прежде всего сторонник бюджетной дисциплины, что не благоприятствует большим внешним начинаниям.
Подлинный изоляционизм сегодня невозможен. В глобальной экономике Америка слишком зависит от многочисленных внешних факторов, чтобы пустить все на самотек и замкнуться в себе.
Однако все более явно, что внешнеполитический пик миновал. Плавное снижение началось еще 10 лет назад, после войны в Ираке, которая сначала показалась крупным и легким успехом, а потом превратилась в грандиозную проблему. Второе президентство Обамы будет временем балансирования между трескучей риторикой про глобальное лидерство, необходимостью реагировать на все более острые и многочисленные вызовы и попытками снять с себя хотя бы часть связанного с этим бремени. Для стратегического выбора модели поведения Америки на следующие пару десятилетий решающей будет кампания 2016 года. Вероятно, что тогда мы увидим прямое противостояние откровенного сторонника «возвращения домой» и приверженца мессианского интервенционизма.
