Немецкий политик-провокатор Тило Саррацин, прославившийся пару лет назад подробным экономическим обоснованием антииммигрантских настроений, презентовал новую книгу. Бывший член правления Бундесбанка и министр финансов Берлина доказывает, что евро не принес Германии того, на что рассчитывали, — занятости, экономической динамики, роста благосостояния. Страны же Южной Европы включение в зону единой валюты и вовсе привело к катастрофе. В отличие от предыдущего творения «Германия самоликвидируется», которое дружно обвинили в расизме, очередная монография, по мнению рецензентов, скучна и не содержит ничего особенно скандального. Разве что для привлечения внимания автор заявляет, что позиция Берлина, который готов спасать обанкротившихся партнеров, обусловлена чувством вины за холокост: Германии, мол, приходится расплачиваться за грехи нацизма, хотя сам проект единой валюты является вредоносным для немецкой экономики.
Выводы Саррацин, надо сказать, делает банальные. Нужно либо создавать полноценный и жесткий политический союз (естественно, под эгидой Берлина), либо, напротив, отказываться от евро, идти по пути общего рынка (не более того) и дать возможность тонущим выплывать самостоятельно. Финансист критикует идею европейских облигаций, на введении которых настаивает большинство стран ЕС, а также теперь уже и внешние партнеры, включая США. В этом Саррацин солидарен с горячо осуждаемой им Ангелой Меркель. Фрау канцлер считает, что подобная мера (фактически Германия и другие финансово здоровые страны возьмут на себя ответственность за заимствования проблемных государств) только расхолодит нерадивые правительства, неспособные контролировать расходы.
Дискуссия о будущем еврозоны вступила в решающую фазу. После выборов в Греции в начале мая, в результате которых ни одна партия не способна сформировать правительство, а большинство населения проголосовало против обязательств перед ЕС, о фундаментальной реформе зоны евро заговорили вслух. Идея выведения из нее Афин, которую на протяжении двух лет считали недопустимой, становится чуть ли не само собой разумеющейся.
В конце прошлого года, когда тогдашний премьер-министр Греции Георгиос Папандреу заикнулся о возможности референдума об отношении к Евросоюзу и его требованиям, ему пришлось подать в отставку. Теперь уже Меркель заявила, что грекам стоит высказаться о членстве в ЕС.
Это, правда, часть кампании давления перед новыми выборами в июне. Большинство населения страны не хочет покидать не только Евросоюз, но даже зону евро, хотя и недовольно кабальными условиями меморандума о финансовой помощи. Нажим со стороны остальной Европы, которая пугает Афины катастрофой в случае отказа от договоренностей, возымел эффект. Социологи фиксируют рост поддержки правой партии «Новая демократия», которая, если улучшит свой результат примерно на 10%, сможет сформировать правительство с социалистами. Кабинет продолжит следовать меморандуму, избегая формального банкротства и выхода из евро.
При таком сценарии еврозона лишь получит отсрочку. Греция находится в состоянии глубокой депрессии — не столько даже экономической, сколько моральной и социальной, так что прочной опоры в обществе у «правительства оздоровления» не будет. Новый политический кризис гарантирован — скорее всего, уже последний перед выходом из евро. Впрочем, хотя все внимание сосредоточено на Греции, главная линия напряжения проходит между Берлином и Парижем. Победа Франсуа Олланда на президентских выборах во Франции означала не просто корректировку курса одной из двух главных стран Евросоюза. Париж — единственная столица Европы, которая способна бросить серьезный вызов Берлину.
С начала объединения в середине прошлого века сообщество построено на том, что Франция и Германия работают в паре, вместе они способны провести практически любое решение и заблокировать все что угодно. Если у двух стран обнаружатся разные взгляды на будущее, весь союз попадает в зону неопределенности, поскольку образуются два центра.
Олланд — флагман другого (по сравнению с германским) подхода. Вместо бюджетной дисциплины любой ценой — экономический рост прежде всего. То есть госрасходы и допустимость увеличения инфляции. Для Берлина инфляция — страшный жупел, и снова по историческим причинам. В ХХ веке Германия дважды переживала гиперинфляцию, и оба раза она была связана с крушением государственности после Первой и Второй мировых войн. Отказаться от немецкой марки Германия согласилась только на том условии, что евро будет столь же гарантирован от инфляционных потрясений, как и национальная валюта, символ германского возрождения после нацизма. И Меркель стеной стоит за такой подход, тем более что экономический рост сама Германия способна генерировать и без искусственного стимулирования, за счет своего могучего экспорта.
Однако большинство других европейских стран склоняются к формуле Олланда, которую, к неудовольствию Берлина, разделяют теперь и в МВФ, и в США: без поддержки роста и ослабления мер экономии из кризиса не выбраться.
Еврооблигации из той же категории: Германия против, большинство внутри и вовне ЕС — за. Камешком на ту или другую чашу весов станет предстоящий через неделю референдум в Ирландии, где избиратели должны высказаться по поводу детища Меркель и Саркози — бюджетного пакта, того самого, который намерен пересмотреть Олланд. По прогнозам, плебисцит, вероятно, даст положительный результат. Но основного противоречия он, конечно, не разрешит — скорее, продемонстрирует степень боязни граждан проблемных стран оказаться без внешней поддержки.
Традиционно Франция — политический лидер, Германия — экономический. Сейчас Германия силою обстоятельств выталкивается на лидирующие политические позиции, занимать которые она не хочет, но и отказываться больше не имеет права: слишком много на кону, в том числе и для самих немцев. Однако, как только они делают телодвижения в направлении более решительных действий, соседи немедленно настораживаются: слишком нехорош исторический опыт. (В этом смысле Саррацин недалек от истины со своим неполиткорректным упоминанием холокоста.) И роль Франции тут основная: именно ее позитивное отношение к Германии является для всех сертификатом того, что повторение прошлого невозможно. Если по каким-то причинам это отношение изменится, атмосфера в Европе может резко омрачиться.
С момента, когда в начале 2010 года греческий долговой кризис перешел в открытую форму, европейский истеблишмент придерживался точки зрения, что альтернативы избранному пути — сохранению существующего дизайна зоны евро за счет ужесточения правил и массированных финансовых вливаний — не существует. Сомнения высказывались с самого начала, однако мейнстрим предпочитал считать другие сценарии маргинальными. Между тем пока в жизнь в основном воплощались пессимистические сценарии. Отсутствие альтернатив, которое в европейском случае считалось преимуществом («цели ясны, задачи определены»), превратится в опасный недостаток, если та единственная модель вдруг окажется несостоятельной. Тем более если ценой поиска этой альтернативы окажется франко-германский развод.
