19.04.2012
Комиссар Жюв из Елисейского дворца
Колонка редактора
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 

AUTHOR IDs

SPIN RSCI: 4139-3941
ORCID: 0000-0003-1364-4094
ResearcherID: N-3527-2016
Scopus AuthorID: 24481505000

Контакты

Тел. +7 (495) 980-7353
[email protected]

Я лишь однажды близко видел Никола Саркози, но он произвел на меня неизгладимое впечатление. Не тем, что или как он говорил, а удивительным эффектом узнавания, который не так заметен по телевизору. Президент Франции — вылитый персонаж французского кинематографа 1970-х годов.

Саркози сочетает в себе два самых популярных среди советских зрителей типажа — Луи де Фюнеса и Жан-Поля Бельмондо. Мимика и жестикуляция комиссара Жюва вместе с самоуверенной напористостью «профессионала». Иными словами, мачо, но очень смешной. Объединяет два образа одно — бешеная энергия, и тут Саркози нет равных.

Вначале это скорее восхищало, к концу президентства стало в основном раздражать. Насколько глубоко разочаровались в своем лидере французы — выяснится в ближайшие две недели, когда пройдут два этапа выборов. Пока никто не берется предсказать исход голосования, многое, если не все, решится в личном противоборстве Саркози и его соперника Франсуа Олланда между турами.

Никола Саркози, который кажется эксцентриком, на самом деле точно отражает дух современной мировой политики. В ней практически невозможна никакая стратегия по той причине, что все меняется быстро, резко, непредсказуемо и радикально. Нельзя сказать, что развитие событий совсем уж лишено логики, тем не менее ни одно из крупных событий последних 20 с лишним лет начиная с антикоммунистических революций в Восточной Европе не было предсказано. Сейчас все только усугубилось, ведущие игроки стараются приспособиться к происходящему, извлекая из него возможные дивиденды либо минимизируя ущерб. Получается и то и другое с переменным успехом, но в любом случае наиболее важными качествами оказывается быстрота реакции и способность принимать решения, как только представится такая возможность. Именно этим и отличается Саркози.

Яркий пример — ливийская война. У французского президента всегда были хорошие отношения с полковником Каддафи, его сын Шейх-уль-Ислам прекрасно себя чувствовал в кругу французской элиты. Сколь правдивы обвинения в том, что семья ливийского диктатора через подставных лиц финансировала прошлую избирательную кампанию Саркози, проверить трудно, но совсем уж невероятной клеветой это не выглядит. Франция имела обширные экономические интересы в Ливии. Тем не менее, когда над джамахирией сгустились тучи, Париж первым почувствовал: ситуация меняется, партнера пора сдавать, и чем быстрее — тем выше будут экономические и политические дивиденды. Второе даже важнее: Франция почувствовала шанс резко повысить свой престиж и укрепить позиции военно-политического лидера Европы и ведущей державы в ближневосточной политике.

Скоропалительное признание повстанцев законной властью (Франция сделала это первой), активное участие в боевых действиях, мощное дипломатическое сопровождение — все направлено на достижение цели, и она была достигнута. Стратегические последствия победы над Каддафи неясны: если события пойдут по неблагоприятному сценарию, и Франция, и вся Европа получат опасный очаг нестабильности поблизости от своих границ, в стране, играющей важную роль для энергоснабжения Старого Света. Однако это не принимается в расчет: в мире тактических действий нет смысла думать долгосрочно.

Когда Саркози победил на выборах 2007 года, в России преобладали пессимистические комментарии. Приходящего французского президента величали заядлым атлантистом и предрекали его резкий проамериканский крен. После Жака Ширака, который рассорился с Америкой и Джорджем Бушем на почве Ирака, намерение Саркози вернуть Францию в военную структуру НАТО, откуда ее когда-то вывел де Голль, воспринималось как чуть и не разворот на 180 градусов. Обещание Никола Саркози выполнил, но эффект оказался не тем, которого у нас опасались. Альянс не стал более консолидированным — скорее, наоборот, ливийская кампания показала, что НАТО расслаивается по задачам и интересам, под эгидой блока каждая страна решает свои задачи. При этом политика Франции в отношении России не только не пострадала, но стала более активной. По простой логике: Франция любит баланс, и сближение с Вашингтоном должно быть компенсировано соответствующими шагами в направлении Москвы.

У России нет оснований ни желать Саркози поражения, ни как-то особенно надеяться на его победу. С ним не сложилось тех специальных отношений, которые связывали Владимира Путина, например, с Герхардом Шредером и Сильвио Берлускони (тесная личная привязанность) либо с Шираком (совпадение представлений о правильном европейском и мировом устройстве).

Человеческой близости с Саркози не возникло, наверное, в силу его невероятной зацикленности на себе, хотя по своему менталитету он очень понятен российским политикам, особенно Путину.

Обоих объединяет комбинация деловой хватки (большой интерес к масштабным бизнес-проектам) и стремление утвердить величие собственной страны (то, что во Франции принято называть grandeur). На российском направлении президентство Саркози было отмечено двумя вехами: его ролью в прекращении войны на Кавказе и продажей России вертолетоносцев «Мистраль». И то и другое имело вполне историческое значение.

Посредничество Франции между Россией и Грузией в 2008 году позволило всем выйти из острого военно-политического кризиса без потери лица и без непоправимых последствий. Участникам и заинтересованным лицам повезло, что председательствовала в ЕС в тот момент именно Франция с ее страстным желанием крупного дипломатического и политического достижения: будь на месте Парижа другая столица — неизвестно, как бы все обернулось. У Саркози сработало то же, что и в случае с Ливией, чутье на персональный и национальный успех. (Российско-украинский газовый кризис, полгода спустя выпавший на долю Чехии, дался Европе с куда большим трудом).

Что касается «Мистралей», то в России до сих пор спорят, насколько они, собственно говоря, нужны военным, однако политический смысл трудно переоценить. Впервые Россия начала закупки за границей серьезной военной техники, что означает качественное изменение психологии, окончательный отказ от автаркии в оборонной сфере, что являлось основой советского подхода. Учитывая тот факт, что одной из наиболее важных и болезненных тем президентства Путина будет судьба оборонного заказа и использование огромных средств, направляемых на перевооружение армии и флота, вопрос о конкуренции, привлечении иностранных производителей станет ключевым. И Франция застолбила солидные позиции, которые пригодятся, кто бы ни стал следующим главой государства.

Прошлую президентскую кампанию омрачала тень происхождения Саркози — витали намеки на недостаточную «французскость». Через пять лет президента Франции можно упрекать во многом, но только не в этом. Выходец из греко-венгерско-еврейской среды оказался по своей психологии и поведению стопроцентным, даже слегка утрированным французом со всеми плюсами и минусами этого национального характера.

Как известно из французского кино, ни комичные жандармы де Фюнеса, ни мускулистые герои Бельмондо никогда не сдаются. Саркози, сочетающий качества обоих, тем более будет бороться до конца.

| Gazeta.Ru