Высказывания очень характерные. И отражают они не только украинскую коллизию, но и вообще тип политического мышления, доминирующий сейчас на Западе.
Современная мировая политика начиналась 25 лет назад с утверждения о том, что наступил «конец истории». От хлесткой метафоры давно отказался даже ее автор, американский ученый Фрэнсис Фукуяма, признав ошибочность тогдашнего взгляда. Но по существу именно это представление долго определяло действия США и других ведущих стран западного мира после конца СССР и социалистического блока.
В практическом плане это означало, что дипломатия в ее привычном виде — поиск решения, приемлемого для всех участников, — больше не нужна. Поскольку есть некое не договорное, а «правильное» решение, которое основано на ценностях и взглядах Запада, доказавшего в противостоянии с Советским Союзом свою политическую, историческую, моральную, экономическую и прочую правоту.
Такой подход, естественно, разделялся далеко не всеми, и для его воплощения в жизнь приходилось использовать силу. Не всегда военную (хотя и это бывало), но неизменно политическую и экономическую, а также информационную. Результат получался от раза к разу все менее убедительный, но на самом подходе это почти не отражалось.
Украинский конфликт привел к фронтальному столкновению интересов России и Запада. Противоречия нарастали давно, достаточно вспомнить принципиальное несогласие по Сирии, однако столь откровенно позиции не расходились. По установившейся привычке США и их союзники исходят из того, что противоречия должны разрешиться в их пользу, поскольку они правы. Но метод, который не предусматривает серьезных переговоров с партнерами, а подразумевает, что они должны принимать западные условия решения проблемы, не работает, когда на противоположной стороне держава калибра России. Которая не поддается давлению по принципиальным соображениям, а на применяемые против нее санкции способна дать мощный ответ.
Под «точкой невозврата», вероятно, имеется в виду момент, после которого всякие переговоры, согласование интересов прекращаются и наступает возмездие. Однако по украинскому вопросу никаких по-настоящему серьезных переговоров и не было, если считать таковыми желание найти компромисс сторон, а не принятие одной из них условий другой. Что же касается возмездия, то тут возникает еще один парадокс политики после «холодной войны» — девальвация слов и понятий.
Прошлогодняя история с «красной линией», которую Барак Обама обозначил Башару Асаду, символична. Дамаску ставили ультиматумы, не рассчитывая их выполнять. А когда создалась ситуация, в которой угрозы нужно претворять в жизнь, оказалось, что для этого нет ни воли, ни желания, потому что очевидна бессмысленность силовых действий.
Еще более яркий пример — НАТО. Альянс принимал новых членов и давал им гарантии безопасности, искренне полагая, что исполнять их никогда не придется. Парадокс НАТО после 1991 года заключается в том, что его сохранение и расширение вызывало растущие опасения оппонентов (не только России, но и Китая, например), в то время как сам блок психологически отдалялся от способности вступать в большое противостояние. В том числе сокращая расходы на военные нужды. Заверениям НАТО о том, что альянс не настроен на традиционную военную волну, не верили те, кому они были предназначены, зато поверили сами страны-члены, которым теперь очень трудно перестроится обратно. Что порождает дополнительную внутреннюю неустроенность — Центральная и Восточная Европа попросту не доверяет союзникам, опасаясь, что в кризисный момент они откажутся от своих обещаний.
Как понимать «точку невозврата» в устах, например, Баррозу? Как разрыв связей между Евросоюзом и Россией? Но он объективно невозможен. Да никто не готов и попробовать. Конечно, санкционная воронка засасывает, спираль ответов на ответы становится самовоспроизводящейся. Логика отместки постепенно вытесняет любые рациональные расчеты — экономические и политические. Однако «невозврата» быть не может, как не бывает и «конца истории». История продолжается, а возвращаться придется.
Все согласны с тем, что украинский конфликт не имеет военного решения. Но, к несчастью, в противостояниях такого типа вооруженный компонент — неотъемлемая часть для того, чтобы в итоге, исчерпав все возможности для военной победы, сесть-таки за стол серьезных переговоров. Где нет «невозврата», поскольку мировая политика — это не шахматная партия, в которой можно поставить мат и выйти из-за игрового стола, а бесконечный процесс поиска баланса. Который всегда ускользает, но само стремление к нему способно принести спокойствие хотя бы на время.
