В субботу в Анкару с блиц-визитом приезжает Хиллари Клинтон, тема обсуждения понятна — Сирия. Только что в Турции побывал министр иностранных дел Ирана: он пытается заручиться поддержкой Анкары в попытках освободить несколько десятков иранцев, захваченных сирийскими оппозиционерами. Тегеран называет этих людей паломниками. Одновременно турецко-иранские отношения продолжают обостряться в связи с тем, что две страны, старавшиеся в последнее десятилетие избегать конфликтов, оказались в Сирии по разные стороны фронта и громогласно обвиняют в этом друг друга.
Турция, кажется, несколько неожиданно для себя, не просто оказалась втянута в сирийские дела (к этому Анкара сама стремилась), но и превращается в страну, для которой развитие событий там жизненно важно. И в случае неблагоприятного сценария Турция может потерять больше всех из внешних игроков.
Несколько лет назад идеолог турецкой внешней политики Ахмед Давутоглу — в ту пору советник премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана, а потом глава МИДа — выдвинул концепцию «нулевых проблем с соседями» как стратегию мирного подъема Турции к региональному лидерству. На фоне динамичного экономического и политического роста страны эта мысль казалась как минимум не абсурдной. Скептики, правда, уже тогда высказывали сомнения в реалистичности подхода: у Анкары слишком много очень разных соседей от Балкан и Кавказа до России и Ближнего/Среднего Востока, чтобы иметь шанс выстроить со всеми беспроблемные отношения. Но если раньше на это можно было хотя бы рассчитывать, то сирийская коллизия попросту похоронила саму идею.
В настоящий момент у Турции запутанные отношения практически со всеми соседними государствами, хотя и по-разному.
За Сирию оппозиция критикует именно Давутоглу, предрекая ему даже скорую отставку. По версии оппонентов, турецкий министр недооценил устойчивость режима Башара Асада и вместо того, чтобы удержать премьера от разрыва с Дамаском прошлой осенью, поддержал это его намерение. Эрдоган же обиделся на своего недавнего друга Асада за то, что тот не проявил ни малейшего интереса к советам турецкого премьера, как разрешить кризис, проведя реформы. Анкара резко отвернулась от сирийского режима, рассчитывая на его скорое падение, а также на то, что активная работа с сирийской оппозицией (а Сирийский национальный совет и «друзья Сирии» собираются в основном на территории Турции) позволит впредь иметь прекрасные отношения с будущим правительством.
Асад, пусть и в очень ослабленном виде, остается в Дамаске до сих пор, оппозиция при всей внешней помощи пока не может переломить ситуацию, а главное, когда нынешняя власть все-таки падет, совершенно не обязательно, что контроль окажется в руках тех, кого приручает Анкара.
Все громче звучат опасения, что постасадовская Сирия будет представлять собой территорию борьбы различных этнических и конфессиональных группировок без дееспособного центрального правительства и общего видения будущего. Кошмаром для Турции станет появление де-факто неподконтрольного Дамаску курдского анклава вдоль турецкой границы, неизбежно попадающего под влияние Рабочей партии Курдистана — боевой организации, с которой Анкара десятилетиями ведет ожесточенную борьбу.
Активность Турции на ближневосточном театре практически свела на нет многолетние усилия Эрдогана по выстраиванию особых отношений Тегераном: слишком очевидно сирийская междоусобица приняла характер столкновения суннитской и шиитской ветвей ислама. Противоречия вызывает не только Сирия, но и Ирак, где Тегеран и Анкара делают ставку на разные силы. При этом и с закулисными лидерами регионального антиасадовского фронта — Саудовской Аравией и Катаром — атмосфера тоже не безоблачная. Эр-Рияд и Доха не в восторге от того, что неарабская Турция намерена принимать столь активное участие в делах арабского мира, вплоть до заявки на идейное доминирование. А Анкара понимает, что суннитские монархии Персидского залива поддерживают в Сирии совсем не самую умеренную и светскую часть оппозиционеров и претендуют на решающее слово там после смены режима.
Сирийская коллизия омрачила отношения и с Россией, которые при Путине и Эрдогане переживали бум. Правда, здесь ущерб будет, скорее всего, не фатальный. У Турции и России слишком много пересекающихся интересов — в энергетике, на Южном Кавказе, — чтобы рисковать достигнутым уровнем взаимодействия из-за ближневосточных событий.
Анкару и Москву объединяет и ревнивое отношение к единой Европе, которая не считает ни Турцию, ни Россию своей естественной частью и держит на отдалении.
Любопытно, что во время встречи с Владимиром Путиным в конце июля Эрдоган, как он сам рассказал журналистам, попросил российского президента подумать о принятии Турции в Шанхайскую организацию сотрудничества. Похоже, что, столкнувшись со сложностями в непосредственном соседстве, Анкара не прочь попробовать реализовать свои устремления в более глобальном масштабе. Посредством членства в ШОС Турция могла бы укрепить и отношения с «поднимающимися державами», и переговорные позиции в диалоге с США. После прохладного периода с Вашингтоном Турция вновь сблизилась с ним в связи с сирийскими событиями, но по-прежнему настаивает на самостоятельной линии.
Присутствие Анкары необычным образом сместило бы баланс сил в организации. Турция еще с момента распада СССР размышляла, возможно ли стать патроном тюркоязычных экс-советских республик. Тогда не получилось. В ШОС Анкара могла бы возглавить «блок» центральноазиатских государств, зажатых между двумя гигантами — Китаем и Россией. Это чревато осложнениями со всеми, но не бесперспективно. Особенно на фоне кризиса ОДКБ, который грозит оставить страны Центральной Азии один на один друг с другом и своими проблемами. Правда, чтобы получить такой инструмент, Анкаре придется однозначно отмежеваться от уйгурского (тоже тюркоязычного) сепаратизма в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР. Хотя именно в Турции всегда находили убежище силы, солидарные с китайскими уйгурами. Еще одна выгода от членства в ШОС — способность оказывать большее влияние на афганские события, то есть зайти туда с другой стороны, в обход Ирана.
Международные искания сопровождаются внутриполитическими: продолжаются массовые чистки в рядах армии, некогда наиболее весомого игрока, а также пошли слухи о несогласовании интересов внутри «тандема» Эрдогана и президента Абдуллы Гюля.
Последний якобы не собирается автоматически уступать место партнеру в 2014 году, когда премьер намерен вместе с большинством полномочий перебраться в президентское кресло.
Вопрос о политической ориентации (или дезориентации) Турции имеет ключевое значение для всех: страна занимает слишком важное место на пересечении многочисленных интересов и геополитически, и идеологически. Для России же направление развития Турции и вовсе принципиально, поскольку воздействие этой державы на зону непосредственных интересов Москвы будет расти в любом случае.
