Россия и США исчерпали потенциал ядерного разоружения на двоих
Подписание 8 апреля российско-американского соглашения о сокращении стратегических наступательных вооружений не только увенчает год интенсивных переговоров о «перезагрузке», но и, вероятнее всего, станет последним в истории договоров по модели холодной войны.
Итог переговорного марафона — образец взаимоприемлемого компромисса и в военной, и в политической сфере. Каждая сторона может говорить о своем успехе, не противореча при этом аналогичным заявлениям партнера.
Россия имеет основания утверждать, что ее концептуальный подход взял верх. Москва многие годы призывала Вашингтон заняться подготовкой соглашения взамен истекающего СНВ-1, дабы сохранить заложенную в 1970-е годы систему контроля над ядерными вооружениями. Администрация Буша на предложения Кремля не реагировала, поскольку вообще избегала любых обязательств, которые ограничивали бы свободу действий США. Барак Обама не просто откликнулся, но и сделал достижение договоренности с Россией важным приоритетом.
Вступление в силу договора (а гарантии этого нет, поскольку еще предстоит ратификация) будет означать сохранение определенного уровня взаимной прозрачности, что необходимо хотя бы для минимального доверия, и станет подтверждением значимости Москвы на мировой арене. Как бы ни издевались над «остатками империи», двусторонних международно-правовых документов, основанных на принципе полного равноправия, Соединенные Штаты больше не подписывают ни с кем.
Для Барака Обамы церемония в Праге важна с точки зрения общей стратегии на международной арене. Чешская столица выбрана по понятной причине — именно там год назад президент США провозгласил цель уничтожения ядерного оружия. Договор с Россией дает Обаме аргументы на предстоящем в апреле «ядерном саммите» и майской обзорной конференции по нераспространению.
Маловероятно, что на обоих мероприятиях удастся чего-то добиться, но без соглашения по СНВ американская позиция выглядела бы вовсе провальной. А ядерное разоружение президент явно пытается сделать двигателем обновления всей системы глобального лидерства Соединенных Штатов.
Подписание важно и по внутриамериканской причине. После того как первый год президентства Обамы был оценен большинством как разочарование, он все-таки пробил через конгресс реформу системы здравоохранения. Договор по СНВ, конечно, не будет иметь такого же резонанса среди американской общественности, но поможет удержаться на волне успеха, которую, как надеются демократы, «поймал» глава государства.
Если текущие итоги вполне понятны, то более долгосрочные перспективы и ядерного разоружения, и российско-американских отношений по-прежнему туманны.
Ожиданиям Белого Дома, что шаг Москвы и Вашингтона по разоружению станет примером для других ядерных государств, не суждено оправдаться. Причины, по которым остальные страны стремились или стремятся обрести ядерный потенциал, почти не связаны с отношениями России и США. Они озабочены региональными проблемами (Индия и Пакистан, Израиль, Иран, Китай) либо необходимостью иметь средство сдерживания заведомо более сильного противника (Северная Корея, Иран). Для Дели, например, не имеет значения, сколько ракет и зарядов остается у Москвы или Вашингтона, пока хоть одна ядерная бомба есть у Исламабада. И, естественно, наоборот.
Более того, есть обратный эффект. Не разоружение супердержав способно заставить остальных последовать их примеру, а наличие относительно небольших арсеналов у ряда стран скорее всего остановит российско-американский процесс. Ни США, ни Россия не могут позволить себе оказаться в той же «лиге» по объему арсенала, что, скажем, и Китай. Для России это и вовсе создаст серьезные угрозы безопасности.
Ядерное разоружение, если такая цель ставится всерьез (а на этот счет есть сомнения), возможно только в случае формирования качественно иного типа мирового устройства, в котором сдерживание — как глобальное, так и региональное — будет осуществляться другими инструментами. Пока этого нет и в проекте, так что все будут держаться за то, что у них есть. А времена, когда Кремль и Белый дом были настолько могущественны, что могли заставить другие страны что-то делать вопреки их желанию, канули в Лету вместе «с холодной войной».
Фундаментальная перемена по сравнению со временем, когда готовились советско-американские договоры по ограничению, а потом сокращению стратегических вооружений, состоит в том, что тогда эта тема составляла стержень не только отношений Москвы и Вашингтона, но и всей международной политики. Сегодня это не так ни в той, ни в другой области. Мировая повестка дня крайне разнообразна и определяется чем угодно, но только не ядерным противостоянием двух сверхдержав. И даже в иерархии насущных проблем между Россией и Соединенными Штатами ядерные арсеналы на самом деле занимают отнюдь не первые строчки.
Конечно, наличие у России потенциала, гипотетически способного уничтожить США, заставляет относиться к ней намного серьезнее, чем к прочим странам с аналогичными экономическими и политическими показателями, но без ядерного оружия. Но в остальном даже самые отъявленные «ястребы» по обе стороны не готовятся к ядерной войне друг с другом и даже не могут себе ее представить. Хотя получают истинное наслаждение, вновь, как в добрые старые времена, погружаясь в подсчет зарядов, носителей и обсуждения тонкостей телеметрии.
Реальное содержание российско-американских отношений заключается в необходимости реагировать — по отдельности или совместно — на нарастающий дисбаланс сил в мире, когда не только Россия, но и Соединенные Штаты уступают позиции в относительном измерении и утрачивают контроль над происходящими процессами. И прежде всего региональными, а не глобальными. В этом смысле подход Обамы к российско-американскому разоружению как не самоценному явлению, а инструменту, представляется правильным. (Другой вопрос, к чему он этот инструмент потом намерен применить.)
Разоруженческий процесс, каким все привыкли его видеть с конца 1960-х годов, завершается. По крайней мере он утратил смысл в двустороннем формате, а распространение его на других участников маловероятно. Идея же включить в переговорный процесс тактические ядерные вооружения, о чем сейчас активно заговорили, способна вызвать абсурдную ремилитаризацию политической дискуссии в Европе, но никак не способствует созданию там устойчивой системы безопасности.
Если через несколько лет Россия и США вновь вспомнят про СНВ, это будет означать только одно — бывшие главные противники так и не нашли общего языка по действительно актуальным вопросам и вынуждены хвататься за очередную «перезагрузку». Только тогда уже эти перипетии скорее всего не будут интересовать в мире никого, кроме самих участников переговоров.
