В дискуссии по поводу размещения третьего позиционного района
противоракетной обороны Соединённых Штатов в Центральной Европе
наметился поворот. Похоже, в Белом доме и Пентагоне всерьез
допускают возможность отказа от соглашений, которые администрация
Джорджа Буша заключила в 2008 году с Чехией и Польшей .
Верным признаком вероятности перемен является даже не позиция
Барака Обамы и его окружения, а активность компаний ВПК США,
которые участвуют в проекте противоракетной обороны. Трезво
оценивая экономическую (кризис) и политическую (жесткое
сопротивление России) ситуацию, они приступили к поиску
альтернатив, нацеленных на сохранение и продолжение программы
ПРО.
На ежегодной конференции по космической и противоракетной
обороне, которая прошла на минувшей неделе в Хантсвилле, Boeing,
например, представил проект мобильных ракет-перехватчиков,
оперативно доставляемых к месту дислокации и разворачиваемых в
течение 24 часов. Lockheed и Raytheon работают над наземным
вариантом установок морского базирования Aegis, оснащенных
перехватчиками SM3. В качестве возможных мест размещения объектов
ПРО рассматриваются теперь также Турция или Балканы.
Все сценарии будут изложены в обзоре американской политики в
ядерной сфере, который ожидают в ближайшие недели. На открытии
сессии Генассамблеи ООН в конце сентября Барак Обама собирается
познакомить с выводами экспертов Дмитрия Медведева.
Перспектива изменения подхода к ПРО встревожила многих в
Центральной и Восточной Европе и в самих Соединенных Штатах.
Характерно, что среди аргументов против иранская угроза фигурирует
лишь на третьем месте. Важнее «невиданное предательство» самых
надежных европейских союзников (Польши и Чехии) и тем самым
разрушение принципа атлантической солидарности, а также, как
сказано в одной из появившихся на днях статей, «позорное
умиротворение все более агрессивного режима» и потворствование
«пропагандистской победе России». Подобная иерархия причин наглядно
раскрывает логику замысла ПРО в Центральной Европе и подтверждает
сомнительность утверждений, что планируемые объекты связаны
исключительно с Ираном.
Приверженцы этой идеи настаивают, что именно отказ от нее станет
угрозой атлантизму, хотя справедливо и обратное – договоренности с
Польшей и Чехией в обход западноевропейских союзников нанесли удар
по солидарности внутри НАТО. Но в реальности американские стратеги,
судя по всему, уже не рассчитывают на «старую Европу» как на
военно-политическую опору, возлагая надежды на Европу «новую».
Как бы то ни было, Бараку Обаме предстоит тяжелое сражение с
оппонентами в американском истеблишменте. Допустим, Обама добьется
своего. Станет ли это действительно крупной победой России?
Символическое значение неоспоримо. Идея разместить третий
позиционный район в странах, еще недавно служивших форпостами
Москвы, носит демонстрационный характер и призвана еще раз
напомнить, кто кому проиграл. Посему Россия имеет основания
утверждать, что отказ от ПРО в Чехии и Польше доказывает рост
российских возможностей. Но именно по этой причине Вашингтону
придется компенсировать имиджевые потери. Хотя стратегическая роль
Европы для Америки уменьшается, Соединенные Штаты, конечно, не
могут допустить снижения влияния в Старом Свете, а наиболее
эффективным его проводником являются посткоммунистические страны.
Между тем, ситуация медленно меняется и там.
Скажем, еще два года назад всеми тремя балтийскими странами
руководили политики, сформировавшиеся в Северной Америке, – Валдас
Адамкус, Вайра Вике-Фрейберга и Томас Ильвес. Сейчас остался только
эстонский президент, а бывший еврокомиссар Даля Грибаускайте,
победившая на выборах в Литве как минимум столь же ориентирована на
Брюссель, как на Вашингтон. Да и польское правительство, конечно,
очень лояльное к США, все же более диверсифицировано, чем
антиевропейски настроенный кабинет братьев Качиньских. Стоит
вспомнить, как долго Варшава торговалась на переговорах о ПРО в
прошлом году и, возможно, делала бы это еще дольше, не случись
российско-грузинской войны.
Для укрепления позиций Вашингтону придется подтвердить
приверженность прочному союзу с бывшими советскими вассалами. Они
не доверяют НАТО, считая единственной гарантией своей безопасности
непосредственное присутствие американских объектов и военных на
своей территории. В той или иной форме это присутствие, скорее
всего, будет оформлено и расширено, что, безусловно, совсем не
порадует Москву.
Есть и другой аспект, чреватый осложнениями. Среди
альтернативных возможностей упоминается Турция. Со стратегической
точки зрения строительство там объектов ПРО стало бы крупным
успехом Белого дома, поскольку Турция – влиятельная региональная
держава на пересечении разнообразных интересов. Анкара, в
определенной степени дистанцируясь от США, претендует на
самостоятельный статус, чем спешит воспользоваться Россия. Но
проблема ПРО резко повысит ставки, поскольку тогда Вашингтон
приложит большие усилия, дабы восстановить прежние тесные отношения
с Анкарой. С учетом важности Турции для конкурирующих
энергетических проектов накал страстей может оказаться не меньшим,
чем в случае Польши и Чехии.
Наконец, главный вопрос заключается в том, против чего,
собственно, борется Россия? Против радара и 10 ракет-перехватчиков
на территории бывшего Варшавского блока или против самой идеи
противоракетной обороны, реализация которой избавит Соединенные
Штаты от неотвратимости ответного удара? Первое имеет важное
символическое значение, второе затрагивает базовый принцип
стратегической стабильности. Если отказ от первого обеспечит
дальнейшее воплощение в жизнь второго, можно считать, что для
Вашингтона это выгодная сделка, что, очевидно, понимают
компании-производители.
Естественно, это не секрет и для Москвы. Еще при прежней
администрации и президент Владимир Путин, и министр иностранных дел
Сергей Лавров говорили о том, что проблема заключается не столько в
местоположении третьего позиционного района, сколько в том, что за
ним неизбежно последуют четвертый, пятый и т.д. Но тогда любые
российские возражения воспринимались одинаково безразлично, теперь
же готовность прислушаться больше. Как велик и для России соблазн
добиться яркого символического успеха, показав свои возможности в
«зоне интересов». При этом понятно, что политический лимит уступок
у Белого дома ограничен, и если дело все-таки дойдет до
сворачивания центральноевропейских планов, тем насущнее будет
потребность доказать, что это пошло на пользу самому проекту
антиракетного щита.
В этой ситуации Москве стоило бы, во-первых, по возможности
воздержаться от громкого ликования в связи с «капитуляцией»
Америки, ограничившись выражением удовлетворения тем, что победил
здравый смысл. Во-вторых, приложить максимальные усилия для того,
чтобы вернуться к идее совместной системы противоракетной обороны,
в том числе развив предложения, которые делались раньше. Вполне
вероятно, что они не приведут к успеху. Зато будет создан более
благоприятный дипломатический фон для того, чтобы впоследствии
аргументы России против ПРО (а согласие Москвы с национальной
американской системой представить себе трудно) звучали более
убедительно.
