Встреча в верхах России и Евросоюза в Стокгольме вошла в историю
вне зависимости от ее результата. Это был последний в череде
саммитов, на которых собеседники российского президента постоянно
менялись. Лиссабонский договор предусматривает посты президента и
министра иностранных дел ЕС, и на дальнейших мероприятиях единую
Европу будут представлять именно они, а не главы государств,
временно председательствующих в объединении.
Это не значит, что в отношениях начнется новый этап, но
изменения вероятны. Правда, не вполне ясно, как будет
функционировать новая структура Европейского союза. Затевалось все
для того, чтобы повысить уровень управляемости, однако результат
может оказаться и не вполне ожидаемым.
Понятно, что постоянный глава Европейского совета, в просторечии
называемый президентом Евросоюза, будет фигурой номинальной,
призванной символизировать консолидацию, а не осуществлять реальную
власть. Сквозь сито самых разнообразных интересов, согласование
которых и составляет процесс выбора кандидата, может пройти только
политик, обладающий минимальной индивидуальностью и не замеченный в
лишних амбициях.
Ни одно национальное правительство не потерпит попыток навязать
им какие-то директивы со стороны формального главы ЕС. От него
ожидают дипломатических талантов и способности к координации
различных, вплоть до противоположных, точек зрения.
Не случайно фаворит, за которого ратуют две главные страны –
Франция и Германия – премьер-министр Бельгии Херман ван Ромпей. Он
не только олицетворяет собой типичного европейского технократа, но
и возглавляет, наверное, самое хрупкое в Европе правительство:
согласование интересов фламандских и валлонских партий – искусство
эквилибристики. Напротив, считавшийся перспективным претендентом
Тони Блэр обладает набором качеств, неприемлемых для такой
должности: яркий политик, склонный к манипулированию и имеющий
собственную ярко выраженную точку зрения.
Итак, правительства стран-членов сделают все, для того чтобы
обезопасить себя от посягательств со стороны «центра». Но при этом
глава Европейского совета – это именно их представитель, в отличие
от главы Европейской комиссии, который возглавляет функционирующую
отдельно от национальных властей исполнительную власть ЕС.
Отношения правительств и Комиссии – диалектическое сочетание
сотрудничества и противодействия, так что председатель Совета
должен обладать достаточным весом и твердостью, чтобы при
необходимости отстаивать интересы государств, пусть даже и на
символическом уровне.
Получается сложная комбинация задач. В идеале новая система
должна усовершенствовать все процедуры принятия решений, но на
практике может случиться обратное – уже имеющееся несовпадение
интересов только усугубится.
Постоянный президент Совета будет чувствовать себя более
легитимным, чем временный, но реальных рычагов у него будет меньше,
чем у переходного председательства в те периоды, когда ЕС
возглавляла крупная и амбициозная страна.
Еще запутаннее ситуация с министром иностранных дел. До сих пор
все разговоры о внешней политике Европы разбивались о фразу,
которую приписывают Генри Киссинджеру: «Назовите мне телефонный
номер, по которому я могу узнать позицию всей Европы». Теперь номер
появится. Однако обратившегося, если продолжать телефонную
метафору, поблагодарят за звонок и предложат перезвонить позднее –
после того, как оператор созвонится со всеми абонентами и
попытается вывести из разговоров среднее арифметическое.
«Центральный» министр будет неизбежно заступать на площадку глав
национальных МИДов, а также соответствующих комиссаров в
Еврокомиссии. Этот параллелизм существует и сегодня с Верховным
представителем по внешней политике и политике безопасности Хавьером
Соланой. Но его преемник вместе с новой должностью обретет и более
высокую легитимность, что способно усугубить конфликты.
Правда, во избежание подобных конфликтов европейский министр
имеет двойную ипостась: назначает его Европейский совет (то есть
государства), при этом он становится вице-председателем
Еврокомиссии. Но как это будет действовать на практике – непонятно,
тем более что от этого чиновника, в отличие от президента
Евросоюза, ждут не только церемониальности, но и реальной
координации внешнеполитического курса.
Перемены в Европейском союзе, который является крупнейшим
торговым партнером России и важным фактором российской внешней
политики, скажутся и на отношениях с Москвой.
Пока комментарии сводятся к тому, что России будет сложнее иметь
дело с Европой, которая заговорит «одним голосом», зато по крайней
мере европейская позиция станет понятнее.
Это произойдет в том случае, если конструкция, предусмотренная
Лиссабонским договором, заработает так, как ее придумали.
В отношениях России и ЕС в последние два – три года
прослеживаются две тенденции. С одной стороны, связи с отдельными
странами, заинтересованными в конкретных совместных проектах,
развиваются. Вопреки распространенной в Европе версии, Кремль не
делает сознательную ставку на раскол Европейского союза, но
объективно получается, что многие практические вопросы можно решить
на двустороннем уровне, а взаимодействие с центральными органами и
ЕС в целом продвигается еле-еле. Поскольку Россия явно утратила
интерес к институциональной интеграции, которая была официальной
целью с начала 1990-х до середины 2000-х годов, да и Евросоюз
рассматривает Москву прежде всего как вызов, а не возможность,
системный диалог зашел в тупик.
Отдельные государства ЕС, по крайней мере часть из них,
заинтересованы в том, чтобы воспользоваться потенциалом
сотрудничества с Россией. Но Европейский союз как носитель и
распространитель определенных принципов социально-политической и
экономической организации, – конкурент России, в первую очередь на
постсоветском пространстве. Но в общем плане, для становления
Евросоюза как значимой мировой силы (а такая цель постоянно
провозглашается), ему необходима политическая консолидация. Как
показала практика,
особые отношения отдельных государств с Россией – существенный
фактор внутренней дисгармонии ЕС.
Интересы стран тоже противоречивы: они не хотят унификации в
рамках «супергосударства», но заинтересованы в укреплении мировых
позиций Европейского союза.
Скорее всего модель отношений России и Евросоюза останется
прежне: Москва опирается на привычных партнеров, а они лавируют
между развитием связей с Россией и соблюдением принципов
европейской солидарности. Новый институциональный дизайн усложняет
всю палитру, открывая дополнительные возможности для проведения и
того, и другого курса. В результате в «одном голосе» продолжит
звучать целая гамма звуков.
