Приостановка участия России в ДСНВ, упоминание необходимости учёта арсеналов Великобритании и Франции, а также поручение Минобороны и Росатому быть готовыми к возобновлению ядерных испытаний стали, пожалуй, наиболее яркими тезисами в ходе очередного послания в части международной безопасности. Разберёмся, с чем это связано, и попробуем предположить, что будет дальше.
Сам по себе стратегический ракетно-ядерный сюжет для послания Федеральному собранию не нов, хотя, конечно, наиболее запоминающимся за последние годы стало аналогичное мероприятие 2018 г., в ходе которого был анонсирован довольно богатый ассортимент новых средств доставки ядерного оружия. На прошлой неделе, спустя пять лет озвучена информация о постановке на боевое дежурство неназванных «новых стратегических комплексов наземного базирования». Более того, на этом был сделан акцент в контексте противоречий между явным, хотя и не прямым, стратегическим противоборством с США и стремлением последних сохранить доступ к нашим объектам СНВ, пусть и в паритетном формате. Забегая вперёд, отметим, что действительно – прямо сейчас нам особо ничего нового за океаном не увидеть, однако в ближайшие годы ситуация поменяется, да и разрешить казус с особенностями американского вывода из состава СНВ отдельных элементов тоже не помешало бы в конце концов.
Что касается процедуры, то приостановка действия международных договоров в сфере безопасности используется не впервые. Можно вспомнить договоры по обычным вооружённым силам в Европе и ракетам средней и меньшей дальности, а также несколько нишевое, но от этого не менее интересное Соглашение об утилизации избыточного оружейного плутония. Досадно, но, несмотря на в целом вполне разумные и логичные обоснования, связанные с вопросами к американской стороне в части исполнения соответствующих документов, соответствующие режимы просто завершили своё существование. Особенно символично, что американский объект в Саванна-Ривер, ранее планировавшийся для утилизации оружейного плутония, теперь будет служить основной площадкой производства новых плутониевых питов для американских ядерных боезарядов.
Возвращаясь к нашей приостановке ДСНВ, – ключевое отличие от выхода из Договора (теоретически вполне возможного в связи с коренным изменением обстоятельств, клаузула rebus sic stantibus тоже вещь вполне осязаемая) в том, что формально сохраняется возможность реанимации договора. Кроме того, похоже, пока не планируется выход за существующие потолки ограничений ДСНВ (1550 развёрнутых боезарядов, 700 развёрнутых стратегических средств доставки, общее число стратегических средств доставки – 800). Резких движений в этой сфере ждать не стоит, для этого не просматриваются ни военно-технические возможности, ни военно-стратегические предпосылки. Но возможны корректировки долгосрочных планов развития стратегических ядерных сил (СЯС), о чём скажем отдельно.
Что же приостанавливается? Судя по всему, в первую очередь на паузу поставлены теперь не только инспекции, но и регулярный обмен данными о количественных показателях по соответствующим категориям, обмен телеметрией при испытаниях (который и так был значительно ограничен относительно СНВ-1), информация о новых стратегических вооружениях. При этом уведомления о пусках стратегических ракет, например, сохранятся в соответствии с соглашениями ещё конца 1980-х годов.
С учётом ядерных потенциалов стран НАТО в контексте ДСНВ ситуация довольно-таки сложная, хотя, опять же, совсем не новая. Сам ДСНВ совершенно точно не сделать многосторонним, попытки прошлой американской администрации увязать его продление с фактором Китая выявили несостоятельность такого подхода. Вместе с тем разговор о статусе «ядерного альянса» в контексте российско-американского контроля над стратегическими вооружениями давно перезрел, притом, что разговор этот должен касаться и дисбалансов обычных вооружений, и стратегического оружия в неядерном оснащении, и тактического/нестратегического ядерного оружия как инструмента компенсации указанных выше дисбалансов, ну и противоракетную (а в перспективе и противовоздушную) оборону нельзя забывать. Фактически ранее предложенное российской стороной «уравнение безопасности» и могло бы стать основой для такого разговора, причём акцент на системах первого удара сохраняет актуальность. В заявлениях НАТО по теме ДСНВ перечисленные «смежные» темы, вообще говоря, избегаются. Возможно, демонстрация готовности стран НАТО к предметному диалогу о путях достижения если не ограничений, то транспарентности в части всех их ядерных и в целом стратегических арсеналов может послужить стимулом к восстановлению действия ДСНВ.
Что же до возобновления ядерных испытаний – в США действительно многие годы идёт дискуссия про возобновление таких мероприятий, а при прошлой администрации даже был сокращён период для подготовки ядерного полигона. Аргументы приводятся как политические, так и технические – и пригрозить супостату, точнее супостатам, и, возможно, отработать новые «сборки». В России также были публичные упоминания об «условно боеготовом» состоянии соответствующего полигона. Правда, важное отличие в том, что в американском случае параллельно шла дискуссия о ратификации ДВЗЯИ, в то время как Россия является его полноправным участником. Стоит упомянуть, что Россию (традиционно, без приведения сколь-нибудь значимых доказательств) США официально обвиняли в проведении испытаний, классифицировавшихся как «ядерные с ненулевым выходом», но это отдельная и крайне специфическая тема.
Судьба самого ДВЗЯИ, который, напомним, все ещё не вступил в силу, вполне может остаться незавидной, несмотря на высокую активность его подготовительных структур и в целом развитую систему мониторинга. К слову, именно эта система мониторинга ядерных взрывов может дать добавленную стоимость потенциальным новым американским и российским ядерным испытаниям: заметят все.
Перспективы контроля над стратегическими вооружениями, особенно в изводе их сокращения и ограничения, и так были под большим вопросом. Сохранение этого важного элемента международной безопасности требует изрядной доли творческих и дипломатических талантов сторон, а также политической воли к такой работе, что весьма сложно и политически затратно в текущей обстановке.
Ядерная война из-за новостей прошедшей недели ближе не стала. Существующий баланс стратегических ядерных сил России и США, во многом обусловленный и зафиксированный последовательными договорами в сфере стратегических наступательных вооружений, сделал первый удар (разоружающий, обезглавливающий или ещё какой, за исключением разве что «сигнального») невозможным в связи с неизбежностью возмездия «на все деньги». Но при отсутствии договорной рамки в средне- и особенно долгосрочной перспективе произойдёт разбалансировка архитектуры ядерного сдерживания из-за постепенного сокращения объёма достоверной и верифицируемой информации о противнике и соответствующей эволюции доктринальных основ и ядерных потенциалов на основе традиционно завышенных представлений о возможностях «партнёра» и наиболее угрожающих трактовок его политики в сфере ядерного сдерживания. Дополнительный уровень проблеме придаст традиционное «отзеркаливание»: поиск следов собственных подходов в практических шагах противника.
Конечно, украинские удары по Энгельсу с использованием как минимум разведывательных данных США, противоречат духу ДСНВ, равно как и многие другие современные события. Некоторые противоречия можно было бы попробовать разрешить в рамках имеющихся механизмов ДСНВ, пусть и с политическими издержками для обеих сторон. Не исключено, что эта возможность ещё не упущена.
В целом же лучшим результатом по итогам инициатив послания президента мог бы быть перезапуск предметного разговора о путях асимметричных ограничений ядерных вооружений в условиях многостороннего соперничества – или, если угодно, многополярного мира.
