Отказ Литвы пропускать через свою территорию товары для Калининграда, подпадающие под европейские санкции, обострил и без того удручающие отношения России и Евросоюза. Отложим в сторону вопрос о законности самих мер, введённых ЕС, – тут у Москвы и столиц Старого Света диаметрально противоположный взгляд, компромисс исключён. Но конкретно этот случай особый, неразрывным (и довольно опасным) образом переплетаются дела внешние и внутренние.
Вильнюс и курирующая его Еврокомиссия подошли формально. По территории ЕC перемещаются товары, запрещённые решениями последних месяцев. Остановить! Однако их перемещения к самому ЕС никакого отношения не имеют, потому что грузы – российские, направляются они на российскую же территорию. То есть это внутренняя перевозка, которая в силу исторических виражей частично осуществляется по территории другого государства.
Эта проблема (правда, в первую очередь применительно не к грузам, а к людям) возникла чуть более двадцати лет назад, когда балтийские страны вплотную подошли к вступлению в ЕС. Российские и европейские дипломаты на протяжении многих месяцев вели переговоры, чтобы добиться формулы, которая устроила бы обе стороны. На кону и для одних, и для других был суверенитет, что делало рамки более жёсткими. Компромисс, как бывает всегда, не всем нравился, но вопрос решили – на протяжении почти двух десятилетий серьёзных затруднений с калининградским транзитом не возникало.
Отношения России и Евросоюза в конце ХХ – начале XXI века станут когда-нибудь предметом пристального научного изучения. Вероятно, в качестве примера того, как чрезвычайно выгодное обеим сторонам, естественное и многообещающее взаимодействие в итоге разбилось о причины, находящиеся за рамками практической целесообразности. В начале нулевых считалось, что взаимодополняемость экономик – российской, которая начала выкарабкиваться из обвала девяностых, и европейской, заявлявшей очень большие амбиции глобального уровня, – делает стратегическое партнёрство неизбежным. С точки зрения здравого смысла так оно и было.
Тогда много и со вкусом рассуждали о совместном будущем, но отчётливой его картины никогда ни у кого не было. Российская сторона воображала всё более тесную интеграцию на ресурсно-технологической основе с созданием некоего единого экономического комплекса. Европейцы подразумевали нормативную унификацию, естественно, на правовой базе, выработанной в Евросоюзе и обеспечивавшей верховенство европейских интересов на общем пространстве. Но всё это оставалось на уровне умозрения. Комментаторы с наиболее развитым воображением замахивались на смелые гипотезы: Союз Европы, который включал бы в себя ЕС и Россию, либо континентальный альянс, эмансипированный от Соединённых Штатов. На деле, однако, двигались вперёд технократическими шагами, апофеозом которых стал план 2005 г. по созданию четырёх общих пространств России и ЕС – экономики; свободы, безопасности и правосудия; внешней безопасности; образования, науки и культуры.
Понимание того, что экономическое и культурное партнёрство выгодно всем, а совместные действия в области безопасности необходимы, не сопровождалось укреплением политического взаимопонимания. У нас принято считать, что отношения деградировали прежде всего из-за расширения ЕС и принятия стран, имеющих давний счёт к России. Вероятно, это сыграло роль. Но стоит признать, что крупные государства Европы, считавшиеся благожелательно настроенными к Москве и заинтересованные в расширении сотрудничества, всегда обладали в ЕС решающим словом.
При всём уважении ни Балтия, ни даже Польша не обладали достаточным весом, чтобы пустить всё под откос.
В связи с этим вопрос – а были ли действительно шансы на гармоничное взаимодействие?
Неоспоримая целесообразность сотрудничества упёрлась в отсутствие базового согласия о принципах геополитического устройства Европы. Технократические решения работали до тех пор, пока одна из сторон (Россия) соглашалась умерять свои устремления и не настаивать на реализации собственного видения европейской архитектуры. Когда это закончилось, начали стремительно нарастать противоречия, ставшие к настоящему времени непримиримыми. Поэтому вопрос, который было относительно легко урегулировать двадцать лет назад, сейчас встаёт настолько остро, что самые тревожные заговорили о потенциальном казус белли. Звучит абсурдно, но это логика большой геополитики, игнорирование которой в предшествующие десятилетия и привело к нынешнему кризису.
Российская газета
