24.05.2013
Политика попсы
Колонка редактора
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 

AUTHOR IDs

SPIN RSCI: 4139-3941
ORCID: 0000-0003-1364-4094
ResearcherID: N-3527-2016
Scopus AuthorID: 24481505000

Контакты

Тел. +7 (495) 980-7353
[email protected]

Политика и шоу-бизнес давно идут рука об руку: избирательные и прочие кампании в продвинутых обществах все отчетливее напоминают большие спектакли, а сами шоумены охотно идут в политику. Будь то итальянский комик Беппе Грилло, украинский боксер Виталий Кличко или израильский телеведущий Яир Лапид, все они конвертируют свой зрительский успех в имитацию политической альтернативы для гражданина, раздраженного окружающей неразберихой и идейным вакуумом. Шоу, то есть внешняя сторона, становится суррогатом содержания. В переходную эпоху, когда старые авторитеты низвергнуты, а новые еще не появились, это объяснимо. Знаменитому лицу, особенно если оно еще и способно остроумно выражаться, гарантировано благосклонное внимание на фоне набивших оскомину политиков право-левого вечно правящего лагеря.

«Евровидение» не имеет прямого отношения к политическим кампаниям, но в эпоху размывания любых границ страсти, кипящие вокруг этого праздника европейской попсы, превратились в еще один заменитель идейно-политического единоборства. Драма Верки Сердючки, которая со своим «Раша, гудбай» наступила после «оранжевой революции» на больную мозоль Москвы и была на время жестоко отлучена от хлебного российского телерынка, лишь одно из проявлений такого рода.

В 2005 году «Евровидение» в Киеве обвиняли, ни много ни мало, в провале голландского референдума о Конституции ЕС (что, как потом выяснилось, во многом стало поворотным пунктом истории европейской интеграции).

Голландская исполнительница тогда не вышла в финал, и нидерландская блогосфера взорвалась возмущенными комментариями о том, что эти восточноевропейцы, мол, голосуют друг за друга, спасу от них нет, да и вся эта треклятая Конституция только для того, чтобы бесконечно расширять Союз.

Впрочем, в этом году «Евровидение» взяло новую политическую планку. Целый министр иностранных дел ядерной сверхдержавы пообещал неизвестным пока злопыхателям из конкурсного закулисья адекватный ответ на то, что они украли у российской исполнительницы голоса, честно заработанные в Азербайджане. Справедливости ради надо сказать, что не Сергей Лавров эту тему поднял — всплыла она на пресс-конференции с азербайджанским коллегой Эльмаром Мамедъяровым, который очень гневался по поводу случившегося. Но российский министр эстафету обличений принял с лету.

В Азербайджане к конкурсу вообще относятся с полной серьезностью. «Би-Би-Си» процитировала тамошнего эксперта Ильхама Шабана, который на основе результатов «Евровидения» сделал вывод, что из двух конкурирующих проектов нефтепроводов — западной ветки «Набукко» и Трансадриатического трубопровода больше шансов у первого.

Страны «Набукко» (Болгария, Австрия и Венгрия) дали Азербайджану 12 голосов, Румыния — 10. А из стран – участниц второго проекта только Греция дала Азербайджану 12 голосов (да и то потому, что Баку приценивается к ее нефтяной компании), Албания — всего 7, а Италия — вообще 0. Точки над i расставил Александр Лукашенко, который назвал результаты голосования политизированными и фальсифицированными. А некоторые российские комментаторы даже разглядели скоординированную атаку на морально-нравственную Россию и ее друзей со стороны того самого лобби однополой любви, которое сейчас берет под свой контроль один европейский парламент за другим…

«Евровидение» в его нынешнем виде — продукт конца холодной войны и объединения Европы. Пока баллы разыгрывали в рамках западной части континента, политики там почти не было. Для ватаги «новых независимых государств», которые выскочили на арену в начале 1990-х годов, конкурс вначале был едва ли не единственным знаком их принадлежности к «европейским ценностям». В отличие от Совета Европы или тем паче ЕС, где требовалось выполнение каких-то критериев, здесь было достаточно формально находиться в географическом Старом Свете.

Восточная Европа привнесла в состязание дух запутанных культурно-политических связей и карту трудовой миграции.

Первое проявляется в голосовании друг за друга стран, некогда составлявших единое целое, как бы ни складывались их отношения после разделения. Это относится к экс-Югославии и бывшему СССР. Второе просто познавательно: когда Ирландия отдает высокий балл Литве, а Португалия — Молдавии, сразу понятно, где в основном трудятся выходцы из бывших союзных республик. Еще примечательно, что расширение на страны, где распространение английского языка, мягко говоря, оставляет желать лучшего, привело не к увеличению языковой палитры, в напротив — все более активному использованию английского. «Новые европейцы» очень стремятся влиться в дружную семью мирового шоу-бизнеса, стать такими, как ее члены.

Можно иронизировать над ярмаркой тщеславия, в которую превратилось сегодняшнее «Евровидение», продукт маркетинга и технологий, с одной стороны, и незрелого, неуверенного в себе политического сознания — с другой. Но за этим стоит более общая проблема. В XXI веке образы становятся все более важной составной частью глобального соревнования. На европейском поп-фестивале это проявляется буквально: участники состязаются не в песенном мастерстве, а в умении себя подать. На всемирной политической арене все сложнее, но и ставки неизмеримо выше. Раньше универсальным мерилом была военная сила — иерархия государств определялась на поле боя вплоть до мировых войн.

Большая мировая война по типу тех, что случились в ХХ веке, в XXI столетии, вероятнее всего, невозможна — благодаря фактору ядерного оружия. Наличие его на вооружении крупнейших держав настолько повышает цену гипотетических боевых действий, что делает их нецелесообразными. Тем более что, несмотря на различие в политических культурах разных стран, представление о допустимых человеческих потерях во имя победы повсеместно значительно скорректировалось по сравнению с тем, каким оно было 100 или даже 50 лет назад.

Военная сила остается важнейшим компонентом мировой политики, однако в первую очередь как потенциал, а не как инструмент для практического применения.

Реальная конкуренция (в силу невозможности выяснения отношений в «честном единоборстве») разворачивается в экономической и технологической сферах, в области взаимного восприятия, а военно-техническое состояние играет роль вспомогательного элемента.

Фактор конкуренции, который имеет решающий характер в современном мире, — это, если использовать распространенный штамп, конкуренция за «умы и сердца» людей. Качество человеческого капитала, способность его привлекать становится главным критерием.

Россия — страна с классическим представлением о потенциале, государство, привыкшее полагаться на жесткую силу. Но пытаться компенсировать с ее помощью изъяны конкурентоспособности, какой она является сегодня, — значит перенацелить баллистические ракеты или перекрыть поставки газа в ответ на исчезновение нескольких баллов на «Евровидение». Тот же внешний имидж и результат.

| Gazeta.Ru