За годы президентства Владимира Путина и Джорджа Буша между
Москвой и Вашингтоном было разное. Оба уходящих лидера, очевидно,
испытывают определенный дискомфорт от траектории отношений –
извилистой, но явно нисходящей. В последние недели активизировались
дипломатические усилия, кульминацией которых станет приезд в Сочи
на следующей неделе президента США. До этого уходящий российский
руководитель должен выступить на саммите НАТО, и его речь там,
скорее всего, станет внешнеполитическим финалом правления.
Нежелание оставлять следующему главе государства «хвосты» в виде
начатых и незаконченных проектов – стремление достойное. Но Путин и
Буш находятся в разном положении.
У российского президента, собственно, четких проектов-то и не
было. Если считать таковым абстрактное повышение влияния страны в
мире и внимания к ее позиции, то прогресс налицо. Требований
добиться чего-то конкретного Кремлю не выдвигают, общественное
мнение удовлетворено общим изменением самоощущения и ни на что
большее пока не претендует.
Хозяин Белого дома о подобной непритязательности сограждан может
только мечтать. Ослабление американского лидерства при Буше –
предмет озабоченности всех кандидатов в президенты. Из масштабных
начинаний первых лет нового века ни одно нельзя считать удавшимся
или даже завершенным. И хотя система противоракетной обороны в
Европе – явно не то, о чем каждый американец думает с утра до
вечера, масштабность замысла не позволяет «подвесить» его в
промежуточном состоянии.
Как бы то ни было, под занавес президентств переговоры о ПРО
оживились. Джорджу Бушу, видимо, хочется добиться успеха хотя бы на
этом, пусть и не центральном для его внешней политики направлении.
Владимир Путин, покидая Кремль, похоже, тоже не прочь поставить
более или менее позитивную точку в российско-американских
отношениях. Правда, типичное для межгосударственных отношений
стремление разрешить фундаментальную проблему к какому-то
политическому дэдлайну может увести от ее сути.
Если очистить ситуацию от дипломатических и риторических
наслоений, вопрос, который стоит перед Москвой, заключается в
следующем: соглашаться ли в принципе на существование в будущем
американской системы противоракетной обороны или занимать
непримиримую позицию и не вступать в торг по деталям.
Второй вариант базируется на логике, которая действовала в годы
холодной войны, однако, трудно утверждать, что в новое время она
более не действует. Как заметил в недавнем интервью министр
иностранных дел России Сергей Лавров, в случае с ПРО существенны не
намерения, а потенциал. Мысль, азбучная для любого стратегического
анализа, но ранее в официальных дискуссиях на эту тему она как-то
не звучала. Возможно, потому что, на первый взгляд, подобный подход
доказывает как раз «безвредность» объектов в Чехии и Польше.
Действительно, один радар и десяток противоракет урон российской
обороноспособности не нанесут, о чем не устают твердить и в
Вашингтоне, и в европейских столицах.
Однако странно полагать, что столько копий ломается только для
того, чтобы ограничиться парой скромных сооружений. Это было бы
просто бессмысленно. Вполне очевидно, что конечным результатом
военно-политических и технологических изысканий должно стать
создание действительно универсального щита, способного защитить
Соединенные Штаты от любых ракетных угроз: иранских, пакистанских,
китайских, российских или – представим себе немыслимое –
французских.
В основе договора по ПРО 1972 года (Вашингтон вышел из него в
одностороннем порядке в 2001 году) лежал согласованный отказ СССР и
США от попыток сделаться «неуязвимыми» для ответного ядерного
удара. И это действительно служило краеугольным камнем
стратегической стабильности. Говорить сегодня о «гарантированном
взаимном уничтожении», конечно, абсурдно.
Но при нынешнем уровне всеобщего недоверия в мире едва ли стоит
ожидать, что великие державы, не состоящие в союзнических
отношениях с Соединенными Штатами, с пониманием воспримут их
аргументы об исключительно мирных намерениях при строительстве
щита.
Ясно, что создание эффективной противоракетной обороны – вопрос
неблизкого будущего, если такой проект вообще реализуем. Но при
выработке стратегических решений, как правило, исходят из
неблагоприятных сценариев, даже если они менее вероятны. Контакты
на тему ПРО, которые уже год поддерживают Москва и Вашингтон,
базируются на другом, компромиссном подходе. Заявления Владимира
Путина, обнародованные в июне прошлого года на саммите «восьмерки»
в Хайлигендамме и развитые на саммите в Кеннебанкпорте, по сути,
означали признание обоснованности американской идеи о создании
системы противоракетной обороны. Предложение Москвы использовать
объекты в Габале и Армавире вместо тех, что планируются в Восточной
Европе, Вашингтон справедливо счел запросной позицией. Вдумчивые
эксперты в Америке сразу обратили внимание на главное: предлагая
альтернативу, Россия вступила в дискуссию не о принципе (создавать
ли ПРО), а о деталях (какую ПРО создавать).
Правда, из-за присущего американской дипломатии стремления
получить все и сразу Вашингтон за идею Владимира Путина тогда не
ухватился. Обсуждение шло вяло. Но сейчас, похоже, подход меняется.
И администрация Джорджа Буша заинтересована в том, чтобы достичь
принципиального соглашения с Кремлем. Поскольку если Россия на
каких-то условиях снимет возражения против американской
противоракетной обороны как таковой, это в значительной степени
развязывает руки на будущее.
Вопрос в том, нужно ли это Москве, в особенности сейчас, в
преддверии смены администрации в Вашингтоне.
Приход демократического президента может означать существенную
корректировку отношения к ПРО. Отказ от проекта крайне
маловероятен, однако возможен пересмотр конкретных планов, сроков и
объемов финансирования. Но принципиальный компромисс Буша с Кремлем
избавит будущую администрацию от необходимости принимать неудобные
решения.
Если Джорджа Буша сменит Джон Маккейн, то позиция не изменится,
а стремление к какому-то компромиссу с Москвой будет намного ниже,
по крайней мере, на начальном этапе. Затем необходимость сделки по
ПРО вновь окажется на повестке дня, что, возможно, позволит России
использовать эту проблему для более обширного диалога с новым
президентом США. Если же разрядить атмосферу вокруг ПРО (понятно,
что любая договоренность с Москвой не будет предусматривать отказ
от проекта) удастся нынешнему главе государства, то следующему
американскому лидеру можно смело развивать эту идею.
Как бы то ни было, вступать в торг вокруг противоракетной
обороны, пожалуй, стоит уже со следующим американским
руководителем. Однако прежде надо найти четкий ответ на вопрос о
том, является ли вообще торг о ПРО в нынешних условиях правильным
выбором. Или стоит дождаться ситуации, когда стороны
продемонстрируют большую способность к содержательному обсуждению
мировых событий.