В Германии приступает к работе новое правительство. Неожиданностей нет, три партии – социал-демократы, либералы и «зелёные» – договорились так, как, собственно, и должны были договориться. Каждый получил наиболее желанное, поступившись менее ценным. У нас, естественно, наибольшее внимание привлекла личность нового министра иностранных дел Анналены Бербок, сопредседателя партии «Зелёные»/«Союз-90». Эта политическая сила, как и данный конкретный политик, известны резко критическим отношением к российской политике и к любым проектам, с Россией связанным. Ждать ли нам перехода ещё на одну ступеньку вниз в связях с Германией, которые и так весьма запутались?
Драматические перемены вряд ли ожидают. Конечно, глава МИДа, как и её коллега из руководства партии Роберт Хабек, возглавивший новое суперминистерство климата и экономики, займут весомые посты и получат возможность проводить в жизнь свои взгляды. Но коалиционная политика имеет свои особенности: невозможно в чистом виде делать то, что хочется. Надо приспосабливаться к иным мнениям. В этом смысле наличие трёх партий, а не двух, как в предыдущих кабинетах, заставит всех постоянно быть начеку. Конструкция и так хрупкая, зачем её дополнительно шатать. Первые сигналы свидетельствуют о том, что «зелёные» это понимают: будучи противником «Северного потока – 2», партия высказалась против очередных санкций, которые обещают США. Мол, это наша проблема, а не ваша.
Вообще, стоит вспомнить, что «зелёные» возникли когда-то на рубеже семидесятых и восьмидесятых годов как партия левацкая, антивоенная и решительно антиамериканская. Точнее, антиимпериалистическая, что в тогдашнем левом обиходе было синонимом противодействия Вашингтону. С тех пор, конечно, много воды утекло, в единой Германии «зелёные» объединились с бывшими восточногерманскими правозащитниками, что придало партийной линии либеральный и антисоветский флер. Отсюда и очень активная позиция не только по экологическим вопросам, но и по теме гражданского общества в странах, которые на Западе считают недемократическими, в том числе по России. И данная проблематика, вероятно, будет теперь занимать в риторике министерства иностранных дел Германии ещё более видное место, хотя и социал-демократ Хайко Маас проявлял к ней склонность.
Однако риторика того или иного ведомства (даже профильного) не всегда является индикатором действительно проводимой политики. В Германии укоренена традиция сильных канцлеров, формальные полномочия которых подкреплены неформальными возможностями и авторитетом. Это всегда касалось и внешней политики, даже в периоды, когда пост министра занимал такой титан, как Ганс-Дитрих Геншер или всеми уважаемый тяжеловес Франк-Вальтер Штайнмайер. Ну а уж во времена министров менее ярких ведомство федерального канцлера точно не снимало рук с пульса.
Сейчас эта тенденция только укрепляется, потому что в современных условиях роль министерств иностранных дел снижается структурно. Международные дела настолько теперь переплетены с домашними и зачастую так на них влияют, что заниматься ими надо на высшем государственном уровне. Это в основном и происходит – повсеместно. Так что нет особых оснований предполагать, что Олаф Шольц откажется от такого важного рычага управления, перепоручив его зажигательным коллегам из экологического блока.
Впрочем, вопрос не только и не столько в персоналиях или расстановке сил внутри правительства.
Ссылаться сейчас на «Восточную политику» полувековой давности или разнообразные интеграционные и модернизационные начинания начала 2000-х годов смысла уже нет. Первая выполнила свою задачу (объединение Германии) и отбыла в анналы истории. Вторые исходили из перспектив таких российско-европейских связей (нереализуемых, как оказалось потом), от которых не осталось и следа. Соответственно, рамочные условия отношений надо искать в менее конъюнктурных причинах.
Энергетические отношения составляли фундамент контактов с конца шестидесятых годов прошлого века. В какой-то момент показалось, что этот потенциал исчерпывается. С одной стороны, появление транзитных стран, не предусмотренных изначальным дизайном, и связанных с ними проблем. С другой – все более амбициозные цели Европы по безуглеродному будущему.
Но тут оказалось, что именно в такой ситуации возрастает ценность надёжности – поставок, договорённостей, взаимопонимания. А надёжность тем выше, чем проще схема отношений. Отсюда и стремление обойти строптивых транзитеров и обеспечить бесперебойный поток сырья. Оба пункта противоречат провозглашаемой политике, зато создают подушку безопасности, которая Германии сейчас остро необходима. Прежде всего по той причине, что Европа вступает в эпоху кардинальных изменений, уже вне зависимости от того, хочет она их или нет. Они уже начались вокруг и внутри Старого Света. И Германия как объективный лидер Европейского союза никуда не денется от того, чтобы быть не просто адресатом этих перемен, но и их регулятором. Результат не гарантирован, подспудно это все понимают, и потому подушка безопасности, о которой шла речь выше, становится гарантией выживания.
Российская газета
