22.05.2007
Россия — ЕС: О пользе мух
Колонка редактора
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 

AUTHOR IDs

SPIN RSCI: 4139-3941
ORCID: 0000-0003-1364-4094
ResearcherID: N-3527-2016
Scopus AuthorID: 24481505000

Контакты

Тел. +7 (495) 980-7353
[email protected]

Федор ЛукьяновВстреча в верхах России и Европейского союза,
прошедшая в конце минувшей недели в Самаре, расценена как самая
серьезная неудача за все время взаимоотношений. И все же она была
принципиально важна. Саммит знаменовал собой конец эксперимента,
который в последние полтора-два года поставили Москва и ведущие
европейские столицы. Его целью было проверить, возможны ли
стабильные и выгодные отношения на сугубо прагматической основе
размена обоюдных интересов и без стремления гармонизировать
ценностную базу. Иными словами, как говорил несколько лет назад по
другому поводу президент России, “мухи — отдельно, котлеты —
отдельно”. Но “котлеты” — вперед.

Дрейф от ценностей

На протяжении первых 10 лет совместной истории (после 1994 г.,
когда было подписано ныне действующее соглашение о партнерстве и
сотрудничестве) и Россия, и ЕС исходили из того, что их связывают
не только обширные экономические связи, но и приблизительно
одинаковое понимание того, как ведет себя современное
демократическое государство.

Формальным выражением этого служил тезис о наличии “общих
ценностей”. На практике он отражался в более или менее острой
полемике о том, насколько Россия соответствует европейским
политико-гуманитарным образцам. Кремль, как правило, негативно
реагировал на критику, звучащую из Европы, однако диалог не
прерывался. Эта утомительная дискуссия составляла неотъемлемую
часть взаимодействия России и Евросоюза. Другой его частью была
работа по расширению экономического сотрудничества, заметно
активизировавшаяся при президенте Путине.

Сырьевая конъюнктура придала уверенность производителям
углеводородов и усугубила нервозность потребителей. Энергетика
становилась все более актуальной, а повышение российской самооценки
и внутриполитические изменения добавляли остроты во
внеэкономическую дискуссию. Когда к факторам, отягощающим
отношения, добавились еще и геополитические по своей сути конфликты
на постсоветском пространстве, экономическая заинтересованность
вступила в очевидное противоречие с идейно-политическими
разногласиями. Москва больше категорически не хотела слушать
наставления. ЕС же не мог понять, как обходиться с Россией, которая
необходима, но двигается не туда, куда рассчитывали.

Спасительный прагматизм?

И тогда (а случилось это где-то в середине 2005 г.) на помощь
пришел спасительный прагматизм. Раз мы так нужны друг другу, но
настолько расходимся во взглядах, давайте вынесем за скобки эти
самые взгляды, т. е. систему ценностей, и сосредоточимся на
взаимной выгоде. Россия давно настаивала на такой модели, а теперь
и Европейский союз, для которого ценностная риторика весьма важна,
счел за благо от нее отступить.

Символом новой эпохи стало соглашение о строительстве
Северо-Европейского газопровода, подписанное в сентябре 2005 г. в
присутствии лидеров России и Германии. С этого момента и примерно
до конца прошлого года визиты российского лидера в государства
Евросоюза концентрировались на энергетике. ЕС же почти прекратил
высказываться на темы российской демократии, что особенно бросалось
в глаза на фоне нарастающей критики из Вашингтона. Иными словами,
провоцирующий гуманитарный навес убрали, а с ним должны были
исчезнуть и препятствия для выгодной всем коммерции.

Результаты мы имеем сегодня. Оказалось, что неэкономическая
составляющая играла роль подушки, которая принимала на себя
конфликтный потенциал. Этот амортизатор смягчал общий негатив и
балансировал отношения. Когда его не стало, все разногласия
обрушились на сферу экономики, где хватает своих объективных и
неизбежных противоречий. Так что вместо прагматического отделения
“мух” от “котлет” возник эффект резонанса, когда поводы для
недовольства накладываются и усиливают друг друга.

Сознательное исключение ценностного компонента свело на нет
попытки (не слишком успешные, но все-таки имевшие место) наладить
взаимопонимание. У сторон не осталось общего понятийного аппарата,
который формирует коммуникация на “абстрактные” темы.

Интеграционное предложение

Идея обмена активов (участие европейских компаний в российской
добывающей отрасли в обмен на доступ “Газпрома” к рынку сбыта ЕС),
по сути, представляет собой серьезное интеграционное предложение,
способное заложить основу принципиально нового будущего.

Для России и Европейского союза оно потенциально способно стать
тем, чем для держав Западной Европы (Франции, Германии, Италии и
стран Бенилюкса) было в начале 1950-х Объединение угля и стали. То
есть прообразом глубокой интеграции, фундамент которой — создание
устойчивой обоюдной зависимости и механизма совместного развития в
стратегической отрасли, которая ранее генерировала конфликты.

Но для этого требуется взаимопонимание. Точнее, рационально
согласованные правила поведения, необходимые для эффективного
взаимодействия. Именно это и есть те самые “общие ценности”, от
которых так решительно отмежевывается Москва. Они возникают в
процессе диалога, пусть и очень тяжелого, по широкому кругу
вопросов, а не ожесточенного торга по конкретным коммерческим
аспектам. В отсутствие же этого многообещающая экономическая идея
из стимула к сближению превращается в источник конфликтов и
конкуренции. Эксперимент по прагматизации дал однозначный результат
— второй саммит подряд заканчивается ничем.

Почему Россия не Китай

Возникает резонный вопрос: зачем нам вообще интеграционные
проекты с Европейским союзом? У КНР никогда не будет “общих
ценностей” с ЕС, между тем Пекин является его очень крупным и очень
желанным экономическим партнером.

Секрет в нашей психологии. Китаю совершенно все равно, что о нем
думают европейцы и кто бы то ни было. Россия же, декларируя
самодостаточность, постоянно ждет, что Европа по достоинству оценит
ее, признает ее значение. Именно поэтому отношения настолько
эмоционально насыщенны.

Отвергая ценности в пользу прагматизма, Москва тем не менее
требует, чтобы Европа разделила с ней ценностный подход. Ведь
именно в этом суть конфликтов с новыми членами ЕС вокруг трактовок
прошлого. Россия возмущена тем, что кто-то иначе видит исторические
события и выносит иные моральные оценки. Казалось бы, коль скоро мы
выбираем бизнес, почему бы не проигнорировать восточноевропейских
“пигмеев” и не продолжить окружать их нашими трубопроводами и
скупать иностранные активы?

Но хранить бесстрастность не получается, и это естественно, ибо
национальные государства тем и отличаются от корпораций, что
руководствуются не только холодным расчетом, а сложной
совокупностью различных мотивов, далеко не все из которых
рентабельны. Для нормального развития нужна гуманитарная, идейная и
политическая составляющие, в отсутствие которых невозможна и
нормальная коммерция. Что и доказывает нынешнее состояние отношений
России и Европейского союза.

| Ведомости