То, что за годы президентства
Владимира Путина позиции России в мире серьезно укрепились,
отрицать бессмысленно. Это очевидный факт. Сегодня присутствие
Москвы на международной арене ощутимо куда больше, чем пять, а тем
более восемь лет назад.
Однако дальше начинаются разночтения. Прежде всего – между тем,
как мы сами видим масштабы роста нашего влияния, и тем, как его
оценивают другие субъекты международных отношений – те, на кого мы,
собственно, влияем.
Автору этих строк приходится часто бывать на конференциях,
посвященных различным аспектам международного развития. Делятся
мероприятия на две категории. Первая – те, что посвящены отношениям
с Россией (в том числе, энергетическим) и проблемам постсоветского
пространства. Присутствуя там, преисполняешься чувством собственной
значимости. Тональность заметно изменилась.
Услышать о России нечто позитивное трудно, но отношение не в
пример серьезнее, чем раньше. Иногда российскую политику и действия
Москвы попросту демонизируют. Хорошего мало, зато не упрекнешь в
игнорировании, что так раздражало отечественную элиту еще несколько
лет назад.
В общем, с этих заседаний выносишь понимание того, сколь мы
теперь весомы и насколько далеко ушли от прежнего вежливого
равнодушия и ненавязчивых поучений в свой адрес.
Второй тип конференций касается глобального развития,
общемировых проблем. И тут постоянно возникает неприятное чувство –
а почему про Россию-то забыли? На подобных мероприятиях, проходящих
у нас, Россия, само собой разумеется, давно фигурирует как один из
лидеров будущего мироустройства. Мы сами охотно ассоциируем себя с
группой БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай), которую компания
«Голдман Сакс» еще в 2003 году провозгласила флагманом мировой
экономики середины текущего столетия. Участие в неформальном
сообществе незападных великих держав, противодействующих «мировой
гегемонии», очень греет душу. К тому же все эти страны, как и
многие другие развивающиеся государства, демонстрируют темпы роста,
которые очень выигрышно смотрятся на фоне жалких процентов США и
Западной Европы. Однако вне России складывается впечатление, что
принадлежность нашей страны к этой группе будущих лидеров всем
остальным неочевидна. Когда идут дискуссии о масштабном
перераспределении сил в мире, в центре внимания Китай и Индия.
Обсуждаются перспективы интеграции Дели и Пекина в глобальный
мировой порядок, то, как их дальнейший рост повлияет на общую
ситуацию – экономическую, климатическую, геополитическую (именно в
таком порядке). Более того, сами китайские и индийские участники
если и упоминают Россию, то лишь мельком, как сопутствующее
обстоятельство.
Контекст, в котором присутствуют Китай и Индия, в целом
позитивен. По крайней мере, публично. Речь идет об открывающихся
возможностях и о том, как их использовать. Россия же чаще
представляется в качестве угрозы или, как минимум, фактора,
чреватого осложнениями.
Бросается в глаза и различие повесток дня – в России охотно
обсуждаются, например, геополитика и нарастание роли военной силы,
в Европе же ни дня не проходит без дискуссий об изменении климата и
социальных моделях.
Допустим, подобное невнимание и предвзятость к России – инерция
недавнего прошлого и следствие пока еще не изжитого
покровительственного подхода. В конце концов, уважительного
интереса Китай тоже добился не сразу, а после многих лет
устойчивого роста и сбалансированного развития. Несколько лет назад
Запад был склонен скорее предрекать крах китайской модели, либо
усматривать в ее успехе предпосылку к конфронтации. Индия тоже
удостоилась похвал относительно недавно.
Однако и Пекин, и Дели к прежней ситуации относились спокойно.
Потому что у них не было, да и сейчас нет истинно глобальных
амбиций. Статус региональных держав с растущим потенциалом их
устраивает, по крайней мере, пока.
Москва региональным калибром не удовлетворяется, а претендует на
большее. Вообще, феноменом постсоветского развития стало то, что
Россия попросту не умеет быть державой регионального уровня.
Те инструменты, что есть в ее распоряжении, применимы в
общемировой политике, но контрпродуктивны в отношениях с соседями.
И как-то укреплять позиции в ближайших странах Россия начала только
тогда, когда вновь стала играть в «высшей мировой», а не в
«местной» лиге.
Как всякая держава, возрождающаяся после глубокого упадка,
Россия критикует миропорядок и стремится его изменить. Такие же
устремления распространены среди быстро развивающихся стран
«третьего мира», в том числе среди участников пресловутого БРИК.
Еще больше нас роднит с ними антиколониальный пафос, повторяющийся
в высказываниях отечественных политиков – президента Путина,
министра иностранных дел Лаврова и других. Обвинения западных стран
в «колониальном мышлении» стали частыми, что несколько странно
слышать из Москвы, которая сама еще не пришла в себя от потери
имперского статуса и тоскует по утраченному.
Однако идеи, которые «флагманы будущего» излагают в качестве
альтернатив западным моделям, Москве не подходят.
Например, в Бразилии очень любят говорить об «альтернативной
глобализации» – справедливой и социально приемлемой. Один из
постулатов – свободу торговли следует переосмыслить, в ее основе
должна лежать свобода передвижения не только денег, как сейчас, и
даже не товаров, как давно добивается «третий мир», в том числе в
рамках зашедшего в тупик Дохийского раунда ВТО, а людей. Поскольку,
мол, абсурдна ситуация, при которой деньги не признают рубежей и
расстояний, а люди заперты в национальных границах.
Казалось бы – здорово, мы только «за». Сами сражаемся за
облегчение визового режима и допуск на рынки. Но если вдуматься, то
для России – страны, в которой наблюдается дефицит населения при
избытке территорий и ресурсов, реализация такой идеи грозит лавиной
мигрантов из трудоизбыточных стран и размыванием национальной
идентичности. То есть, в этом смысле мы на стороне Запада, который
ломает голову над тем, как, не разрушая демократию и удовлетворяя
потребности в рабочей силе, ограничить приток чужаков. И очень
любопытно было бы узнать мнение об «альтернативной глобализации»
наших правоохранительных органов.
Реальна ли роль независимого центра силы по соседству с почти
полуторамиллиардными (в обозримом будущем) гигантами Китаем и
Индией? А если да, то как, в опоре на кого поддерживать необходимый
для этого паритет? В чем фундаментальные (а не вызванные
трудностями становления и нового взаимного познания) расхождения с
Европой, преодолимы ли они? Неизбежно ли соперничество с США и при
каких условиях возможно совпадение интересов и объединение усилий?
Наконец, как наиболее эффективно использовать природный потенциал,
чтобы не превращать его в яблоко раздора и предмет всеобщей
конкуренции, который будет расшатывать страну?
Дальнейшее возрастание роли России в мире невозможно без
трезвого осмысления своего места и веса.
Когда мы сами сможем ответить на эти вопросы, изменится и
тональность международных конференций.
