Ким Чен Ын назвал Южную Корею самым враждебным государством и заявил, что ни о каком объединении Севера и Юга речи быть не может. Что это: объявление войны или просто признание очевидного? Какие перспективы сотрудничества есть у России и КНДР? Может ли стать дочь Ким Чен Ына генералиссимусом? Об этом Фёдору Лукьянову рассказал профессор Андрей Ланьков в интервью для программы «Международное обозрение».
Фёдор Лукьянов: Довольно много сейчас передают цитат руководителя КНДР, в частности о том, что необходимо зафиксировать отношения с Южной Кореей исключительно враждебные, что ни о каком объединении речь уже больше не идёт. Значит ли это, что что-то меняется?
Андрей Ланьков: На уровне идеологии, конечно, – это разворот на 180 градусов. Правда, надо учесть одно маленькое обстоятельство: даже в то время, когда на уровне официальной риторики речь об объединении шла, это была пустая официальная риторика. Обе стороны это отлично понимали.
Отчасти это была дань некоторым догмам общекорейского национализма, отчасти – идеологическая инерция, потому что, разумеется, и в былые времена ни о каком объединении Севера и Юга речи не шло. Это не соответствует интересам ни северо-, ни южнокорейской элиты по меньшей мере, возможно, и общества, но элиты – точно. У подобного объединения нет прецедентов.
Так что слова Ким Чен Ына – просто признание очевидного, и, скажем прямо, очень запоздалое. Отказ от лицемерной риторики. Насколько это всё повлияет на реальную политику? Видимо, влияние будет довольно скромным – именно в силу того, что риторика, от которой сейчас отказываются официально и открыто, никогда не воспринималась всерьёз. Соответственно, на серьёзную политику она влияла минимально.
Да, произойдёт бюрократическая реорганизация. Да, отношениями с Южной Кореей станут заниматься в северокорейском МИД, а не в целой системе специально под это созданных организаций. Да, в северокорейской печати начнут называть Южную Корею, используя её официальное самоназвание – это, кстати, очень важно с точки зрения идеологии. Но на реальную политику это повлияет довольно мало. Никакого объединения, кроме военного, путём захвата, завоевания, никогда толком не стояло на повестке дня. Это действительно два государства, и отношения между ними в настоящее время враждебные.
Фёдор Лукьянов: Это касается и Южной Кореи тоже? То есть никаких иных идей там быть не может?
Андрей Ланьков: Скажем так, поскольку Южная Корея несравнимо более плюралистическая, это общество, где возможны разные точки зрения, а не только одна единственно верная и официальная, то какие-то представители радикальной левой интеллигенции – профессора, условно говоря, бывшие студенческие активисты и так далее – наверное, всерьёз верили и верят в возможность мирного объединения. Однако те, кто принимает реальные решения, кто определяет политику Южной Кореи, разумеется, никогда эти разговоры всерьёз не принимали.
Фёдор Лукьянов: Существует, судя по всему, реальная перспектива того, что президентом США станет человек, который встречался с Ким Чен Ыном и, более того, уже заявил, что если станет президентом, то к своей линии вернётся. Ждут ли этого в Пхеньяне и зачем?
Андрей Ланьков: С точки зрения Пхеньяна, Дональд Трамп был, с одной стороны, угрозой, а, с другой, надеждой. Угрозой – потому, что существовала некая вероятность того, что Трамп может отдать распоряжение о применении военной силы против северокорейских объектов, если северокорейцы не пойдут на уступки. Это было более чем ощутимой угрозой в 2017–2018 годах. С другой стороны, именно в силу нетрадиционности своего подхода и крайнего изоляционизма Трамп может пойти на сделку, признав де-факто Северную Корею ядерной державой, разумеется, при условии определённых уступок со стороны Северной Кореи. Например, в случае отказа от испытаний ядерного оружия и, главное, демонтажа существующего оборудования в Вашингтоне не будут возражать против того, что КНДР сохранит какой-то ядерный потенциал, включая и средства доставки, и готовые к использованию ядерные заряды. В обмен на это Соединённые Штаты, скажем, не будут возражать против снятия санкций в Совете Безопасности ООН, а если США выступят с такой инициативой, санкции будут сняты немедленно. То есть фактически это обмен замораживания, приостановки северокорейской ядерной программы на приостановку санкционного режима. Этот обмен, собственно говоря, северокорейцы предлагали. И многие в США, понимая, что официальная обстановка на абсолютное и безусловное ядерное разоружение нереальна, не возражают против такого поворота. И эти люди, кто не возражает, это в основном окружение Дональда Трампа.
Фёдор Лукьянов: Министра иностранных дел КНДР, прибывшего в Россию с визитом, принимал президент – очень высокий уровень. Можно ли говорить о том, что 1) наши отношения выходят на какой-то качественно иной уровень; 2) как написал один из авторов у нас в журнале, что закончилась или заканчивается «эпоха стратегического одиночества КНДР»?
Андрей Ланьков: Я бы не согласился ни с первым, ни – отчасти – со вторым. Да, произошли определённые изменения. Однако, если мы посмотрим на историю советско-северокорейских, а потом и российско-северокорейских отношений, мы увидим очень похожую картину, как время от времени предпринимались определённые попытки, направленные на оживление торговли, на резкое увеличение объёмов торговли. Все эти попытки в целом оканчивались неудачно.
Причина очень проста. Если говорить о структуре экономик России и Северной Кореи, они структурно несовместимы. Те товары, которые северокорейцы умеют производить хорошо и достаточно дёшево и, соответственно, продавать на мировом рынке, для российской стороны не представляют интереса. Речь идёт о полезных ископаемых, рыбе и прочих морепродуктах, некоторых товарах лёгкой промышленности. Есть одно важное исключение – это рабочие.
Северокорейские рабочие на территории России находятся с 1946 г. практически беспрерывно, обычно это единовременно несколько десятков тысяч человек. Сейчас, конечно, потребность в рабочей силе в России очень велика, и северокорейские рабочие – это идеальные рабочие. Они держатся «особняком», не вступают в конфликтные, да и вообще в какие-либо отношения с местным населением. Не то чтобы совсем ни в какие, но очень мало. Они смертельно боятся любых конфликтов с российской полицией, потому что за это их накажут по северокорейским законам, которые куда более суровы, да и само возвращение домой – это наказание. Часто говорят, что они якобы «рабы». Так вот, тяжелейшее наказание «рабу» – это быть отпущенным на «свободу», потерять право на занятие «рабским» трудом, потому что это, конечно, самая высокооплачиваемая часть корейских рабочих. Это рабочая аристократия, супераристократия. За три-четыре года работы в России можно собрать денег на то, чтобы начать небольшой бизнес у себя, а мелкий бизнес там существует и даже процветает. Так что это одно возможное направление.
Второе направление возможного сотрудничества – это логистика. Сейчас российская компания (дочерняя компания РЖД) имеет собственные мощности, собственное оборудование в порту Раджин для отправки в основном угля, конечно. В этом направлении тоже какая-то работа может идти, потому что – да, нужны рабочие, рабочих рук сейчас в России не хватает, и да – перегружены порты восточного побережья. Порт Раджин соединён линией широкой российской колеи (там двойная колея 54 км) с российской железнодорожной сетью, и он может использоваться для того, чтобы слегка снизить нагрузку на Владивосток. Там не очень большие возможности, но какие-то есть. Такие проекты тоже могут быть осуществимы.
Все остальные проекты – тут вопрос политического решения Москвы. То есть если в Москве решат, что по политическим соображениям эти проекты нужно субсидировать из нашего бюджета, тогда они будут живые. Они слегка убыточны, всегда были убыточны. Не все, но бóльшая часть проектов с Северной Кореей держались на плаву (и в советские времена, и позже) только постольку, поскольку советский, а потом российский бюджет их субсидировал. Без субсидий в большинстве областей сотрудничество крайне затруднено.
Есть ещё военные отрасли, я бы о них предпочёл не говорить отчасти потому, что о них мало что известно. Если бы каким-то чудом я знал, я бы тоже не стал говорить по понятным причинам, но скажу только то, что в краткосрочной перспективе такое сотрудничество возможно, в долгосрочной – не уверен.
Фёдор Лукьянов: А по поводу «конца стратегического одиночества»?
Андрей Ланьков: Дело в том, что всё тут упирается в то же самое. Готова ли Россия, или Китай, или другие страны активно поддерживать Северную Корею? Применительно к Китаю сомнений нет. Китай готов это делать, так что «конец стратегического одиночества» – это по меньшей мере наполовину так. Но это не связано с переменами в российско-северокорейских отношениях. Если Россия начнёт субсидировать, если наше руководство решит, что имеет смысл это делать, тогда да, будут более активные отношения, но пока, повторяю, на это не очень похоже.
Китай – это другое дело. Китаю стабильная Северная Корея нужна как буферная зона, которая позволяет держать американские войска, и не только войска, подальше от китайских границ. Для них, например, важно затруднить ведение технической разведки над территорией Китая и так далее, поэтому для китайской стороны Северная Корея является стратегическим буфером. Они её, в общем, настроены держать на плаву и вкладывать туда деньги. Будет ли такая же позиция принята Россией – не знаю, я сомневаюсь, но всякое бывает.
Фёдор Лукьянов: Это больше по части «бульварных» новостей, но тем не менее сейчас раскручивают эту тему с дочерью Ким Чен Ына, которую готовят в преемницы. Есть основания об этом говорить?
Андрей Ланьков: Однозначно есть. Уверенности нет, основания – есть. Когда примерно двенадцатилетняя (точно возраст неизвестен) девочка сидит в комфортабельном кресле, в котором сидят только руководители страны специального типа, а за ней на вытяжку в полной парадной форме стоят генералы; когда генерал-полковник, преклонив перед ней колено что-то почтительно шепчет ей на ушко, и это не просто снимает северокорейская пресса, которая никогда не будет снимать ничего связанного с семьёй Кима без специального решения, но ещё и публикует у себя, а потом, соответственно, и в международных материалах, – я думаю, тут всё совершенно очевидно.
В Корее все в целом понимают, что в стране, несмотря на всю неформальную риторику, существует абсолютная монархия. И, в общем, все внутри страны ожидают, что рано или поздно Ким Чен Ын передаст власть кому-то из своих детей. Если он не собирается передавать власть этой девочке (которую обычно называют Ким Чжу Э, но мы не на 100 процентов уверены, что это её настоящее имя), то устраивать вот такие эффектные политические представления он бы, конечно, не стал. То есть, скажем так, это вариант. Он рассматривается.
Конечно, девочка маленькая. Она может сделать что-то, что не понравится отцу, с основаниями или без. Её начали учить на высшего руководителя, на будущего маршала и генералиссимуса. Ну, а что, с двенадцати лет вполне можно. Она ещё не генералиссимус, но с большой вероятностью им станет.
Фёдор Лукьянов: Записали в полк, как раньше.
Андрей Ланьков: Да, её записали в гвардейский Семёновский полк.
