На ежегодной пресс-конференции, посвященной состоянию российской внешней политики, глава МИД РФ Сергей Лавров весьма определенно высказался по поводу ситуации, которая сложилась вокруг Сирии. По словам министра, западные страны «категорически настаивают» на исключении из проекта резолюции СБ ООН фразы о том, что «ничто в ней не может быть интерпретировано как позволяющее применять силу». При этом он признал, что «если кто-то вознамерился любой ценой применить силу, а мы уже слышим призывы ввести какие-то арабские войска в Сирию, то едва ли мы сможем воспрепятствовать, если уж кто-то очень захочет что-то подобное сделать. Но пусть это происходит по их собственной инициативе, пусть это будет на их совести. Никакого уполномочивания от Совета Безопасности (ООН) они не получат». Кроме того, глава внешнеполитического ведомства отказался комментировать российские поставки оружия Дамаску, отрезав, что ВТС с Сирией находится в полном соответствии с международным правом.
Это, пожалуй, до сих пор наиболее четкое и компактное изложение позиции Москвы по одному из самых острых сегодня международных кризисов. И она неплохо фиксирует основную тамошнюю коллизию.
В Сирии идет гражданская война, при этом понять, что представляют собой силы, противостоящие режиму Асада, затруднительно.
Даже в Ливии, где ситуация изначально тоже была невнятной, постепенно повстанческое движение стало обретать форму некой структуры. В сирийском случае все, в том числе и Россия, ведут диалог с какими-то оппозиционными представителями, но неясно, кто хотя бы относительно правомочен и кто что контролирует. Можно только догадываться, что действуют различные группы, большинство из которых пользуется поддержкой тех или иных внешних сил.
Сама по себе сирийская коллизия имеет два аспекта — внутренний и региональный. Хотя состав внутренних протестов неочевиден, их механика как раз понятна. Меньшинство, которое на протяжении очень долгого времени управляет большинством — когда силой и репрессиями, когда хитростью и балансированием, обречено на то, чтобы рано или поздно столкнуться с серьезным вызовом снизу. Волна в соседних странах стала катализатором недовольства, которое созрело в сирийском обществе. И с этой точки зрения система, выстроенная за 40 лет правления клана Асадов, не может сохраняться неопределенно долго.
Региональный аспект связан с общим изменением геополитической расстановки сил, которая происходит по мере усугубления «арабской весны».
Суннитские монархии региона во главе с Саудовской Аравией увидели в ней шанс взять реванш за события первой половины 2000-х годов, когда вторжение США в Ирак и уничтожение Саддама Хусейна привело к резкому усилению Ирана и шиитской ветви ислама. Дамаск — опорный союзник Тегерана, и устранение от власти алавитского (то есть близкого к шиитам) режима будет означать крупный успех Эр-Рияда и его союзников.
Запад, как водится, выступает на стороне «народа, восставшего против диктатуры», тем более что Асад в отличие, например, от Мубарака не был тесным партнером и тем более союзником США и Европы. К тому же сирийский фронт и там воспринимается как элемент давления на Иран, что сегодня более чем актуально.
Все это вместе создает коллизию, от исхода которой зависит больше чем просто судьба режима Асада. Речь идет о мотивах, принципах и механизмах принятия крупных международных решений.
Опыт 2000-х годов научил великие державы (прежде всего США), что игнорирование Совета Безопасности ООН чревато издержками — не только репутационными, но и военно-политическими. Ливийская операция проведена в полном согласии с процедурой благодаря позиции России и Китая, которые не стали накладывать вето. Результат известен: формально легитимная акция наполнилась другим содержанием, превратившись в смену режима якобы в соответствии с волей Совбеза.
Ливийская кампания содержала три ключевых аспекта, которые делают ее модельной. Первый ключ — беспрецедентно расплывчатая резолюция, совсем не похожая на то, что обычно выходит из-под пера ооновских юристов. Документ, допускающий настолько расширительное толкование, был подготовлен, как теперь ясно, сознательно. Почему с этим согласились Москва и Пекин, а также другие участники БРИКС — вопрос отдельный, но, одобрив такую резолюцию, они фактически дали зеленый свет полномасштабному военному вторжению, и странно делать вид, что этого не понимали. Второй ключ — инициатива исходила от Лиги арабских государств, то есть профильной региональной организации. Когда все соседи дружно требуют принять меры, остальным трудно возражать: им-то виднее. Наконец, третий ключ — основное бремя кампании, хотя она и проводилась под эгидой НАТО, несли на себе отдельные страны, имевший ярко выраженные конкретные интересы.
В сирийском случае видно стремление воспроизвести ту же схему, но обстоятельства не идентичны. Во-первых, группа стран ясно выразила неприятие размытых формулировок — именно об этом говорил Лавров, и Москву поддерживают другие члены БРИКС. Во-вторых, ЛАГ не настолько едина, как было в случае с Каддафи.
С ливийским диктатором, который всю жизнь задирал кого-то из соседей, рады были рассчитаться все, а в антисирийской кампании не участвуют как минимум Алжир, Ирак и Ливан, колеблется Египет.
Дамаск не провинциальный Триполи, это один из исторических центров арабского мира, и надо обладать очень твердой решимостью для того, чтобы, например, наносить по нему воздушные удары. Причем, и это третий фактор, делать это, если до того дойдет, придется самим государствам региона, США и Европа, со скрипом одолевшие джамахирию, не намерены брать на себя такой груз.
Впрочем, желающие повоевать в этой части мира есть. Призыв ввести арабские войска в Сирию прозвучал из уст эмира Катара, а в Турции давно обсуждаются сценарии создания «буферных зон», иными словами, вторжения на соседнюю территорию. Стоит вспомнить, что Турция обладает второй по силе армией в НАТО, а в условиях продолжающегося оттеснения военных от политического влияния, что последовательно реализует правительство Эрдогана, занять генералов важной операцией было бы самое время.
Как бы то ни было, решающее слово сейчас за Лигой арабских государств, точнее, за ее наблюдателями, которые должны доложить о ситуации в Сирии. Если ответственность за происходящее целиком будет возложена на власти, ЛАГ обратится в Совбез ООН с просьбой принять меры, и там, как следует из заявлений российского министра, возникнет клинч. И тогда встанет вопрос о том, решатся ли страны региона при поддержке Запада на активное вмешательство в Сирии без санкции СБ. Хотя подобное бывало раньше, нынешний случай станет во многом прецедентным. Так, если в Ираке имела место просто оккупация сверхдержавой проблемной страны, то здесь может быть реализована многоуровневая схема делегирования полномочий по урегулированию регионального кризиса локальным игрокам. Впрочем, как Ирак принес совсем не тот результат, на который рассчитывали организаторы кампании, так и сирийская операция чревата непредсказуемым исходом.
Тем более что на сей раз создается впечатление, что не Вашингтон направляет своих союзников в регионе на решение нужных задач, а, наоборот, региональные державы (прежде всего Саудовская Аравия) втягивают Америку в конфликт, нужный прежде всего им.
