Пандемия – мощнейший катализатор. Всё, что делалось до этого из политических и экономических соображений, становится санитарно-гигиенической необходимостью. Триумф суверенитета? И да, и нет. Да, потому что на площадке, где суетились разные игроки, остался один – государство. Нет, потому что именно в этот момент каждое государство проходит проверку на прочность и не каждое её пройдёт.
Профессор Питер Хеннесси из Лондонского университета, который занимается историей государственного управления, написал: новейшая история, делившаяся на «до» и «после» войны, превращается в «до» и «после» вируса. Вероятно, преувеличение, но правильно указывает направление размышлений. Мировая война – комплексный кризис, влияющий на само функционирование государства и общества. И речь о переменах такого масштаба.
Сомнения в таком прогнозе появились давно. XXI век с самого его начала превратился в череду кризисов.
О ренационализации международной жизни и возвращении стержневой роли государства заговорили по разным поводам – от необходимости противодействия терроризму до гарантий стабильности банков и управляемости рынков.
К середине 2010-х тренд оформился в политическое течение – подъём сторонников суверенизации. Лозунг британского «Брекзита» «Вернуть контроль!» стал боевым кличем тех, кто винил в своих проблемах глобализацию и отрыв элит от «почвы». А мировым лидером их стал президент США Дональд Трамп, который перенастроил мировую повестку на «каждый за себя». Пандемия – мощнейший катализатор. Всё, что делалось до этого из политических и экономических соображений, становится санитарно-гигиенической необходимостью.
Триумф суверенитета? И да, и нет. Да, потому что на площадке, где суетились разные игроки, остался один – государство. И все обращаются только к нему, ожидая адекватных мер. Альтернативы отсутствуют. Как сейчас принято говорить, от слова совсем. Нет, потому что именно в этот момент каждое государство проходит проверку на прочность и не каждое её пройдёт.
Скандинавские страны – образцовые демократии, но там всё делается чётко и при необходимости жёстко. Обнаружатся и авторитарные режимы, которые завалят тест. Качество государства зависит не от формы правления, а от эффективности его организации и общественной солидарности.
Вопрос о кооперации между государствами, по сути, даже не возникает – все считают собственные ресурсы. Повсеместно, но самый яркий пример – Евросоюз. Общеевропейские институты притихли, в критический момент обнажилось, насколько вспомогательная роль им отводится.
Мишура последней четверти века, когда на волне экспансии расцвела риторика о солидарности и общих ценностях, осыпалась, лишь только на кону оказались жизненные интересы стран и их жителей.
Ни к ценностям, ни к институтам не апеллируют. Не до того. А ведь Европа – вершина интеграционных объединений, образец.
Значит ли это, что мир безвозвратно погружается в эгоистическую анархию? Опять – и да, и нет. Да, потому что само понятие «мирового устройства» не норма международных отношений, а наша приверженность этой идее – привычка к хорошему (но преходящему), уникальной упорядоченности второй половины ХХ века. Нет, потому что сотрудничество неизбежно понадобится для оптимизации ответов на всеобъемлющие и наднациональные вызовы, находящиеся заведомо вне контроля отдельных государств. Но сотрудничать будут те, кто выдержит нынешний стресс-тест, каждый отдельно.
