02.12.2019
Глобальный импичмент
Колонка редактора
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 

AUTHOR IDs

SPIN RSCI: 4139-3941
ORCID: 0000-0003-1364-4094
ResearcherID: N-3527-2016
Scopus AuthorID: 24481505000

Контакты

Тел. +7 (495) 980-7353
[email protected]

Как жить в эпоху, когда люди заявляют сильным мира, что те им — чужие

Английское слово «импичмент», заимствованное в большинство языков мира как название процедуры отстранения от должности и привлечения к ответственности высших должностных лиц, само происходит от позднелатинского impedico — опутать, поймать в ловушку. Любопытная смысловая трансформация, однако. Отрешение от власти — действие резкое, волевое, проявление справедливости. Опутать и поймать в ловушку — из другой оперы. Охота, хитрость, трюк. Манипуляция, наконец. Но ведь действительно: две стороны одной медали. И в политике невозможно понять, где кончается одно, где начинается другое. Особенно сейчас.

Попытки загнать в ловушку Дональда Трампа, доказать, что его действия несовместимы с должностью президента США, стали основным содержанием американской, а в силу доминирующего положения Америки — и мировой, политики в 2019 году. Зима и весна прошли под знаком доклада специального советника Роберта Мюллера, который расследовал подозрения в сговоре Трампа с русскими. Осень и зима — уже украинский сюжет, обвинения в использовании внешней политики для уничтожения конкурентов на выборах. Первая серия закончилась безрезультатно. Вторая, по всей вероятности, дойдет-таки до развязки — суда в Конгрессе. Но инициаторы цели не добьются — шансов на отстранение президента от власти практически нет, поскольку Сенат контролируют республиканцы. Так что спектакль-2019 продолжится уже в 2020 году под названием «избирательная кампания».

Пожалуй, самая любопытная деталь — замеры общественного мнения. Неделю в Палате представителей грохотал фейерверк, когда бывшие сотрудники администрации Трампа фактически подтверждали подозрения демократических обвинителей. Да, президент увязывал оказание военной помощи Украине с расследованием против семейства Байдена. Да, он настойчиво давал понять Зеленскому, что тот должен сделать. Да, украинская политика проводилась, по сути, не Госдепом, а личным адвокатом Трампа Руди Джулиани, который сам опутан деловыми связями с какими-то мутными выходцами с Украины.

Все на уровне устных заявлений и оценочных суждений, но это не мешает максимально тиражировать компромат, заменяя убедительность улик частотой их повторения. Так что в медиа настоящий шторм… Но социологический опрос неумолим — цифры тех, кто поддерживает процедуру импичмента, и тех, кто возражает против него, вообще не изменились. И более 80 процентов американцев заявляют, что не поменяют свое мнение ни при каких условиях и уже уверены, как будут голосовать через год.

Недруги Трампа бескомпромиссны — готовы верить любым обвинениями, потому что «чего еще от этого мерзавца ждать». Но более интересно — сторонникам Трампа, а это сейчас не менее 80 процентов Республиканской партии, вообще все равно, что о нем говорят противники. Они просто игнорируют нападки, заведомо считая их политизированной клеветой коррумпированного истеблишмента. «Наш», мол, может, и не ангел, но хоть откровенный и про народ вспоминает, а атакуют его лживые аристократы, которым на нас плевать. В общем, пока демократы пытаются довести до конца импичмент президенту, сторонники последнего уже объявили импичмент правящему классу как таковому. В связи с утратой доверия…

Америка по понятным причинам в центре мирового внимания, но этот самый «общественный импичмент» — явление повсеместное. Новостные сводки напоминают самые оживленные времена 30-летней или 50-летней давности. Гонконг, Иран, Ирак, Ливан, Египет, Каталония, Франция, Чили, Боливия, Колумбия, Эквадор — это то, что на слуху в последние пару недель. Разные судьбы, разные системы, разные геополитические ориентации, разные причины волнений, но везде одно проявление — люди в достаточно массовом порядке выходят на улицы, когда считают, что власти действуют в собственных, а не в их интересах.Информационная революция XXI века кардинально упростила социально-политические процессы.

Это раньше нужна была структура (может быть, даже тайная организация), ядро, партия, лидер, идея, в конце концов.Сейчас для мобилизации людей хватает почти поголовного присутствия в социальных сетях и убедительного призыва активиста.

Понятно, что выходит лишь какая-то доля пользователей, но и этого хватает для вполне массовых проявлений. Стройной системы лозунгов и требований никто не спрашивает — достаточно появления чувства какой-то несправедливости, и протест воспламеняется. Сходство приемов и форм борьбы в отдаленных друг от друга частях мира навевает многим мысль о том, что у беспорядков есть какой-то общий закулисный постановщик. Но существует и более простое объяснение — в эпоху тотальной прозрачности и всеобщего доступа к информации обмен «лучшими практиками» может происходить и естественным путем.

Вообще, конспирологическое мышление (назовем его «стремлением рационализировать реальность») переживает одновременно и взлет, и кризис. Взлет, потому что информационно-политическая среда действительно предлагает почти небывалые возможности для всяческих манипуляций. Кризис, потому что возможности эти возникают у всех, соответственно вычислить равнодействующую — дело почти безнадежное. А теория заговора без четкого и конкретного заказчика теряет смысл, не окружающую же среду обличать.

Уже не раз приходилось отмечать, в том числе и на страницах «Огонька», что за 30 лет, прошедших после 1989 года, переломного с точки зрения демократизации мира, международная система действительно стала намного более демократичной. Не в том смысле, как это понимали сторонники концепции «конца истории», то есть торжества западной либеральной модели, а буквально — плюрализм, гораздо большее число игроков, которые требуют слова, прямое участие масс в политике. Мир второй половины ХХ века был крайне упорядоченным, идейно-политическая и военная конфронтация сковывала и определяла границы возможного. Вся институциональная система была, по сути, нацелена на поддержание порядка — как международного, так и внутреннего. Понятно, что регулярно случались кризисы. Достаточно вспомнить обострения ядерного противостояния либо региональные стычки, особенным стимулом которых стала массовая деколонизация (это международное), или бунтарский 68-й (внутреннее). Но система оказывалась в состоянии преодолеть кризисы и их последствия без расшатывания основ.

Собственно, финал той прочной системы мы сейчас и переживаем. 1989–1991 годы не разрушили модель, которая возникла после Второй мировой войны, они ее деформировали (исчезновение второго «полюса»), оставив тем не менее надежду на то, что оставшиеся элементы удастся адаптировать к изменившимся обстоятельствам. Не удалось. Прежнее мировое устройство не сменилось чем-то другим, не обрушилось, как бывало в истории, оно осыпается, пользуясь метафорой, использованной в ежегодном Валдайском докладе 2018 года. То есть каркас вроде бы стоит, но конструкции, его составляющие, кренятся и оседают, заставляя постояльцев непрестанно латать прорехи или ставить подпорки.

Помянутый выше «глобальный импичмент» объединяет одно — люди заявляют сильным мира, что те им — чужие. Эта программа не позитивная, но весьма действенная. И отмахнуться от нее в эпоху всемирной демократизации не получится. Поэтому даже в самых жестких и авторитарных системах управления огромное внимание уделяется сегодня вопросу обратной связи, необходимости понимать, что волнует людей. Старое доброе подавление если и работает, то на совсем короткие дистанции. А вообще приходится как-то откликаться на запросы — либо конкретными действиями, либо хотя бы их умелой имитацией. Но имитация тоже довольно быстро становится явной.

Социально-политическая активность, вызванная, повторимся, различными причинами в каждом конкретном случае, имеет совокупное и направленное воздействие на мировую систему в целом. Направление — отход от глобализации.

Дело не в какой-то особенной ксенофобии или национализме масс. Логика последних 30 лет строилась на предположении, что ответ на главные вопросы — в глобализации. А это означало, что управление уходило все дальше от «почвы» в «облако». И власти конкретных государств были вынуждены тянуться туда же (то есть увеличивать реальную дистанцию от своих избирателей) по объективным причинам — важные для стран решения все больше зависели от наднациональных факторов. Но это же вызывало и быстро усугублявшееся раздражение низов, их отчуждение от правящего класса. Общественные сдвиги, экономические неурядицы и социальные сети превратили глухое недовольство во вполне прикладной заряд активности. И вот уже властям предержащим приходится оборачиваться назад к своим избирателям, потому что какими бы семимильными шагами ни шагала глобализация, легитимность любое начальство может почерпнуть только у себя дома.

О том, что либеральная глобализация закончилась и подули совсем другие ветры, говорят уже несколько лет. Причин тому много, прежде всего изменение баланса сил и экономического влияния в мире, быстрый рост стран, которым полагалось быть не основными, а лишь побочными бенефициарами глобального развития. Но настроения людей сильно катализируют «возвращение домой» элит, которые было уже нацелились на долгое путешествие в эмпиреи.

Трамп с его лозунгом «Америка прежде всего» не придумал тренд на всеобщий эгоизм, а выразил то, что витало в воздухе. Отсюда непреклонность его сторонников.

И ненависть противников, которые полагают возможным вернуться к либеральным принципам, если убрать проклятого глашатая. И на дебатах кандидатов от Демократической партии главный аргумент, который твердит каждый: я могу победить Трампа. Программы и идеи отходят в тень, хотя явно назрел серьезный идеологический спор о путях решения социальных проблем (не случайно так усилилось крайне левое крыло демократов). Но пока в центре вопрос о власти. В принципе, логично.

«Глобальный импичмент», в отличие от импичмента конкретного главы государства, не может не состояться. Масштаб перемен в обществах, государствах, природе, технологиях таков, что по-старому уже не будет, даже если процесс смены управленческих моделей где-то удастся затормозить. Осыпание мира продолжится. Главный вопрос в том, как будет происходить эта смена. При всей смехотворности, карикатурности, а зачастую и откровенном уродстве политической борьбы в Соединенных Штатах или Великобритании (сага по имени «Брексит» стала еще одним символом года) политические институты там работают. И выполняют главную для переломных моментов функцию — амортизацию рисков. В Соединенном Королевстве, кажется, даже и выполнили — театр абсурда, который разыгрывали Вестминстер и Даунинг-стрит на протяжении многих-многих месяцев, судя по всему, приведет-таки к относительно щадящему выходу из ЕС. Конечно, самое важное станет понятно потом — удастся ли следующим лидерам преодолеть глубокий раскол в обществах, который сегодня вопиющ в обоих флагманах англосаксонского мира. Но политические системы, пожалуй, скорее выдерживают этот тест, несмотря на чудовищные издержки.

Подобные тесты предстоят всем, хотя формы и сюжеты будут другими. И каждой нации придется искать свой ответ на вопрос, насколько она вынослива и устойчива перед лицом неизбежных потрясений.

Журнал «Огонёк»